Считаю до двенадцати.
Сегодня без обеда. Спина болит, руки еле слушаются, каблуки настойчиво выбивают ритм, словно пытаясь достучаться до самых потаённых глубин сцены.
Танцую фламенко.
Щелкаю пальцами. Никаких кастаньет — классика!
Красно-чёрная юбка шелестит по полу. Вижу себя в зеркалах. Я похожа на перевёрнутый, полураскрытый, слегка привядший цветок розы.
Музыка будет только завтра. Сегодня мне нужно прожить танец самой. Каждый фрагмент.
Кружатся стены, прожектора, зал, мой хореограф Сергей Петрович. А я пытаюсь угнаться за компасом. Но не могу взлететь.
— Мария!
Останавливаюсь. Хореограф подходит, смотрит внимательно и слегка сочувственно.
— Ты устала. Нельзя столько работать, под тобой уже дымится пол.
Он берёт меня за руки, говорит что-то ободряющее, а я чувствую, что из глаз вот-вот хлынут солёные ручьи. Я не устала. Просто — не получается.
— Переодевайся. Сегодня обедаем вместе, и ты мне всё расскажешь.
Голос у него тихий, почти ласковый, успокаивает. Расскажу, конечно.
Ранний ноябрь. Город умыт и как будто присыпан пудрой. Хорошо, что надела пальто — мороз. Идём под ручку, каблуки моих сапог мерно выстукивают ритм. Фламенко…
В кафешке тепло и совсем мало посетителей. Люблю это место. Приглушённый свет, стены под дерево, между столиками — решетчатые перегородки с искусственным «плющом». Не фламенко. Венский вальс.
Заказываем салат из крабов и что-то ещё. Мне сейчас безразлично, что есть и что пить. Я рассказываю сон.
Я не помню картин. Помню ощущение чёрной бездны, расколотой пополам. И луч, струящийся из провала. Нет, я ошиблась, это не луч. Дождь.
Золотой дождь.
Чернота уходит, сон светел и прозрачен.
Увлекаюсь, память оживляется, с готовностью прорисовывая изображение.
Тяжёлые сверкающие капли вырываются из-под небесного купола, и прожив короткую, но оттого ещё более страстную жизнь, исчезают в пустоте. А между небом и пустотой — птица. Красная с чёрным, как моё платье для выступлений. Да это уже и не птица, это я. Танцую фламенко. Танцую под дождём. С дождём. Золотым дождём.
Всё быстрее и быстрее стучит дождь, всё быстрее и быстрее двигаюсь я. Я слушаю дождь. Следую за ним. Отдаюсь ему. Нет, не я. Девушка в красно-чёрном платье. Птица в пустоте. В черноте.
А может, это не сон. Может, я только что сама это придумала.
Сергей Петрович смотрит на меня странным взглядом. Мы работаем вместе два года и неплохо знаем друг друга. Но то, что он говорит, для меня неожиданность.
— Маруся, ну вот и приехали. Тебе нужен партнёр.
Я люблю фламенко с восемнадцати лет. Сейчас мне двадцать семь.
Это танец для одного. Песнь о неразделённой страсти. Компас любви и смерти. Красное и чёрное. Вихрь, уносящийся в облака.
А теперь мне предлагается стать не вихрем, а осенним листом, кружащимся на ветру. А ветром должен быть кто-то другой. Не ветром. Дождём.
Который прибьёт этот лист к земле.
Сегодня больше не репетирую, Сергей Петрович отправил меня домой.
Иду через парк. Тихо и холодно, на лавочках тонким слоем намазан снег. «Как паста на щётку», — почему-то думается мне.
В жизни все поделены на пары. Щётка с пастой. Клюшка с шайбой. Иголка с ниткой. Смычок со скрипкой. Муж с женой. Байлаора и… байлаор?
Возле выхода из парка — парень в мешковатой длинной куртке. Перед ним — мольберт. Художник стоит ко мне спиной, повернувшись в сторону низкой чугунной ограды, за которой по выложенной брусчаткой дорожке непрерывно спешат в сторону метро прохожие. Что же он здесь рисует?
Осторожно подхожу.
Он пишет волнистыми линиями. Фон — припорошённые белым деревья, дорога и силуэты машин. Всё это туманно, как сквозь дымку. А на переднем плане…
Люди, идущие по дорожке к метро. Их немного, но очень чётко прорисованы лица. Будто карандашом. Не пойму, как он добился такого эффекта. С окружающим пейзажем каждое изображение человека образует довольно сильный контраст. Но картину, почему-то, это не портит.
Художник оборачивается. Оказывается, он вовсе не так молод, как я решила. А может, это кажется из-за бороды? Я улыбаюсь и иду дальше. Странный художник.
Ищу партнёра.
Фламенко достаточно популярен. Особенно сейчас, когда психологи объявили его лучшим средством разрядки. Лучшим способом отдышаться, посмотреть в себя, набраться сил перед новым рывком.
Прекрасная возможность выразить свои мысли, никого не задев. Палочка-выручалочка.
Для бизнесменов. Для людей, трудящихся в коллективе. Для начальников, регулярно взваливающих на себя чужую ответственность. Для врачей, работающих с людьми. Для дипломатов, для учителей, для системщиков, для инженеров, для юристов.
Для всех.
Меня ждёт первый кандидат. Сергей Петрович включает фонограмму, смотрю на танцора в деле.
Антон. Высокий, светловолосый, широкоплечий, с полуобнажённой мускулистой грудью. Движения резкие и какие-то грубые. Больше напоминает викинга, нежели испанца. Не только внешне.
Слишком неуклюж, не подходит. Следующий!
Слава. Темноволосый и черноглазый, с высоким лбом и смоляными бровями. Похож на известного актёра.
Гибкий и страстный, как пантера. Попробовать?
Вскидываю руки. Двигаюсь к нему навстречу с противоположного края сцены. Неспеша, постепенно вписываюсь в ритм. Чуть покачиваю бёдрами, наклоняю голову, совершаю повороты и наклоняю корпус, непрерывно стуча каблуками.
Фламенко — это не танго, не румба, не ча-ча-ча. Здесь нет прикосновений, нет объятий. Здесь нет пары в классическом смысле. Здесь вообще нет пары. Но отныне я и сама чувствую, что мне нужен партнёр. Компаньон. Второй голос. Да, это вернее всего: два солиста — двухголосие. Если есть музыка и есть желание выразить свои чувства, почему не сделать это вместе?
Но Слава считает иначе. Он прекрасный танцор, но меня не видит и не слышит: слишком занят собой.
И в партнёры не годится.
Но я не отчаиваюсь, приглашены ещё три человека.
Марат. Мысленно обзываю его «джигитом». Он и похож на горца.
«Фламенко» означает «огненный танец». И Марат — тому подтверждение. Носится по сцене, словно пылающий факел, а я смотрю на его красную рубашку, словно бык на красную тряпку.
Стремительный и безжалостный. Откуда-то приходит на ум выражение «бреющий полёт». Боюсь приближаться к такому. Зарэжет и сожжёт. Следующий!
Шурик. Школьник какой-то, ещё и в очках. Но говорит, что на выступление может надеть линзы. Белобрысый, коротко стриженный, и вообще не похож на танцора. Ну и чудо!
Попросил начать меня. О, Господи! Небось освоил только самый простой компас, боится сбиться.
Выхожу на сцену, присоединяюсь к музыке. Руки сами подхватывают мотив, ноги задают шаг. Ритмичный шаг, танцующий шаг.
Шурик появляется где-то после четвёртого такта. Я даже не заметила, как он оказался рядом. Да нет, всё в порядке с его чувством ритма. Манера у него не самая замысловатая, но во фламенко это вовсе не обязательно.
Он живёт в движении. Он словно что-то рассказывает. Не просто танцует, а… ведёт! Ведёт меня. Я чувствую, как уже подстраиваюсь под его партию.
Музыка тел, музыка разумов, музыка голосов. Ещё немного, и я запою.
Руки лёгкие и быстрые, ноги ловкие, ступаю мягко и неслышно, будто по зелёной лужайке. Или шёлковому платку. Вслед за партнёром, как волна за луной, как пчела над цветком, как пальцы по струнам…
— Ребята!
Голос Сергея Петровича отрывает от грёз.
— Вы что, индийских фильмов насмотрелись? Что это вы такое танцуете? Да нет, красиво, очень гармонично, но это совсем не фламенко! Мария, я не слышу питас, и что с твоим сапотеадо?
Шурик растерянно хлопает ресницами. Они, оказывается, у него длинные и какие-то кудрявые.
Сергей Петрович прав. Я не щёлкала пальцами и перестала стучать каблуками. Да и вообще отвлеклась от замысла.
Этот мальчик прекрасно ведёт. Но ведёт не туда.
Последний кандидат. Виктор. Внешне — ничего особенного.
Пробуем сразу вместе. Он очень техничный и старательный, сразу видно, что подошёл к делу серьёзно. Внимательно следит за каждым моим движением, не забывая, однако, и о своей партии. Не ведёт — аккомпанирует. Но, в конце концов, это тоже неплохо.
У нас получается слаженно и, думаю, мы неплохо смотримся. Но радости, почему-то, никакой. Должно быть, я просто устала.
— Хватит!
Сергей Петрович громко хлопает в ладоши.
— Неплохо. Спасибо, Виктор, мы ждём вас завтра в это же время.
Виктор раскланивается, целует мне руку и уходит. Ах, какие церемонии…
Пора домой.
Шеф провожает меня до парка. Дальше мне прямо, а ему — налево через мост.
Снег на дороге совсем стаял, но за оградой на траве ещё держится. Останавливаемся перед воротами.
— Сергей Петрович, — спрашиваю я, — вам понравился Виктор?
Он вздыхает и морщит лоб.
— Ты знаешь, Маруся, не разобрал. Вроде и тебя чувствует, и индивидуальность есть, и движения отточенные. Но что-то… Не пойму я. Самой-то тебе как?
— Вот и мне так же, — усмехаюсь, — не разобрала.
— Не переживай, завтра разберём.
Он слегка похлопал меня по руке.
— Отдыхай, набирайся сил. Новый танец — это всегда тяжело. Словно образ мыслей меняешь.
Он распрощался и ушёл, а я побрела по дорожке. Образ мыслей? Возможно…
Пытаюсь представить картинку из сна.
Пустота. Танцующая девушка. Птица. Золотой дождь.
В танце с Виктором не было золотого дождя.
В этом всё дело.
Но, может быть, это с непривычки. Попробую завтра объяснить ему.
Подхожу к выходу.
Художника на месте нет, должно быть, закончил работу. А жаль. Мне так хочется увидеть картину целиком.
Мы танцуем час, и два, и три.
Наконец я резко останавливаюсь.
— О чём ты думаешь? О чем?!
Виктор опускает глаза.
— Я же просила!!
Негодование мое так сильно, что Виктор начинает оправдываться:
— Не получается. Отвлекаюсь всё время…
— Да на что тут отвлекаться?! О танце думай!
Я топаю ногой, поворачиваюсь к нему спиной и спускаюсь со сцены. Не годится. И он тоже.
Виктор был последним вариантом. Уж как я его упрашивала, наобещала невесть что — и всё насмарку. Без толку с ним разговаривать. Не получится танец.
Я думала полночи. Представила золотой дождь и себя в нём, обрисовала компас, почувствовала интонацию и приблизительно поняла, что мне нужно. Осталось лишь изобразить это движением. И донести до партнёра.
Начала репетировать, полная решимости и веры в победу. Но споткнулась на первом же этапе.
Я так надеялась, что с Виктором можно будет добиться лучших результатов, но оказалось, вчера он выложился по максимуму. На большее не способен. А в ответ на моё упоминание о золотом дожде вытаращил глаза и промолчал.
Не проникся. Не почувствовал ни страсти, ни волшебства.
А на одной технике далеко не уедешь.
— Мария!
Оборачиваюсь. Сергей Петрович держит в руках плоскую чёрную коробочку с проводками.
— Пойдём.
Он усаживает меня на диванчик за сценой, включает магнитофон.
— Слушай.
Сначала идёт только музыка. Простая, незатейливая, на два голоса. Сергей Петрович кивает и подсоединяет к магнитофону «коробочку».
— Ритмизатор, — поясняет он.
Пожимаю плечами.
— Прикрой глаза, чтобы не отвлекаться.
Послушно закрываю. Тихий шум, шелест, низкий гул…
Неясно тренькнула струна разбившейся о фарфоровую тарелку каплей. Вторая, третья, и вот уже ливень бьет по тарелкам, и по столу. Барабанит, то затихая, то усиливаясь, не давая выбежать, схватить оставленную посуду и занести обратно в дом…
Внезапно музыка прекращается. Я открываю глаза. Ничего такого, конечно, не было. Сидела на диванчике, слушала непонятную музыку, вызывающую реальную картину, и всё. Сергей Петрович довольно улыбается:
— Еще раз?
Конечно.
«Ритмизатор» включается сразу. Слышится заунывный вой ветра, врывающегося в раскрытую форточку, стук капель по раме и стеклу, шелест мокрых листьев. Вот побежали ручейки…
Сергей Петрович выключает магнитофон.
— Что это?
— Эту штуку подарил мне мой учитель. Давным-давно. Но она не годится для пары — только для одного. Я подумал, если ты как следует настроишься сама, сможешь подстроить и партнёра. Держи картину в голове. А теперь сделай что-нибудь.
Я встаю, сгибаю ногу в колене, осторожно пристукиваю носком о пол, будто испытывая на прочность. Ещё раз, ещё и ещё. А теперь — другой ногой, так же осторожно, носком. Как-кап. Медленно поднимаю и, как бы раскрывая бутон, развожу в сторону руки. Ритм внутри меня откликается. Сначала с каким-то скрежетом, будто проворачивается колесо тяжело груженой телеги. Делаю шаг, он отзывается, всё точнее подстраивается под меня. А я — под него. Кружусь быстрее, ноги сами несут моё лёгкое и такое послушное тело. Достаточно закрыть глаза, и я вижу, как струи дождя хлещут по лужам на асфальте, выбивая воздушные пузырьки. Чтобы танцевать, надо всего лишь стать дождем, слиться с ним.
И всё же чего-то не хватает. Ах, да, партнера.
Подходит Сергей Петрович. Я останавливаюсь.
— Мария, твой «Золотой дождь» — уже не тот фламенко, который ты до сих пор танцевала в одиночку, заставляя публику млеть от восторга. Это танец для двоих. И партнёр тебе нужен не просто владеющий техникой, не просто артистичный, и так далее, а ещё и с определённым образом мыслей. Понятно?
Опять он про эти мысли. Нет, непонятно.
Вздыхаю и иду переодеваться. Надо ещё зайти сегодня к подруге. Она ведёт группу танго, работает с парами. Может, что-нибудь посоветует.
Поднимаюсь на второй этаж. С открытой площадки хорошо видно Наташиных танцоров — две пары. Один парень сидит в углу на лавочке. Наверное, его пара не пришла.
Наташа, в чёрном трико похожая на какую-то длинноногую козявку, останавливает одну пару и занимает место партнёрши, показывает резкий наклон, старательно что-то объясняя обоим. Пышнотелая длинноволосая девушка разводит мощными руками и мотает головой. И как такую кариатиду вообще взяли танцевать?
