Слав. *skotъ (ст.-слав. скотъ κτῆνος, ζῷον, болг. скот ‛скот’, с.-хорв. ско̏т, словен. skòt ‛детеныш животного, приплод’; др.-чеш. skót, чеш. skot ‛крупный рогатый скот’, польск. skot, кашуб. skœt, в.-луж., н.-луж. skót, полаб. sküöt; др.-рус. скотъ ‛скот’, ‛имущество’, ‛деньги, подать’, ср. скотьница ‛казна’, рус. скот, скотина, укр. скот, скотина, блр. скаціна) до сих пор удовлетворительно не разъяснено, хотя недостатка в предлагавшихся толкованиях его происхождения нет. В своей книге, посвященной генезису славянских названий домашних животных, О. Н. Трубачев, критически подходя ко всем выдвигавшимся этимологиям этого слова (заимствование из германских языков, ср. гот. skatts δηνάριον, μνᾶ, др.-исл. skattr ‛налог’, др.-сакс. skat ‛монета’, ‛состояние’, совр. нем. Schatz ‛сокровище’, — наиболее популярная этимологическая версия; skotъ : щетина, по Г. А. Ильинскому; skotъ < *skok-to, ср. skakati, по М. Рудницкому; sъkotъ ‛приплод, выводок’ : kotiti sę ‛плодиться’, по В. В. Мартынову[1]), ничего им в противовес не предлагает и считает этимологию слав. *skotъ «неясной»[2].
Однако, на наш взгляд, одно из перечисленных объяснений этого слова, а именно версия, согласно которой *skotъ этимологически возводится к *kotiti (sę), заслуживает более пристального внимания. Возможность такой этимологизации в значительной степени заслоняется интересом к устойчивым семасиологическим эволюциям классического типа ‛скот’ ⇄ ‛имущество’, ‛скот’ ⇄ ‛деньги’, широко представленным во многих языках, в том числе и славянских[3], однако модель образования названий скота от наименований имущества, товара, денег является, разумеется, не единственно вероятной.
Связь существительного *skotъ с глаголом *kotiti (sę) предполагал еще П. Шафарик[4]. В. В. Мартынова это слово занимает прежде всего с точки зрения славяно-германских языковых взаимоотношений и рассматривается им как пример лексического заимствования из славянского в германский («со средней относительной надежностью»). В объяснении формального облика исконнославянского, по Мартынову, слова *skotъ есть известная непоследовательность: s‑ в начале слова интерпретируется то как рефлекс т. н. «подвижного s» в индоевропейском[5], то как результат девокализации префикса sъ‑ (*sъ-kotъ ‛род (о животных), приплод’), где ‑ъ‑ утрачен, по логике В. В. Мартынова, еще в праславянском: «праслав. (!) skotъ могло возникнуть из первичного *sъkotъ»[6]. Более правдоподобным является, по нашему мнению, первое предположение. В. В. Мартынов привлекает в качестве соответствий к славянской форме др.-греч. κτάομαι ‛наживать, приживать, порождать’, κτῆμα ‛нажитое имущество, богатство’, κτῆνος ‛скот, имущество’, последнее из которых «следует рассматривать как образование на ‑no-s с долгой огласовкой суффикса и нулевой — корня (< *(s)kt-ēn-os)»[7].
Основанием для сближения *skotъ и *kotiti (sę) ‛плодиться, приносить потомство’ служат формы с.-хорв. ско̏тна ‛беременная’ (скотна крава, скотна овца), ско̏тница ‛беременное животное’[8], ско̏т, словен. skòt ‛детеныш животного, приплод’, рус. диал. скотная коза ‛суягная’[9]; ср. глагольные и производные от них формы, не отражающие начального s‑: рус. котиться ‛рожать детенышей (о кошках[10], куницах, хорьках, зайцах, овцах, козах)’, укр. котитися, кітна (*котьна) ‛беременная (о животных)’, обкіт ‛окот (овец)’, болг. котя се ‛котиться’, котило ‛место окота’, ‛окот, потомство’, с.-хорв. (о)ко̀ти̑м, ко̀тити се ‛щениться, котиться, рожать (о животных)’, котило ‛место окота’, ко̑т, род. п. ко̏та ‛выводок птенцов’, словен. kotiti ‛котиться’, kòt ‛выводок, приплод’, чеш. kotiti se ‛котиться’, польск. kocić się ‛котиться, ягниться и т. д.’, kotna ‛беременная, суягная’, wykot ‛окот’, в.-луж. kócić so, kóćować ‛забеременеть’ и др. (Словарь М. Фасмера, откуда приводится данная сводка славянских форм, допускает не предусмотренную автором возможность этимологического отождествления слов скот и котиться: отрицая эту связь и признавая *skotъ германизмом, Фасмер тем не менее словен. skòt, род. п. skóta ‛приплод’ включает в обе указанные словарные статьи).
С точки зрения семантики возведение названия скота к глаголу со значением ‛рождать, плодиться’ вполне оправдано. Более того, оно поддерживается целым рядом типологических параллелей. Тюрк. tovar, tuvar, tavar ‛скот’ и проч.[11] восходит к *toγ‑, *tuγ‑ ‛родить, родиться’, ‛ягниться’. Особо заслуживают внимания в этой связи такие значения, отмечаемые у форм, отражающих тюркскую основу *toγ‑, как ‛молодняк скота’ (в каракалпакском), ‛теленок’, ‛молодое животное вообще’ (в калмыцком — из тюркских). В языке барабинских татар отмечается слово йеник ‛животное’, связанное с общетюрк. enik ‛детеныш, молодое животное’ (значения соответствий в других тюркских языках: ‛детеныш животных и зверей’, ‛молодое животное’, ‛щенок’, ‛ребенок, младенец’, ‛выкидыш’, подзывное слово для собак и др.), производным от глагольной основы en‑ ‛рожать’ (в словам Махмуда Кашгарского — только о женщине)[12]. К и.-е. *per‑ ‛родить’ возводятся греч. πόρις, πόρταξ ‛теленок, телка’, др.-инд. pr̥thuka ‛вол, теленок, детеныш’, арм. ortʽ (hortʽ) ‛теленок’, чеш. spratek, zpratek ‛преждевременно родившийся детеныш животного’[13], ср. рус. выпор(о)ток, и др. Ностратический корень *Ḳanʌ ‛рождать(ся)’ отразился в и.-е. *ken‑ ‛рождаться, молодой’, откуда далее (с «подвижным s») ст.-слав. štenę ‛щенок, детеныш животного’ и под., арм. skund ‛щенок’, и в дравидийском *kan‑ с продолжениями в значениях ‛молодой детеныш’, ‛теленок’, ‛ягненок’, ‛ягниться’, ‛младенец, сын’ и др.[14]
Таким образом, вырисовывается путь семантического развития ‛рожать, плодиться’ → ‛детеныш’ → ‛молодое животное’ → ‛животное’ → ‛скот’, с возможными побочными ответвлениями от различных звеньев этой семантической цепи (в частности, ‛детеныш животного; молодое животное’ → ‛детеныш животного определенного вида’ : ‛ягненок’, ‛теленок’, ‛щенок’).
Возможность семантического перехода ‛приплод, потомство’ → ‛скот’ у слав. *skotъ подтверждается хотя бы польской параллелью zwierzęta (domowe) ‛домашние животные, скот’, в котором явно присутствует слав. формант ‑ęt‑, оформляющий названия детенышей (ср. рус. зверята). Примечательно, что А. Мейе[15], а вслед за ним О. Н. Трубачев[16], в суффиксе ‑ęd‑ в собирательном наименовании (взрослого) крупного рогатого скота *gov-ęd-o видят аналог форманту ‑ęt‑. Вероятно, ту же семантическую тенденцию, т. е. восхождение названия взрослого животного к названию потомства, можно обнаружить и в наименовании взрослого (некастрированного) самца лошади жеребец, ср. греч. βρέφος ‛плод, новорожденный, ребенок, детеныш’, др.-инд. gárbhas ‛материнское чрево, плод во чреве’, авест. garəva‑ ‛то же’ и.-е. < *gerbh‑/*gu̯erbh‑/*gu̯rebh‑ ‛чрево, утроба’[17].
Рассматриваемую семантическую модель ‛приплод, потомство’ → ‛скот’ допустимо, на наш взгляд, обобщить путем обращения к этимологиям различных индоевропейских названий ‛птицы’. Сделанный в одной из недавних работ О. Н. Трубачева обзор этимологических соответствий к индоевропейским словам призван показать, что «древним значением лексемы ‛птица’ … было ‛детеныш, выкормыш’, а не ‛летун, то, что летает’»[18], ср.: к слав. *pъtica — лат. putus ‛дитя’, др.-инд. putrá‑ ‛сын’, póta‑ ‛детеныш животного’, лит. paũtas ‛яйцо’[19]; к англ. bird — др.-англ. bridd ‛птенец’ (!), англ. breed ‛выращивать’, brood ‛высиживать (яйца)’, нем. brüten то же; к лат. avis — лит. veĩsti ‛плодить(ся), размножаться’, лтш. veist ‛выращивать, размножать’ < и.-е. *u̯ei̯s‑; к греч. ὄρνις — ἔρνος ‛отпрыск, потомок’ и далее ὄρνυμαι, ὄρνυμι ‛начинать(ся), рождать(ся)’. Наименования ‛птицы’, таким образом, могут служить типологической параллелью к модели образования совокупного или отвлеченного от «видовых» характеристик названия для целого «класса» животных (в данном случае этот «класс» описывается как ‛домашние сельскохозяйственные животные’) от названия ‛потомства, приплода, детенышей’.
Сказанное снимает необходимость в апелляции к «первоначальному» значению ‛скот, домашние сельскохозяйственные животные’ у слова skot на южнославянской территории для объяснения генезиса значения ‛скотина (о человеке)’, вопреки соображениям В. Ф. Конновой[20] (значения ‛домашнее животное’ и под. известны в болгарском только книжной и «поэтической» речи, что указывает, как можно предположить, на русское влияние). Использование лексем skot, skotina в качестве бранных слов вполне аналогично употреблению с пейоративными интенциями рус. отродье, с.-хорв. изрод и др. (ср., далее, выродок, изверг, а также семя с необходимыми адъективными определениями), ориентированных в семантическом отношении на понятие ‛потомства’, ‛рожденного’[21].