Мальчик стоял у берега по колени в воде. Вокруг его ног шныряли юркие мальки, а изредка набегавшая волна касалась засученных штанин. Мальчик держал в руках длинное березовое удилище и не сводил глаз с белого поплавка — тонкого гусиного пера.
Поплавок шевельнулся, запрыгал и юркнул под воду. От него мелкой рябью разбежались круги. И когда над водой оставался только едва заметный острый кончик пера, мальчик резко взмахнул удилищем. Леска натянулась, и из воды, в брызгах, показался красноперый окунь. Рыбак снял окуня с крючка и положил в висевшую на боку полевую сумку. Потом он неторопливо нацепил на крючок красного червя, поплевал на него и снова закинул удочку.
— Дима, дядя Илья приехал! — послышалось с берега.
По тропинке к речке, размахивая руками, бежала девочка в коротком белом платье.
— Чего ты орешь, Татьяна, всю рыбу распугаешь, — проворчал мальчик себе под нос.
— Иди скорее, а то он уедет! — кричала девочка.
Хотя жаль было уходить с речки, когда клев только начался, но Диме очень хотелось повидать дядю, и он полез на берег, на ходу сматывая удочку.
Димин дядя, Илья Кузьмич Руднев, или, как его все называли попросту, Кузьмич, редко бывал в Гайнах. Он работал лесничим и жил за семьдесят пять километров отсюда, в лесном поселке Серебрянке. Кузьмич был заядлым охотником и рыболовом, а как он рассказывал о разных охотничьих приключениях, о звериных хитростях, рыбьих повадках — заслушаешься!
— Зашла я к вам, вижу, незнакомый человек, — говорила Таня, шагая рядом с Димой, — усы огромные и с завитушками на концах…
— Гвардейские, — вставил Дима.
— Ага, гвардейские… Сам высокий, у нас в Гайнах, пожалуй, нет ни одного такого высокого человека. Твой отец ему говорит: «Значит, спешишь, Илья…» Я сразу поняла, что это Кузьмич из Серебрянки. А он отвечает: «Жаль, что Димы нет дома». Тогда я говорю: «Я сейчас сбегаю за Димой, он на Желтом плесе окуней ловит». И побежала.
Дима и Таня перешли по мостику через бурлящий на дне оврага быстрый ручей и побежали по спускающейся под горку улице к Димкиному дому. Они остановились только возле крыльца. Дима поставил удочку, снял сумку с плеча, пригладил вихры…
— А брюки? — подсказала Таня.
Дима опустил безнадежно измятые штанины, попробовал разгладить их ладонями, поправил воротник и открыл дверь.
— А вот и Дмитрий Федорович! Ну-ка подойди поближе, племянничек, встретил Кузьмич мальчика. — Да ты скоро меня перерастешь.
Лесничий ласково потрепал Диму по русым, торчащим во все стороны волосам.
— Здравствуй, дядя Илья, ты на сколько дней приехал? А будешь сегодня опять про Серебрянку рассказывать? — спросил Дима.
— Нет, браток, на этот раз не придется нам с тобой договорить, ответил Кузьмич, подкручивая кончики усов. — Рассказать-то есть о чем, да надо ехать. Дело у меня одно важное.
Дима вздохнул: когда еще теперь приедет дядя Илья в Гайны?
— Не расстраивайся, браток, — вдруг сказал дядя, — хочешь, поедем со мной. На рыбалку сходим, про охоту расскажу. А красота у нас какая! Ну как, согласен?
Дима посмотрел на дядю: не шутит ли? Как будто нет.
Мальчик повеселел, но не отвечал ни слова, переводя взгляд с дяди на отца, развертывавшего у окна свежую газету. Дядя догадался, в чем дело: «Я-то, конечно, согласен, — говорили красноречивые взгляды племянника, — а вот отпустит ли отец…»
— Федор, — окликнул Кузьмич брата, — я хочу твоего сына к себе забрать. Как ты на это смотришь?
— Диму в гости? — переспросил отец и замолчал, раздумывая.
Он медленно, так медленно, что у Димы дыхание перехватило от нетерпения, свернул газету, положил на подоконник и лишь тогда заговорил снова:
— Что ж, пусть посмотрит ваши места. А то по географии получил четверку. Поездит — может быть, будет географию лучше знать, — улыбнулся отец.
У Димы радостно заблестели глаза:
— Дядя Илья, ты на моторке приехал?
— Да, на моторке.
Таня, молчаливо стоявшая в стороне, подошла к Диме сзади и легонько дернула его за рубашку. Дима понял, что ей тоже хочется в Серебрянку и она просит замолвить за нее словечко перед дядей.
— Ну куда тебе! — зашептал через плечо Дима. — Устанешь, заноешь: «К маме хочу…»
— Я не устану, — горячо зашептала в ответ девочка. — Помнишь, как на Черное ходили? Ведь тоже не близко…
— Вы о чем там шепчетесь? — спросил Кузьмич.
— Мы в одном классе с Таней учимся… — уклончиво ответил Дима дяде.
— Ну и что же? Она тоже хочет в Серебрянку?
— Ага…
— Можно и Таню взять, места в лодке хватит, — ответил дядя. — Так!
— Так! — хором ответили Дима и Таня.
— Тогда собирайтесь. Я сейчас схожу в контору лесхоза, а через два-три часа отчаливаем.
— На, путешественник, — сказал отец и, вынув из стола коробочку, подал ее Диме. — Очень нужная вещь в путешествиях.
Отец и Кузьмич вышли во двор. Через окно доносился их разговор.
— Ты, Илья, лучше меня знаешь окрестные леса, — говорил отец. Леспромхозу дали план по лесу для авиафанеры. Надо найти хороший бор и ставить там новый поселок. Только нет у нас нигде поблизости такого леса…
— Поблизости не найдешь, — ответил лесничий. — По-моему, подходящий лес должен быть где-нибудь в наших местах, возле Адова. Там нужно искать…
Отец с Кузьмичом скрылись за калиткой, и ребята не слышали их дальнейшего разговора.
— Дима, а что в коробочке? — спросила Таня.
— Не знаю.
— Тогда открывай скорей!
Дима открыл коробочку; в ней был новенький черный компас.
— Компас! — с восторгом воскликнул Дима. — С ним в любую глушь зайдешь и никогда не заблудишься!
Но медлить было некогда, нужно собираться. Дима вырвал из тетрадки чистый лист, отточил карандаш и стал записывать, что нужно взять с собой. Путешествие — не игра, тут необходимо все предусмотреть и ничего не забыть.
Прежде всего — ружье. Вот оно висит над Диминой кроватью, новенькое, блестящее. Отец подарил его Диме в прошлом году, и Дима только три раза ходил с ним прошлой осенью за Каму охотиться на уток.
В углу стоит бамбуковый спиннинг с алюминиевой катушкой. Его Дима сам сделал в школьной мастерской. Спиннинг тоже не мешает взять.
Потом в список попали компас, вещевой мешок, топорик, котелок, кружка и другие нужные в походе вещи.
— Плохо, что фотоаппарата у нас нет, — с сожалением вздохнула Таня. Какие бы мы снимки интересные сделали в Серебрянке!
— Это верно… — Дима почесал затылок. — Фотоаппарат нам необходим как воздух или, скажем, как ружье. Что же делать?
— У Афони-Профессора есть аппарат, — напомнила Таня.
— Правильно! Позовем с собой Афоню.
— А Кузьмич возьмет троих? — с сомнением спросила Таня. — И Афоня, может быть, не поедет…
— Дядя возьмет, — уверенно сказал Дима. — А Профессор не дурак, чтобы от своего счастья отказываться.
Дима подошел к отцовскому столу, покрутил ручку телефона, снял трубку.
— Алло! Мне квартиру диспетчера Лежнева.
Отец Афони диспетчер леспромхоза, а сам Афоня учится в одном классе с Димой и Таней. Он толстый, круглолицый, ходит медленно, говорит не спеша, к тому же носит очки. Кто-то из ребят прозвал его в четвертом классе Профессором, и с тех пор это прозвище прилипло к нему, как муха к меду.
— Соединяю с квартирой диспетчера, — ответила телефонистка.
— Алло!
Дима узнал по голосу Афоню:
— Афоня, здравствуй! Это я, Дима. Мы уезжаем через три часа.
— Кто уезжает? Куда?
— Мы, то есть я с Таней и дядей Ильей Кузьмичом. В Серебрянку.
— Доброго пути.
— Поедем с нами. Знаешь, какие снимки хорошие сделаешь!
Афоня не отвечал. Но Дима не клал трубку.
— Что он говорит? Не хочет ехать? Да? — спрашивала Таня.
— Молчит. Думает.
Наконец Дима снова услышал Афонин голос.
— Алло! Я согласен. Думаю, что такая поездка будет для меня полезна.
— Тогда дуй сейчас же ко мне на велосипеде.
Дима положил трубку.
— Профессор согласен, — сказал Дима. — Теперь пойдем спросим у твоей матери. Ведь она тебя не отпустит.
Таня жила через двор от Димы.
Когда ребята вошли в дом, Марфа Гавриловна, мать Тани, варила обед. С тряпкой в руке она стояла перед примусом. Из белой кастрюли кудрявыми струйками вырывался к потолку белый пар. Вкусно пахло луковым супом.
Таня кивнула Диме: начинай, мол, сразу.
— Тетя Марфа, мы к вам по делу, — несмело заговорил Дима.
— Небось опять надумали куда ехать? — вытирая мокрые руки о фартук, совсем нестрого сказала Марфа Гавриловна. — То на Черное озеро, то в колхоз, то на лесоучасток… Прямо непоседы какие-то.
«Как она догадалась, что мы собираемся ехать?» — удивился Дима и молчал, не зная, что ответить.
— Мы с Ильей Кузьмичом в Серебрянку, — вступила в разговор Таня. — На моторке. Пусти, мама…
— Туда на лодке, а оттуда пешком, — уже строже сказала Марфа Гавриловна, снимая с примуса кастрюлю. — Неблизкий свет, все ноги обобьете, пока дошагаете.
— Оттуда тоже на моторке или на катере, — неуверенно ответил Дима.
— Ну вот что, садитесь, пообедаем, а потом поговорим.
Марфа Гавриловна поставила на стол три тарелки, положила три ложки.
— Тетя Марфа, я уже обедал сегодня… — начал было отказываться Дима.
Но Таня быстро толкнула его в бок и зашептала на ухо:
— Садись. Мама не любит, когда отказываются.
Все сели за стол.
Опасения, что Марфа Гавриловна не пустит Таню, оказались напрасными. Она только строго-настрого наказала ей и Диме не зевать по сторонам, быть осторожными, велела Тане купить бинт, йод и другие медикаменты.
Вскоре прикатил на велосипеде Афоня:
— Едете?
— Едем, — ответил Дима. — Меня отец уже отпустил, Таню мать тоже.
— А моих родителей нет дома… Как же быть? — растерянно поглядел на ребят Афоня.
— Да-а… Как же быть? — повторил Дима.
— Придумал! — хлопнул себя по лбу Афоня. — Я им оставлю записку.
— Молодец, Профессор!
Афоня тут же написал записку: «Дорогие папа и мама! Я с ребятами и дядей Кузьмичом отправился в путешествие в Серебрянку. Обо мне не беспокойтесь. Афоня».
Афоня вскочил на велосипед и поехал за фотоаппаратом.
Когда Илья Кузьмич вернулся из конторы, ребята ждали его уже у крыльца, готовые к отплытию, в дорожной одежде и с рюкзаками за спиной.
— О-о, брат ты мой, да тут целая экспедиция! — воскликнул Илья Кузьмич. — Значит, все в порядке?
— Так точно! — отрапортовал Дима, вытянувшись по стойке «смирно». Экспедиция собралась в полном составе: начальник экспедиции — Дмитрий Руднев, медсестра и повар — Татьяна Зорина, фотокорреспондент — Афанасий Лежнев.
— Ну, раз фотокорреспондент, — ладно. Пошли на корабль.
— А как называется наш корабль? — спросила Таня.
Илья Кузьмич задумался.
— Назовем «Павка Корчагин», — предложил Дима.
— Правильно, — одобрил Илья Кузьмич. — Ну, корчагинцы, в путь!
Ребята сложили все свои вещи в носу лодки, уселись сами, и Кузьмич оттолкнулся веслом от берега.
Заработал мотор, и лодка сначала медленно, а потом быстрее и быстрее поплыла против течения, разрезая носом воду и оставляя за собой две длинные волны, с плеском набегающие на берега.
С каждой минутой Гайны уходили все дальше.
Уже совсем скрылись в зелени темные стены старых домов и сарайчиков, и только несколько новых срубов долго светились ярко-желтыми бревнами. Позади остался Желтый плес, где ребятам известен каждый камень, каждая ямка на дне. Поворот — и село пропало за лесом.
А потом пошли уже незнакомые места.
Навстречу плыли то высокие и обрывистые берега, то пологие и низкие, то покрытые коричневато-желтым песком, то заросшие высокой травой и густым ивняком. Прямые, как свечи, сосны, темные высокие ели вперемежку с кудрявыми березами и осинами сплошной зеленой стеной подступали к воде. То тут, то там, растопырив сучья и словно застыв в испуге, с обрывистых берегов свисали над рекой деревья.
