Одноактная пьеса
Действующие лица:
Он, 39 лет — преподаватель
Она, 23 года — студентка
Официант и статисты его и её поколения.
Место действия довольно относительное. В первом эпизоде это аудитория с кафедрой, потом кафедра убирается и помещение преобразуется в зал ресторана в небольшом провинциальном вокзале, потом в небольшую жилую кухню с умывальником, плитой и убогой мебелью.
Между эпизодами в жилой кухне действие происходит в абстрактном помещении, которую на две части разделяет стеклянная стена.
Он стоит за кафедрой в середине помещения. За его спиной несколько людей его поколения — длинноволосый мужчина, у которого на груди «прикреплен» младенец. На спине рюкзак. У женщины тоже рюкзак. Мужчина подает ленту женщине и становится на колени, чтобы женщина его легче достала и смогла завязать ленту у него на голове (он намного выше ее). Когда женщина это сделала, он поправляет ленту у нее на лбу, тогда вынимает из кармана губную гармошку и начинает играть что-то вроде колыбельной спящему младенцу и они, взявшись за руки, уходят со сцены.
Перед ним кучка молодых, Она к нему ближе всех.
Он: На этом я сегодня заканчиваю.
Он снимает свои записки с кафедры, кладет их в сумку, вешает сумку на плечо и собирается уходить.
Она: Вы пойдете в сторону центра?
Он: Да, но мы же условились говорить друг другу «ты».
Она: Тогда мы можем чуть-чуть пройтись в месте.
Он: Согласен. Ужасно хочется есть. И так всегда.
Они смеются.
Она: Здесь на углу можно купить французскую булку. Горячую ее можно кушать без ничего.
Он: Неплохая идея!
Они уходят в левую сторону сцены и через момент появляются с правой. У него в руках хлеб, Он ломает хлеб и дает кусок ей.
Он: Один мой польский коллега, он в свою очередь на лет пятнадцать старше меня, рассказывал, мне что польские студенты выдвинули лозунг: «Какие вы нам будете платить стипендии, такие мы вам будем платить пенсии.»
Она: Остроумно.
Он: Да. Потому надо отбросить любое превосходство, которое продиктовано опытом. Мы, которые интересуемся одним делом — коллеги.
Разговаривая, они опять переходят сцену, исчезают, появляются с другой стороны.
Они ломают оставшийся хлеб, садятся на землю.
Она: Я все время думаю и не могу понять, зачем ты читаешь нам эти лекции. Тебе же за это мало платят.
Он: Это очень просто. Когда видишь, что кому-то это нужно, это доставляет удовольствие.
Она: Этого мало. Должна быть еще какая-то причина.
Он: Нет. Это все. Не ужели ты этого не понимаешь?
Она: Нет. Должна быть какая-то выгода.
Он начинает смеяться.
Он: Знаешь, большинство людей хотят одновременно жить в двух трудно соединимых мирах. Духовном и материальном. Но надо выбрать один из них. Хотя бы в основном. И чем скорее ты делаешь этот выбор, тем быстрее находишь равновесие. Тебе тоже неплохо бы определиться, к которому ты хочешь принадлежать.
Она: Ты религиозный?…
Он: Да, теперь могу говорить, что да. А ты?
Она: Я верю в Бога. Я крещенная католичка.
Он: Меня крестили в лютеранской церкви. Но ощущение Бога я, наверное, сильнее всего получил от хорошей литературы. Достоевского например. Перед войной в Латвии был теолог и писатель Карлис Кундзиньш. У него была книга о Христе, она в свое время сильно повлияла на меня. Я ее читал в твоем возрасте.
Она: Эта была запретная литература?
Он: Наверняка. Но я всегда чувствовал себя свободным.
Она: А я нет. Вообще-то я немного завидую вам.
Он: Вообще то не за что.
Она: Ты недоволен собой?
Он: Нет. Но мне кажется, что другие вокруг лучше.
Она: Это тебя подавляет?
Он: Нет, даже наоборот. Я чувствую себя свободным от амбиций.
Она: А я чувствую в себе амбиции…
Он: Да, ты похожа на такую американскую девушку. С первого взгляда несколько высокомерную. Вообще-то как бы вышедшую из какого-то клипа. (Пауза). Прицепился какой-то насморк. Ну, все равно хорошо…
Она: Среди всех преподавателей ты какой-то странный…
Он: У меня в вашей группе только небольшой курс. И я такой более академичный стал только в последнее время. Когда-то я был довольно неспокойным. Я все время что-то хотел. Теперь я наконец наслаждаюсь мгновением. Игрой света. Людьми там, внизу, куском хлеба, которого мы разломали, и тем странным ощущением, что как будто что-то съедено, а на самом деле желудок обманут горячей массой… Тем, что я не стараюсь завлечь тебя, хотя это могло было быть так естественно — ты молода и, кажется, хороша собой… Я, наверное, не сумею объяснить — но это момент, когда ты вдруг чувствуешь себя бескорыстным, и смотришь в мир без вожделения…
Она: Знаешь, что я подумала, когда тебя впервые увидела? Нет, это я не могу говорить…
Он: Говори, я не обижусь.
Она: Нет, мне неловко.
Он: Я повернусь, но если ты начала, ты должна закончить.
Пауза.
Она: Ну …, я подумала, что от такого видного мужчины не может быть большого толка.
Он: О, Боже! Этого я не ожидал. Что, мне краснеть, что-ли? Я думал, что ты скажешь что-то плохое… Потому-что я не очень хороший вариант. Тебе лучше со мной не связываться.
Пауза.
Она: Ты все время был так критически настроен против себя?
Он: Нет, конвульсивно. (Пауза). Уже поздно. Ты пошла проводить меня но в конце концов получилось, что я проводил тебя. (Встает). Спасибо тебе за этот вечер. Хочу тебе подарить небольшой кусок своего насморка.
Он легко целует ее.
Небольшая пауза, тогда Она тянется вперед и отвечает ему таким же легким поцелуем.
Она уходит со сцены. Он остается и стоит некоторое время легко улыбаясь.
Она возвращается, обнимает его и они целуются. Разъединяются.
Он: Ты права. Я был одинок… (Серьезно всматривается ей в лицо). И, хорошо, что ты вернулась. У моего друга чудный хутор в деревне. Не желаешь туда съездить?
Она начинает его шлепать своей сумкой и они убегают со сцены.
Затемнение
Она зажигает свечи.
Он: Кто мог подумать, что в его доме не будет света.
Она: Разве он нужен?
Он: Нет, утром все равно будет светло. Спальня там. У его родителей большая старинная кровать.
Они пересекают неосвещенную сцену со свечками в руках.
Когда зажигается свет, они уже сидят в привокзальном ресторане небольшого городка. Он — веселый, но смущен. Ее настроение трудно определить.
Подходит официант и приносит меню.
Он: Не надо. У вас карбонад есть?
Официант: Да, свиной.
Он: Не больно жирный?
Официант: Нет.
Он: (ей). Ты употребляешь карбонады?
Она: Употребляю.
Он: (официанту). Два салата, два карбонада. (Ей). Ты употребляешь пиво?
Она кивает.
Он: И две бутылки пива. Пока…
Официант уходит.
Он: Здесь мило. Мне кажется, что время здесь остановилось где то перед нашим рождением. Эти станции в Латвии понастроили в тридцатых. Мне они ассоциируются с детством, но ты не должна подумать, что мое детство проходило в тридцатых…
Официант приносит заказанное. Уходит.
Мимо вокзала медленно проходит поезд.
Он: (тихо запоет). «Опять поезда поют тихую песню, что пора уходить …»
Она: Продолжай, почему ты замолк.
Он: Здесь в ресторане?
Она: Почему бы нет?
Он: В другой раз.
Он: (задумчиво). Поезд ходит так медленно, что его можно было догнать…
Он: Так только кажется.
Она: Но вскочить можно было…
Он: (думает о другом). Не знаю, может быть… Я когда-то считал себя специалистом по выпрыгиванию из поездов. Вскочить мы не старались. Моя школа была в четырехстах метрах от вокзала. Тогда мы выпрыгивали у школы в снег.
Она: Поезда шли быстро?
Он: Да, ничего. Главное, было выпрыгнуть сразу после столба.
Она: Почему?
Он: Чтоб не попасть в следующий столб. Когда поезд ходит быстро, столбы бегут один за другим.
Она: (задумчиво). Это забавно.
Он: Что тут забавного? Не хочется же прилипнуть к столбу…
Она смеется.
Он: (оживает). Однажды со мной произошел такой случай. Это меня отлично характеризует. Я вышел из поезда и обнаружил, что оставил в вагоне перчатки. Кинулся обратно, добежал до своего места, помчался обратно и в этот момент… шшш …, дверь закрылась. Это был новый поезд.
Она: Я таких старых и не знаю.
Он: Были такие с ручкой в двери и ступеньками наружу. И так, я слышу, дверь закрывается. Спешить уже не стоит. Не спеша я направляюсь в тамбур и там вижу, что одна половинка не закрылась. Заманчиво. Поздний вечер. Так не хочется кататься до следующей станции. Решился прыгать. Как никак считал себя почти профессионалом. (Пауза). Если тебе кто-то скажет, что можно выпрыгнуть из таких поездов-не верь, потому-что надо объединить два друг другу мешающие движения-надо прыгать и вбок и вперед. Я выпрыгнул, и через мгновение лежа на боку «поехал» по перрону. Поезд уже солидно разогнался. В этот момент у меня была только одна мысль: О, Боже, как глупо! И что сейчас начнется. И я уже в мыслях слышал выкрики: Из поезда выбросили!
Она смеется.
Он: В миг я вскочил на ноги, не чувствуя боли, выбросил журнал, который был полностью стерт, и, не обращая внимания ни на окружающих, ни на протертые дырки в плаще и штанах, ушел походкой английского лорда. Только чтобы милосердные тетки меня оставили в покое.
Она продолжает смеяться.
Он: Мне тогда было лет семнадцать. Я всюду ходил быстро, иными словами мчался. Однажды, идя в контору к отцу, у него там было так-парадная дверь, тогда небольшая лестница ступенек десять, вторая дверь и, только за ней настоящая лестница. И вот. Я споткнулся о первую ступень передней, но по инерции продолжал мчаться согнувшись, в одной руке держа портфель а второй слегка опираясь на бегущие вперед ступеньки. Когда я достиг второй двери она внезапно открылась, и, я почти на четвереньках быстро промчался мимо какой- то коллеги отца. Не знаю, что она подумала, но я быстро исчез из поля ее зрения с надеждой в ближайшее время ее не встретить.
