— Задавайте мне вопросы.
Бенджамин Сполдинг двенадцати лет от роду держал речь. Мальчишки, рассыпавшись по лужайке вокруг него, и глазом не моргнули, ухом не повели, даже хвостом не вильнули. Собаки, вперемешку с детьми, тоже не шелохнулись, только одна из них зевнула.
— Ну же, кто-нибудь, — настаивал Бенджамин, — спросите меня.
Может, созерцание неба настроило его на такой лад. Необъятные фигуры, диковинные звери в вышине плыли чёрт-знает-куда из бог-весть-какой эпохи. Может, ворчание грома за горизонтом, буря, которая намеревалась нагрянуть, были тому причиной. А может, это заставило его вспомнить тени в музее Филда, где Стародавние времена шевелились, как эти самые тени, виденные им на утреннем сеансе в прошлую субботу, когда повторно крутили «Затерянный мир», монстры падали с утёсов и мальчишки прекращали беготню между рядов и вопили от страха и восторга. Может быть…
— Ладно, — сказал один из мальчишек, не открывая глаз, погрязший в скуке настолько, что даже зевать не хотелось. — Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
— Динозавром, — ответил Бенджамин Сполдинг.
И, словно дожидаясь этих слов, на горизонте грянул гром.
У мальчишек распахнулись глаза.
— Кем-кем?!!
— Да, ну а кроме динозавра?..
— Не стоит размениваться ни на что другое.
Он взглянул на колоссальные туши туч, которые надвигались, чтобы пожрать друг друга. Над землёй вышагивали гигантские ножищи молний.
— Динозавр… — прошептал Бенджамин.
— Сматываемся!
Какая-то собачка пустилась наутёк, а за ней мальчишки:
— Динозавры? — фыркали они. — Хм! Динозавры!
Бенджамин вскочил, потрясая кулаком.
— Чем вы захотите, тем вы и станете, а я останусь самим собой.
Но их уже и след простыл. Только одна собачка осталась. И то у неё был нервический жалкий вид.
— Ну и чёрт с ними. Пошли, Рекс, поедим.
И тут пожаловал дождь. Рекс удрал. Бенджамин остался, горделиво озираясь по сторонам, с высоко поднятой головой, не обращая внимания на ливень. Затем величавый маленький человек, в одиночестве, насквозь промокший и чудной, прошествовал по лужайке.
Гром отворил для него дверь. Гром захлопнул её вслед за ним.
Про дедушку можно было по праву сказать, что он сам себя вылепил. Загвоздка в том, любил повторять дед, разделывая цыплёнка и отрезая ломоть яблочного пирога перед отправкой в рот, что он так и не решил, чему себя посвятить.
Так вот и вёл он беспорядочную жизнь — инженера-железнодорожника, с которой вскоре было покончено, ради должности городского библиотекаря, с которой вскоре было покончено, ради того, чтобы избираться мэром, с чем он вскоре покончил, даже не вступив в должность. В настоящее время он на полной ставке заведовал печатней и давильней для вина из одуванчиков назло Сухому закону в подвальчике бабушкиного доходного дома. Когда он не был в печатне и давильне, он рыскал по огромной библиотеке, которая вышла из берегов и затопила гостиную, коридоры, шкафы и все спальни, верхние и нижние. Его многочисленные хобби включали коллекционирование бабочек, пойманных и хранившихся на решётках автомобильных радиаторов, террор по отношению к цветам в саду, которые не слушались его рук, и наблюдение за внуком.
В данный момент сие наблюдение было похоже на покупку билета для вулкана.
Вулкан бездействовал, восседая за полуденным столом. Дедушка, чуя скрытое извержение, вытер салфеткой рот и сказал:
— Что сегодня нового в большом внешнем мире? Низвергался ли ты в последнее время с какой-нибудь флоры? Какая фауна, я хочу сказать, бешеные пчёлы, загнали тебя домой?
Бенджамин сомневался. Постояльцы прибывали как каннибалы, а уходили как христиане. Он ждал прихода новых каннибалов, чтобы приступить к пережёвыванию пищи. И, наконец, сказал:
— Нашёл себе дело всей жизни.
Дедушка присвистнул.
— Как называется?
Бенджамин назвал.
— Ну и ну.
Дедушка, чтобы выиграть время, отрезал себе ещё ломтик пирога.
— Хорошо, что ты сделал свой выбор уже в таком раннем возрасте. Но где этому можно научиться?
— Деда, у тебя же есть книги в библиотеке.
— Несметное множество. — Дедушка ковырялся в корочке пирога. — Но я что-то не припомню у себя книг-самоучителей юрского или мелового периода, когда убийство было обычным делом и никто особенно не возражал…
— Деда, у тебя в подвале мириады журналов. И с половину этого на чердаке.
Бенджамин переворачивал блинчики, словно книжные страницы, разглядывая чудеса света.
— Мне нужны девятьсот девяносто картинок про допотопные времена и живность, которая тогда обитала!
Оказавшись в западне своей собственной привычки ничего не выбрасывать, дедушка только и смог промолвить:
— Бенджамин…
Он потупил взор. Родители мальчика пропали в бурю на озере, когда ему было десять. Ни их, ни их лодку так и не нашли. С тех самых пор всевозможная родня ходила на берег озера в поисках вопящего у кромки воды Бенджамина, который кричал: куда все подевались и почему они не вернулись домой? Но в последнее время он всё реже появлялся у озера и всё чаще бывал здесь, в доходном доме. А теперь (дедушка нахмурился) и в библиотеке.
— Не просто каким-то там динозавром, — перебил его Бенджамин. — Я собираюсь стать самым лучшим.
— Бронтозавром? — предположил дедушка. — Они симпатяги.
— Нет!
— Аллозавром. Давай аллозавром. Они изящные, словно на пуантах. Ах, как они семенят на цыпочках…
— Нет!
— Как насчёт птеродактиля? — дед вошёл в раж и подался вперёд. — Высоко летает, смахивает на парящие машины, нарисованные Леонардо, ну, ты знаешь, да Винчи.
— Птеродактили, — призадумался Бенджамин, кивая, — почти первый номер.
— А кто первый?
— Рекс, — прошептал мальчик.
Дедушка огляделся по сторонам:
— Ты подзываешь собаку?
— Рекс, — Бенджамин зажмурился и назвал полное имя. — Тираннозавр рекс!
— Вот это да! — сказал дедушка. — Знакомое имечко. Царь над ними над всеми.
Бенджамин заблудился во времени, мгле и непролазных болотах затхлой воды.
— Царь над ними над всеми, — прошептал он.
Вдруг он широко раскрыл глаза.
— Есть идеи, деда?
Старик отпрянул от этого чистого пронзительного взгляда.
— Нет. Гм… дай потом знать, что ты нашёл. В своих изысканиях…
— Да!
Приняв это как знак одобрения, Бенджамин вскочил со стула, метнулся к двери, встал как вкопанный и обернулся.
— А кроме библиотеки, куда ещё можно податься?
— Податься?
— Пожарные тренируются в пожарной части. Машинисты учатся водить локомотивы в депо. Врачи…
— А куда податься мальчику, — сказал дедушка, — чтобы с отличием сдать экзамен на ящера первого класса?
— Вот именно!
— Пожалуй, в музей Филда, где выставлены груды костей из чердачного этажа Господа Бога. Динозавр-колледж. Ни дать ни взять! Вот куда мы пойдём!
— Деда, вот здорово! Спасибо тебе. Будем носиться как угорелые и улюлюкать!
И — бац! Хлопнула дверь на улицу. Мальчугана как ветром сдуло.
— Будем, будем, это уж как пить дать, Бенджамин.
Дедушка налил сиропу, всматриваясь в золотистые блики и раздумывая, как охладить пыл пламенного мальчишки.
Пожаловал огромный неистовый зверь. Их забрал большущий безудержный монстр. То есть поезд. До Чикаго. И Бенджамин с дедом оказались в брюхе чудовища, так сказать. Что-то крича друг другу и улыбаясь.
— Чикаго! — выкрикнул проводник.
— А почему он не сказал про музей Филда?! — нахмурился Бенджамин.
— Я тебе скажу, — откликнулся дед.
И спустя несколько минут:
— Вот он!
Они вступили под сень фресок, на которых одни твари угрожали разинутой пастью другим тварям так, что захватывало дух. Рука об руку, они дивились тому, сколько плоти кануло в небытие, изумлённо таращили глаза на вызволенные из недр земли и заново собранные скелеты. Любопытство одного шагало бок о бок с любопытством другого. Восторги юного вызывали давно забытую восторженность у пожилого.
— Посмотри, дедушка. Ты видел здесь хоть кого-нибудь из Грин-тауна?
— Только ты да я, Бенджамин.
— Единственные из наших, кого я помню, — мальчик перешёл на шёпот, — это мама и папа…
Во избежание сантиментов, дедушка быстро перехватил инициативу:
— Уж им-то здесь наверняка нравилось, сынок. А вот, посмотри-ка сюда!
Они зашагали дальше, изумлённые, потрясённые, ошеломлённые жемчужиной в коллекции кошмаров, запечатлённых Чарльзом Р. Найтом[1].
— Он — поэт с кистью, — сказал дедушка, балансируя на краю Большого каньона Времени. — Шекспир фресковой живописи. А ну-ка, Бенджамин, где тот большой пёс Рекс, о котором ты так мечтаешь?
— Этот небоскрёб и есть он?!
Над ними вздымалась колоссальная фигура. Они вприглядку подбирали неслышные мелодии на длинном ожерелье-ксилофоне из костей.
— Лестницу бы сюда.
— Чтобы вскарабкаться по ней, словно безумный дантист, и попросить пошире открыть ротик?
— Деда, он что, ухмыляется?
— Как моя тёща на нашей свадьбе. Хочешь, посажу тебя на плечи, Бен?
— А можно?
У дедушки на плечах Бенджамин, затаив дыхание, прикоснулся к… древней Улыбке.
Потом, словно что-то было неладно, притронулся к своим губам, дёснам и зубам.
— Засунь голову в пасть, сынок, — предложил дед, — посмотрим, откусит или нет.
Шли недели, бежало лето, росли стопки книг. В комнате Бенджамина расстилались наброски — чертежи костей, стоматологические карты юрского и мелового периодов.
— Сюда бы ещё «Отче Наш», — задумчиво сказал дедушка. — А это что такое?
— Убийственные картины мистера Найта, который зрит сквозь время и зарисовывает увиденное!
И тут в окно верхнего этажа ударился камушек.
— Эй! — кричали снизу голоса. — Бен!
Бен подошёл к окну, поднял его и прокричал сквозь сетку:
— Чего надо?
Это оказался один из мальчишек с лужайки.
— Где ты пропадаешь неделями, Бен? Пойдём купаться.
— Больно нужно, — ответил Бен.
— Потом пойдём к Джиму делать мороженое.
— Больно нужно! — Бен захлопнул окно и, обернувшись, увидел изумлённого деда.
— Я думал, банановое мороженое сводит тебя с ума, — сказал старик. — Сколько недель ты сидишь взаперти. Бог тебе в помощь.
Дедушка пошарил в карманах, отложил какие-то бумаги и отыскал объявление.
— Я знаю, что с тобой делать. Читай!
ВОСКРЕСНАЯ ПРОПОВЕДЬ. ПЕРВАЯ БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ.
В 10:00. У НАС В ГОСТЯХ ПРОПОВЕДНИК ЭЛСВОРТ КЛЮ.
ПРОПОВЕДЬ «ГОДЫ ДО АДАМА, ВРЕМЕНА ДО ЕВЫ»
— Ух ты! — воскликнул Бенджамин. — Это то, что я думаю? Мы можем пойти?
— Вот твоя шляпа. Куда торопиться! — сказал дед.
Так как день был не воскресный, ожидание тянулось долго. Но рано утром в воскресенье Бен потащил деда в Первую баптистскую церковь.
А там, конечно же, Укротитель страшилищ преподобный Клю сдобрил свою проповедь бегемотами, охотился на китов, вылавливал левиафанов, изучал бездны и под конец пригнал громыхающее стадо, если не динозавров, то их ближайшую родню, изрыгающую серу! И все они ждут не дождутся в своих огнедышащих ямах, когда к ним на восхитительную раскалённую жаровню посыплются христианские мальчики.
Во всяком случае, так показалось Бенджамину, который смирно просидел первый в своей жизни церковный час. Глаза у него не слипались, рот не зевал.
Преподобный Клю, заметив лучезарную улыбку и горящие глаза мальчика, иногда поглядывал на него по мере того, как отслеживал генеалогию зверья с Люцифером — чёрным пастухом во главе своры.
После полудня выпущенные из Бестиария прихожане ещё дымились от головокружительного катания по Аду. Они неуверенно переступали с ноги на ногу и щурились на солнце после того, как узнали о допотопных мясорубках больше, чем хотелось. Все, кроме Бенджамина, который открыл для себя преподобного, оглушённого собственным красноречием, и орудовал рукой как рукояткой насоса в надежде, что из уст божьего человека хлынет новая порция звериных чудес.
— Преподобный отец, чудища! Вот здорово!
— Всё же не нужно ставить свечки чудовищам как людям, — молвил преподобный, старясь не сбить проповедь с пути истинного.
Бенджамин не сдавался.
— Мне понравились ваши слова про исполнение желаний. Это правда?
Преподобный чуть не вздрогнул от мальчишечьего взгляда, пылающего, как сигнальная ракета.
— Что именно?..
— Ну, если кому-то ужасно хочется, чтобы что-то произошло, то оно происходит? — пояснил Бенджамин.
— Если, — встрял дед, чтобы спасти преподобного от своего отпрыска, — если ты жертвуешь бедным, правильно молишься, аккуратно делаешь уроки, убираешь свою комнату…
На этом воображение деда иссякло.
— И так хватает, — сказал Бенджамин, переводя взгляд с деда-утёса на пригорок-преподобного Клю. — А что надо делать в первую очередь?
— Господь пробуждает нас каждый день, чтобы мы делали свою работу, сынок. Я выполняю свою работу — священническую. Ты — свою — мальчишескую — быть готовым желать и становиться!
— Желать и становиться! — возликовал Бенджамин, зардевшись. — Желать и становиться!
— После исполнения повседневных обязанностей, сынок, после обязанностей.
Но Бенджамин, воодушевлённый, сорвался с места, замер, вернулся, ничего не слыша.
— Преподобный отец, ведь этих чудовищ создал Бог?
— Да, сынок, Он их создал.
— А вы спрашивали себя, зачем?
Дед положил руку на плечо Бенджамину, но Бен не почувствовал.
— Зачем Богу понадобилось сначала создавать динозавров, а потом от них избавляться?
— Неисповедимы пути Господни…
— По мне так слишком уж неисповедимы, — сказал Бен, невзирая на лица. — Кому бы помешало, если бы у нас в Грин-тауне, штат Иллинойс, завёлся свой собственный динозавр, который вернулся обратно и никогда не вымирал? Кости — это, конечно, круто. Но всамделишный! Вот была бы красота!
