Самолет все медленнее и медленнее катился по земле, освещая себе дорогу фарами, и когда остановился, то на самом краю темноты перед ним вдруг выросли фигуры солдат, наставившие на него автоматы.
— Вот оно, началось,— сказал пилот тихо.
— Мятеж?— задохнулся Mopp.
— Какой мятеж! Разве не видите? Иностранцы.— Пилот вынул из заднего кармана пистолет.— Американский десант.
— Спрячьте,— скомандовал ему Кларк. Вглядевшись в солдат, которые, не опуская автоматов, приближались к самолету, он сказал: — По-моему, это то самое, о чем говорилось в Совете Безопасности. Хольц, снимайте.
Хольц молча щелкнул затвором фотокамеры — раз, другой, третий.
— Эй, в самолете,— раздалась снизу команда.— Руки на затылок, и по одному спускаться!
— Если вы действительно честные люди,— сказал пилот,— вы немедленно сообщите об этом в свои газеты... Сообщите!
Ему никто не ответил.
Журналисты стояли на поле под дождем, окруженные автоматчиками. С ними стоял и пилот.
— Кто такие? — спросил давешний сержант и повел по лицам лучиком света от карманного фонаря. Журналисты стояли, как и было приказано, с руками на затылке. Вместе с ними стоял пилот. Наконец лучик уперся в лицо Кларка.
— Постойте, это же...— пробормотал сержант удивленно.
— Ну, ну, смелей,— сказал Кларк,— кто я?
В салоне крейсера Седьмой кричал в трубку телефона:
— Да вы понимаете, что говорите?! Я же спрашивал — проверили или нет?! Из всего, что могло случиться, это самое страшное. Что я теперь скажу Первому?!
Он положил трубку и сказал тихо самому себе:
— Как я доложу об этом Первому?..
В кабинет к директору ЦРУ вошел шифровальщик и протянул телеграмму.
— Давайте,— сказал директор. Он быстро прочел шифровку и отдал Третьему, сидевшему напротив него: — Седьмой предлагает радикальное решение. Он не видит другого выхода. Он предлагает пустить слух, что они разбились во время грозы...
— М-да,— сказал Третий, в свою очередь, просматривая телеграмму.— А может быть, действительно это тяжелый, но единственный выход?
Директор откинулся в кресле, закрыл глаза и набрал в рот воздуху, будто перед прыжком.
— Запишите ответ,— кивнул он стенографисту.
Тот приготовил ручку.
— Высшая секретность. Только для глаз адресата. По прочтении уничтожить. — Затем сделал паузу и, глядя на Третьего в упор, начал диктовать: — Вы идиот — да, да, так и пишите,— подтвердил он, все не отводя глаз от Третьего. — Вы идиот! Восклицательный. Нет, лучше точка. Точка спокойнее. Точка. Журналистов изолировать. Точка. В местном отеле, по возможности в хорошем. Точка. А то ведь в волчью яму бросят — это не пишите. Дальше. Охрану поставить из местных. Точка. Ничего не предпринимать. К вам вылетает Питер Калишер. Он займется корреспондентами. Слушаться всех его указаний. Операцию продолжать максимальными темпами. Подпись. Все.
Директор откинулся в кресле и закрыл глаза. Шифровальщик был уже у двери.
— Стойте,— директор говорил, не открывая глаз,— вычеркните там насчет идиота. Ему еще работать. Я скажу ему об этом сам. Позже.
Шифровальщик вышел.
— Радикальное решение с Кларком! — Директор покачал головой.— Растерялся... Надо бы менять Седьмого. Но сменить сейчас — значило бы растеряться еще больше.—Директор открыл глаза.— Как он не понимает! Кларка видели десятки наших. Да разве можно предлагать такое?! Наверняка узнали... Радикальное решение! Это бы выплыло, выскочило бы, как шарик пинг-понга из воды. Я все-таки зря вычеркнул насчет идиота ...
Директор с раздражением смотрел на Третьего.
— Рад, что вы согласились приехать.
— «Согласился»! Прибежал кто-то из ваших, вытащил меня из сухой постели, пинком в зад втолкнул в самолет, потом в вертолет — и это называется «согласился»?
Говоря это, Калишер с трудом устроил свое грузное тело в кресле за столом и вопросительно посмотрел на Седьмого.
— Значит, так...— начал было тот, но Калишер перебил:
— В общих чертах ситуацию знаю. Меня просветили. Значит, так.— Его заплывшие глазки смотрели на Седьмого серьезно и внимательно. — Затребуйте досье из центра — все, что есть, о каждом из них: привычки, любимые блюда, у кого что болит, какие женщины нравятся и так далее. Немедленно. Это раз. Мне нужен умный помощник из местных. Это два. Пока все.
— Умный? — переспросил Седьмой.
— Понимаю. Ваши местные союзники не гении. Но одного-то способного парня достать можно?
— Хорошо,— сказал Седьмой
— Еще. Каждый день свежие газеты из Нью-Йорка, Вашингтона, Парижа, Лондона.
— Но для этого нужен реактивный самолет,— возразил Седьмой. — Это обойдется...
— Если операция провалится, это обойдется еще дороже,— перебил Калишер и посмотрел на часы.— Сейчас семь утра. До девяти я попробую поспать. В девять у меня должны быть досье и помощник. До одиннадцати я буду думать.
— До одиннадцати?! —почти возмущенно произнес Седьмой.— А поскорее?
— Когда меня торопят,— сказал Калишер ласково,— я обычно говорю: милые мои, в моем механизме есть еще одна скорость, но она медленнее.
— Хорошо,— с усилием согласился Седьмой.
— Да, вот еще,— вспомнил Калишер. — Пусть мне кто-нибудь расскажет все о хозяине отеля, прислуге и так далее.
— Хозяина здесь мет, только управляющий с сыном и какой-то дамой. Местная прислуга убежала в джунгли, как и все население города,— ответил один из подчиненных Седьмого.
— Как убежали? А кто же приветствует вас, освободителей?— весело спросил Калишер
Собеседники игнорировали вопрос.
Толстяк рассмеялся :
— Это была шутка. Шутка старого циника. Кстати, в семь утра циник привык завтракать.
— Не знаю, чем кормить вас, господа,— сказал Астахов, управляющий отелем, журналистам.— Последние продукты кончились вчера. Я как раз сегодня собирался делать закупки, но вот видите... Только вино и бананы. Банановые лепешки, если хотите...
— Разве, господин управляющий, у вас не было других постояльцев? —спросил Максвелл.
— Какие тут постояльцы!
— Только я приехала два месяца назад на неделю,— сказала Мэри,—да застряла. Дура.
— Надолго?— спросил Стэннард равнодушно.
Мэри мельком взглянула на Астахова:
— Кабы знать...
— В порядочном отеле запасы не кончаются,— сказал Морр,— поищите там у себя.
— Сдается, это не отель, а скорее тюрьма,— ответил Астахов сухо.
— Он же вам говорит: запасы кончились,— вскипела Мэри.— Часовой не пускает в город. Ничего, посидите на диете.
— Диета, мадам,— сказал Стэннард,— это, как известно, победа силы воли над размером задницы. Но собственной воли. В данном же случае речь идет о чужой. Что не одно и то же.
— Господин Астахов, судя по фамилии, вы русский?— спросил Кларк.
— Я родился в России,—ответил управляющий.— Родители увезли меня ребенком после революции
— Как же вас занесло сюда?
— Долгая история...
— Есть такое прекрасное русское блюдо: чач-лык,—мечтательно произнес Стэннард.
— Грузинское,— поправил Кларк.
— Вы бывали в России, мистер Кларк?— удивился Астахов.
— Я работал там корреспондентом сразу после войны. Между прочим, русские спасли мою жену.
— Она русская? — еще более удивился Астахов.
— Немка.
— Русские спасли немку? — поднял голову от фотоаппарата Хольц.
— Они освободили Ингу из лагеря в Германии.
— Ну, так банановые лепешки или что?— спросила Мэри нетерпеливо.
— Слушайте, мисс Мэри, а почему вы всех нас ненавидите? — полюбопытствовал Стэннард.
— Ненавижу? В тропиках нельзя ненавидеть, это отнимает силы. Так мне объяснил мистер Астахов.
— А любить?— спросила Катлен.— Любить в тропиках можно?
Мэри не удостоила ее ответом и ушла на кухню.
— Партию в пинг-понг, молодой человек? Перед завтраком, а? — предложила Катлен Игорю.
Kaлишер лежал на диване в своей каюте и просматривал машинописные тексты, телеграммы, рулончики телексов. На диване, на полу и даже на его груди в беспорядке валялось множество прочего бумажного хлама.
— «Совесть мира»,— пробормотал Калншер, переворачивая какую-то страницу. — Странные же нынче представления о совести.
Раздался стук в дверь.
— Да.
В каюту вошел Фарадж.
— Мне было приказано явиться к вам, господин Калишер.
— Зачем?
— Я ваш помощник.
— Ах, помощник!— обрадовался Калишер.— Умный помощник. Да, да. Как зовут?
— Билл Фарадж Хуа.
Калишер вскинул голову.
— Билл Фарадж Хуа?— произнес он медленно, будто рассматривая странное имя со всех сторон. — Это что же — продукт любви разных континентов? Я ведь просил местного.
— Мать местная. Отец — китаец.
— Пекинский?
— Он умер,— уклонился от ответа Фарадж.
— А Билл — это, значит, просто тяга к американским джинсам?
Помощник молчал.
— Ну ладно, на худой конец сойдет. Только так, Хуа мы опустим, Билла забудь, оставим одного Фараджа. Это тебе будет и имя и фамилия.
— Да, сэр.
— Ну, садись, Фарадж,— сказал Калишер. Он поднялся с дивана и пошел к столу плеснуть себе содовой.— Нам, видишь ли, предстоит разыграть с тобой один небольшой, но весьма своеобразный психологический этюд...
Mopp некоторое время мрачно наблюдал за игрой Катлен и Игоря в пинг-понг, затем вдруг резко поднялся и приблизился к часовым, неподвижно стоявшим у двери, ведущей к выходу.
— Ну что вы здесь стоите? Мы свободные люди, понимаете? Не граждане этой страны. Делегация ООН. Ты слышал, что такое ООН?!
Часовые стояли неподвижно
Все оторвались от своих занятий, следя за этой сценой.
— Ну, отвечай!..
— Вы в десятый раз уже спрашиваете, Эдвард. Он же не понимает,— урезонил Кларк Морра.
— Или делает вид,— возразил Mopp. Теперь он обращался ко всем: — Вас будто выжали! Шашлык, пинг-понг, картиночки. Фрэдди! Гарри! Вы были героями этих самых джунглей, выбирались из невероятных ситуаций! А теперь висим, как куклы на гвоздике.
Кларк ответил без раздражения:
— За дверью еще четверо солдат. И под каждым окном по одному. У вас есть что предложить?
Mopp махнул рукой и сел к столу.
Возобновилась игра в пинг-понг.
— Что это за история в джунглях? — спросил Игорь Катлен между двумя ударами.
— Неужели не знаете?— удивилась она.— Ваша подача... Во время второй мировой войны над этими самыми Гранатовыми островами японцы сбили самолет, в котором летел Кларк. Он был тогда начинающим радиорепортером, но уже очень популярным. Все погибли, а он остался жив. И месяц выбирался из джунглей. Под звуки танго — его магнитофон уцелел. Когда решил, что ему не выбраться, записал на пленку послание к человечеству... Насчет фашизма, войны и все такое. Ничего, с душой. Но выжил.
Игорь поймал шарик пинг-понга и внимательно слушал Катлен.
— Его подобрали американские солдаты почти мертвым. В роте, которая его спасла, оказался Максвелл. Он и написал о нем первым. Напечатали все газеты. А послание к человечеству гоняли по всем радиостанциям союзников. Вместе с тем танго. Теперь во всех хрестоматиях по журналистике: «Фашизм рождается на маленьких сделках с собственной совестью». Ну и насчет того, конечно, что война — бяка, недостойная человека... Так что, будем играть?
Игорь ударил по мячу ракеткой.
— С тех пор он и стал жутко знаменитым. На все времена. О нем даже фильм сделали. Дерьмовый, правда. Разве его сыграешь — такую глыбу... Оп-па! — Катлен сильно ударила по шарику, он, отскочив от стола, попал в Эдварда Морра.
... — Слушай, Фрэдди...— Максвелл положил руку на плечо Кларку.— До операции осталось еще четыре дня... Мы обязательно улетим сегодня. Вот увидишь. Они не посмеют нас держать.
— Русский, который оперировал Ингу в сорок пятом в Москве, сказал, что спас ее я, потому что был с ней...
Кларк снова снял телефонную трубку и принялся стучать по рычагу...
На операционном столе лежала Инга, обложенная простынями. Глаза закрыты. Вошел Фуллер а зеленом бумажном (на один раз), будто жеваном хирургическом халате и такой же шапочке. Взглянул на экраны мониторов с предоперационными данными, покачал головой. И тут же с радужной улыбкой подошел к столу:
