Башкирия…
Далеко это или близко?
Казанский школьник ответит:
— Рукой подать!
Ленинградский пионер узнает в справочном бюро:
— Две тысячи километров…
А их владивостокский сверстник воскликнет!
— Ого, пять с половиной тысяч по прямой!
Выходит, далеко?
Но ведь жители этих городов могут собраться вместе всего за несколько часов. Уфимец не успеет приготовить разного угощенья, которым обычно встречают у нас дорогих гостей, а уж его гости разглядывают из иллюминаторов быстрокрылых самолетов улицы Уфы:
— Принимай гостей, башкирская столица!
Значит, близко?
Вот ведь какая ненадежная мера — километры!
Но есть другое мерило для определения близости и дальности. Все мы, советские люди, находимся на одинаковом расстоянии от заветной цели человечества. Нас всех объединяет дружба, для которой не страшны никакие расстояния.
И пусть вам никогда не придется побывать в городах и аулах Башкирии, пусть не придется пить воду из ее рек.
Пусть даже будет так.
Но разве это может помешать вам знать и любить, как собственные родные места, родину башкир — ваших товарищей по единой судьбе, знать и любить так же, как Забайкалье и Заполярье, Молдавию и Якутию, Прибалтику и Памир?
Мы — одна семья, мы — один дом, во все окна которого одинаково щедро светит одно солнце — солнце коммунизма.
Как назвать книгу о Башкирии?
В какую сторону ни посмотрю — разворачивается одно чудо чудеснее другого.
Так, может, назвать книгу «Страна чудес»?
А сколько их, чудес?
И прилетел восточный ветер:
«Вот тебе мое слово: назови книгу „Страна ста гор“. Погляди, как могуч и богат старый великан Урал, сколько у него сокровищ!»
И верно, стоит, подпирая небеса, седой Урал. Вон выстроились сто его сыновей — богатырь к богатырю. Один выставил голые кряжистые плечи, на другом лежит зеленый покров лугов и лесов…
Стоит Урал да с ладони на ладонь камни драгоценные, руду разную сыплет-пересыпает…
Всем богат Урал. О нем об одном можно сто книг написать.
Но прилетел западный ветер, дух перевести не может:
«Запыхался!.. Попробуй одолеть башкирскую степь из края в край!.. Погляди, какое раздолье!.. Вдохни запах моих крыльев».
А пахнут крылья западного ветра разнотравьем да хлебным полем, нефтью и газом.
Да здесь еще южный с северным ветром зашумели, крыльями замахали. И так тут запахло нефтью!.. Ну, словно подступили ко мне и Ишимбай, и Туймазы, и Шкапово, и Арлан…
«Вот оно, главное богатство республики — нефть! Так назови книгу „Второе Баку“!» — шумели ветры. — Или «Башкирия — край хлебный».
А уж донесся шум лесов:
«Половину башкирской земли покрыли мы своим зеленым шатром. Мы ли не ее богатство! Разве ты забыл наши сосновые боры и березовые рощи, густые ивняки и тенистые дубравы?!»
«Неужели ты обойдешь меня и сто пятьдесят моих дочерей и внучек, меня и моих прекрасных сестер? — глянула прямо в сердце синими очами красавица Агидель… — Мы поим своей водой поля и сады колхозов, двигаем колеса гидростанций, не устаем напевать свои песни цветам и птицам, детям и взрослым…»
«А меня и тысячу моих братьев?» — спросило чудо-озеро Кандры.
И я только поворачивался то в одну, то в другую сторону.
«Разве „Энергетическая Башкирия“! не будет достойным названием?» — пропела своими проводами-струнами Павловская ГЭС.
«А станкостроительная?» — раздался целый хор заводов.
«Металлургическая», — пробасил Белорецкий комбинат.
«Угольная», — прогрохотали карьеры Кумертау.
«И медная», — добавили карьеры Сибая.
«Хороша была бы книга с названием „Республика Большой нефти“», — снова напомнили о «черном золоте» уфимские нефтеперерабатывающие заводы.
«Точнее, „Республика Большой нефтехимии“», — поддержали их индустриальные гиганты Уфы, Стерлитамака, Салавата.
Не умолкали голоса, не переставали разворачиваться картины одна прекраснее другой.
«Назови книгу „Курортный край“».
«Медовым…»
«Песенной Башкирией».
Но здесь передо мной возник черный-черный День Вчерашний:
«Не слишком ли много радости на земле, которую в мои времена называли темной и дикой, нищей и умирающей?»
Но одетый в солнечные лучи стал рядом со Днем Вчерашним День Новый, отстранил его и сказал:
«Для того чтобы нарисовать портрет нынешней Башкирии, понадобится очень много красок: и красной, и зеленой, и голубой…»
«Но откуда я возьму столько красок?!»
«Перо в твоих руках… Только не старайся вместить в портрет все… Это не справочник, а книга первого знакомства».
И тогда я написал слова, которые вы, друзья, прочитали на обложке этой книги.
Посмотрите на географическую карту.
Вот древний кряжистый Урал.
Он похож на гигантский шов, который образуется на месте электросварки металлических листов.
Этот шов сварил воедино две части света.
Сварил надежно, по-уральски.
Урал не разделяет, а соединяет Европу и Азию.
Мы, жители Башкирской АССР, гордимся, что наша Башкирия — дочь Урала.
К южным, самым живописным склонам Уральского хребта высокогорными гнездами прилипли города и аулы Восточной Башкирии.
Ежедневно из-за гор выглядывает здесь знойное азиатское солнце и говорит Европе:
«Доброе утро, Европа!»
А к вечеру синие тени, словно необъятные крылья невидимого беркута, быстро и бесшумно накрывают каменные и бревенчатые дома здешних жителей.
Засыпают обветренные вершины и залитые теплой мглой долины, погружаются в сон леса и степи, поля и сады…
Только горные реки не прерывают своего бега. Ведь перед каждой сменой, перед тем как стать к своему грохочущему горну, работяга Урал должен ополоснуть лицо. И потому так важно, чтобы вода уральских рек была неизменно студеной и бодрящей.
А с запада к Башкирии подступают равнины Поволжья.
Кое-где они чуть задерживаются на невысоких берегах степных рек, а чаще всего, не мешкая, врываются в пределы Башкирии.
Сверху, с самолета, и не разберешь, где здесь удмуртская и татарская, где оренбургская и башкирская степи. Кажется, распростерлось одно необъятное море, подступило своими пшенично-кукурузными волнами к самому Уралу, вошло зеленопенным прибоем в его узкие долины…
С севера залетают на башкирскую землю студеные пиратские ветры Ледовитого океана.
С юга дуют яростные суховеи, настоенные на приазовских да прикаспийских раскаленных песках.
Башкирия словно просторное поле весеннего праздника — сабантуя, а ветры — заправские борцы. Схватятся, обовьют друг друга кушаками — и пошло, закрутило!.. Только свист стоит да улюлюканье. Топчутся ветры, перекатываются по земле— и редеют хлеба на полях, гибнут в садах яблоньки.
Да разве только эти коварные борцы выбрали здесь место для своих схваток?!
На вершину Урала с разных сторон, но с одинаковым усердием набегают ветры Атлантики и Сибири.
Чаще всего они скатываются обратно дождем либо снегом.
Что же удивительного в том, что, разнимая этих буянов, выдерживая их напор, Башкирия стала выносливой и закаленной?
Стоять в центре такого огромного материка, как Евразия, хлопотно и потому, что здесь сходятся границы севера и юга, Европы и Азии.
По европейским нормам, должны бы леса и степи встретиться где-то на 53–54 градусах северной широты. У нас же тайга махнула до 52 градуса, степь поднялась до 56 градуса северной широты! А один-два градуса — это многие десятки километров.
Или взять зверье.
Бурундуку и колонку положено гулять по азиатским лесам, а они пробрались в Башкирию и строят из себя европейцев.
Лось, который обычно тянется к северу, в Башкирии решил стать южанином и ушел к 51 градусу северной широты. Это широта Варшавы и Чернигова.
И все у нас так переплелось.
Вот лежит перед тобой степь. И кажется, нет ей ни конца ни краю.
Но уже совсем рядом распростерлась тайга, да такая, что не знаешь, как из нее выбраться. Словно забрел в чащобу самого что ни на есть сибирского урмана.
А там пошли — вверх-вниз, вверх-вниз — горы, и тут уж на ум приходят Алтай или Альпы.
Башкирия разная.
Одни ландшафты как будто исключают другие.
Но это только на первый взгляд.
Характерная комбинация самых разнообразных черт и составляет своеобразие Башкирии, придает ей неповторимую красоту.
Башкирия — сто пятьдесят пятая частица СССР, в которой, как в капельке росы, отражены мощь и щедрость Страны Советов.
Башкирия занимает одну тысячную долю земной суши.
Тысячную-то тысячную, а по своим размерам она превосходит и Грецию, и Австрию, и Швейцарию. Да что там говорить: на просторах республики можно разместить дюжину европейских государств. Еще кусочек на тринадцатое останется.
Всем богата Башкирия. Но сейчас мы говорим о богатстве души, о душевной щедрости, о том, что дает ей завидное право именоваться советской и социалистической. В чем это проявляется? Во взаимопомощи и взаимовыручке.
Все, чем располагает сейчас Башкирия, — это результат братской помощи народов Советского Союза. Не остается в долгу и наша республика.
Понадобилось, скажем, Омску сырье для заводов, — и Второе Баку не скупится на свою чудодейственную нефть: шлет ее по трубам далекому сибирскому городу.
Стала Астрахань испытывать нужду в добротной древесине, — и наш лесной край отправляет по воде длинные плоты.
Вот, может быть, вы и находитесь за тысячу километров от Башкирии, а она печется о том, чтобы бесперебойно работали моторы, несущие вас по небу и по земле.
Вы простудились, а уж моя республика тут как тут, она протянет к чаю душистый мед, и вам сразу станет легче.
Ну, а о гостеприимстве башкирского народа и говорить не приходится. Башкирия, как родных, приняла в свое время испанских детей, бежавших от кровавого режима Франко, а потом ленинградских, украинских и других маленьких беженцев, которым сохранила здоровье и силы в тяжелые годы войны.
И сегодня она раскрывает настежь двери тем, кто хочет отдохнуть в ее степях, постажироваться на ее заводах, поучиться в ее учебных заведениях.
По добрым делам знают люди Башкирию — республику, занимающую всего лишь одну тысячную долю суши, но являющуюся — и это самое главное! — неотделимой частью великого Советского Союза.
На карте контуры Башкирии напоминают очертания человеческого сердца.
И нас, ее сыновей и дочерей, глубоко волнует это совпадение.
И на обычных-то картах контуры Башкирии напоминают очертания человеческого сердца, а на гидрологической карте, где начертаны условные обозначения одних водоемов, это сходство прямо-таки поражает.
То ли речки, то ли капилляры расчертили карту.
Свое начало и Агидель (Белая река) и Караидель (Черная река) берут у одного и того же Уральского хребта.
В давние-предавние времена седовласый Урал, отодвинув гранитные ворота, выпустил на волю двух дочерей:
«Поглядите, как чудесен мир, себя ему покажите. Вот тогда и решим, которой быть за старшую».
И понеслись две голосистые резвушки по камням да по камешкам. Одна — к северу, другая — к югу.
Урал силу да упорство их пытает: то гранитной скалой дорогу перегородит, то болотце раскинет.
И реки бегут, не останавливаются. То поют от радости, то от ярости кричат, а все же берут свое: мужают, характер обретают.
Видит седой Урал: та река, что потекла на юг, преодолев многие ребристые перекаты, не только стала могучей и выносливой, но и сердцем просветлела, лаской да красой весь край заворожила, никому в помощи не отказывает — плоты на широкой спине перетаскивает, после половодья ил плодоносный на полях оставляет.
А вторая дочка Урала стала строптивой и своевольной: от ярости на скалы бросается, вся воронками перекручена. Под темными кронами прибрежных елей да лиственниц, в угрюмых расщелинах почернела вся, и навек ее струи стали студеными.
