Валька Мельников проснулся ночью и, поглядев в щелку, увидел, что отчим одевается. Рядом с ним, сидя на кровати, плакала мать. Около двери стоял военный с винтовкой. Другой военный рылся в письменном столе отчима.
Валька распахнул дверь своей спаленки и бросился к отчиму на шею:
— Дядя Петя, куда ты?..
Военный, который рылся в столе, подошел, взял Вальку за плечо и сказал:
— Когда вырастешь — узнаешь.
Валька укусил его за руку.
Военный поморщился, покачал головой и сказал сердитым голосом:
— Поспешите, гражданин Проскуряков!
— Ну, прощайте! Может, и не увидимся больше, — сказал отчим.
Он поцеловал Вальку, обнял Валькину мать.
— Расти его честным.
Военные вывели отчима из комнаты.
А через несколько дней мать сказала Вальке, что она уже больше не работает в научно-исследовательском институте и теперь им в Москве делать нечего.
И Валька снова уехал с матерью в тихий городок на реке Каме, в тот самый город, в котором они жили во время эвакуации. От отчима у Вальки остались три вещи: самодельный кинжал с плексигласовой рукояткой, фотокарточка с надписью: «Дорогому Вальке, сыну, — от Петра Проскурякова» и пистолетный патрон, последний патрон партизана Проскурякова...
Перед тем как вести Вальку в новую школу, мать научила его, чтобы он всем говорил: никакого отчима у него не было, а был только отец.
— Как не было? — удивился Валька. — Был!
Мать стала уговаривать Вальку, чтобы он никому не рассказывал об отчиме, иначе ей не будет житья и в этом захолустном городишке, и Валька согласился.
Он сказал, что отец его погиб в партизанском отряде, а об отчиме Вальку никто не спросил... Но он знал, что поступил нечестно, и чувствовал, что не сможет долго скрывать.
Вскоре в классе состоялся пионерский сбор на тему «Береги честь смолоду». На сборе Валька признался, что обманул учительницу и товарищей. Вальку исключили из пионеров.
— Глупый ты, глупый! — плача, укоряла Вальку мать, когда он, потрясенный, вернулся из школы. — Как мы теперь жить будем?..
Но Валькина жизнь почти не изменилась. Через год его снова приняли в пионеры, и он понял, что главное в жизни — правда. Так прошло еще два года.
И вдруг весной Валькина мать получила письмо от Дементия Александровича Скорняка. Три дня она молчала, а на четвертый сказала решительно:
— Ну, Валька, готовься в дорогу: поедем на новое местожительство!
И Мельниковы поехали на запад — в старинный город Большие Липы, где-то в окрестностях которого погиб в 1943 году Валькин отец.
10 мая 1953 года Вальке Мельникову исполнилось тринадцать лет. День своего рождения Валька встретил в дороге. Утром мать поцеловала его, раскрыла чемодан и вынула оттуда шоколадный набор в цветастой коробке.
— Это тебе подарок, Валенька.
Валька отодвинул конфеты и тихо спросил:
— Мама, ты опять выходишь замуж?
Мать вспыхнула.
— Это тебя не касается, — ответила она, испуганно взглянув на двух мужчин, соседей по купе, которые курили в коридоре.
— Нет, касается, мама, — сказал Валька. — А если я вырасту таким же? Ты об этом подумала?
— И очень хорошо будет. — Мать вскочила и закрыла дверь в купе. — Я прожила честно, и не мне стыдиться своего поведения. А ты еще мал... И не смей так разговаривать со своей матерью! Что ты еще выдумал?..
Мать заплакала.
— Оружие женщин, — прошептал Валька.
— Боже мой! От кого ты набрался таких слов?!
— Мама, я уже не маленький, и ты больше не дари мне, пожалуйста, конфет. У нас мало денег. Лучше ничего не надо.
— Скоро у нас будут деньги, только не огорчай меня, Валя. — Мать вытерла слезы платком. — Я ведь о тебе думаю.
— Но я не буду звать его отцом, — отвернувшись, сказал Валька. — Проскурякова не звал и этого не буду.
— Проскуряков — плохой человек, и не вспоминай о нем. У нас его не было, — решительно заявила мать. — И никто тебя не заставит называть Дементия Александровича отцом. Зови дядей Дёмой. Не забывай, что он был другом твоего отца.
— Проскуряков был тоже другом...
— Проскурякова забросили в отряд с Большой земли, а Дементий Александрович и твой отец знали друг друга еще до войны. Они учились вместе в военной школе. Если хочешь знать, если уж ты такой взрослый, Дементий Александрович ухаживал за мной в тридцать девятом году, но я вышла замуж за Мельникова. Дёма никогда не забывал меня. — Мать снова прижала платок к глазам. — Он нам много помогал, ты этого не знаешь. Если бы не он, может быть... — Мать всхлипнула и добавила: — Давай, пожалуйста, Валя, прекратим этот разговор.
— Это он деньги на дорогу прислал? — после молчания спросил Валька.
— Конечно.
Валька лег на полку и отвернулся к стенке.
Поезд приближался к Москве. Москву Валька не видел больше трех лет. За это время в городе к небу вытянулись высотные здания. Но Вальку они интересовали меньше всего. Как только Мельниковы сдали вещи в камеру хранения и мать стала в очередь, чтобы закомпостировать билеты, Валька выпросил у нее рубль и, спустившись в метро, поехал на Красную площадь.
Живя в Москве, он редко бывал на Красной площади. Может быть, всего два или три раза. И все с отчимом, с Петром Проскуряковым. Теперь Вальке нужно было побывать там одному.
Возле Мавзолея на Красной площади стояла большая толпа. Люди молча смотрели на солдат, застывших у входа.
Вытягиваясь на цыпочках, Валька тоже постоял и посмотрел. Так же чеканили шаг часовые, такие же росли елки и такими же были зубцы на кремлевской стене...
Да, все было почти такое же, только Валька вырос за эти годы. Он вырос и теперь понимал, на каком стоит месте.
Проводив взглядом сменившихся часовых, он поднял глаза на кремлевскую башню и чуть слышно сказал:
— Клянусь!
Никто не обратил на Вальку внимания. Люди были заняты своим делом. Может быть, они тоже клялись здесь. И чтобы не мешать им, Валька отошел подальше и сказал громче:
— Клянусь всю жизнь бороться с врагами народа!
Мать отпустила Вальку на один час. Пора было возвращаться.
Валька вздохнул и пошел к Историческому музею, все время оглядываясь назад.
На станцию Большие Липы поезд прибыл тоже утром.
Валькина мать долго сидела перед своим зеркальцем. Она волновалась. Валька заметил, что она раз пять намазывала и вытирала губы. Лицо у нее было бледное и растерянное.
Вальке было жалко мать, но он был сердит на нее и старался не выказывать жалости.
Наконец мать последний раз помазала губы, встала и сказала:
— Умоляю тебя, Валя, поздоровайся с Дементием Александровичем. Будь воспитанным человеком.
— Хорошо, — ответил Валька, — я буду воспитанным человеком.
«Почему же не поздороваться? Пожалуйста, — подумал он. — Но никто не заставит меня бросаться ему на шею».
Мать, кажется, прочла эту мысль на его лице и стала кусать губы. Она могла заплакать, и Валька выдавил:
— Ладно, мама... Мы уже обо всем договорились, и я все понял...
— Он должен нас встретить, — сказала мать каким-то глухим, странным голосом. — Ты смотри... Он теперь полковник, начальник милиции.
«Полковник? — про себя удивился Валька. — Его отец умер старшим лейтенантом. Петр Проскуряков был майором. А Дементий Александрович Скорняк стал за это время полковником!»
Валька знал, что в Особом партизанском отряде Скорняк среди друзей был самым младшим по званию. Он был лейтенантом. В альбоме у матери Валька видел фотографию Скорняка. Лейтенант сидел на корточках с автоматом в руках и что-то кричал фотографу в лицо...
Вагон двигался все медленнее и медленнее.
— Ты, Валя, посиди с чемоданом, а я пойду, — сказала мать. — Но я прошу тебя...
Вагон остановился.
Валька выглянул в окно и увидел на перроне человека в синей гимнастерке, в пенсне и с усиками. На погонах темнели три большие звезды. Это был, конечно, полковник Скорняк. Но он совсем не походил на молоденького и озорного лейтенанта из альбома матери.
Стройный, подтянутый полковник стоял, как на часах. Талия его была туго перетянута широким ремнем. Такой тонкой талией, пожалуй, не могла похвастаться и Валькина мать. В фигуре полковника было что-то восточное, грузинское. Он был похож на джигита, готового станцевать лезгинку. Как ни вглядывался Валька в этого человека, он не узнавал в кем лейтенантских примет. Ни казацкого чуба, ни остренького лица с впалыми щеками... И у Вальки даже мелькнула мысль — может быть, он ошибся, приняв чужого красавца-полковника за бывшего лейтенанта Дементия Скорняка.
Но Валька не ошибся. Через минуту стремительно отодвинулась дверь купе, и полковник Скорняк весело сказал, протягивая руку:
— Ну, здравствуй, Валентин Васильевич! Рад тебя видеть, дорогой!
У него был такой приветливый голос, что Валька невольно смутился.
— Ты знаешь, кто я? — спросил полковник.
Валька кивнул.
— Ну вот и отлично. — Полковник обернулся. — Петров, Сизоненко. Вещи в машину!
В купе вскочили два милиционера и расхватали чемоданы и сумки. Один из них хотел взять и Валькин маленький чемоданчик, но Валька не позволил:
— Я сам.
Мать стояла на перроне, красная и счастливая. Она с тревогой взглянула на Вальку. Валька чуть заметно кивнул, успокаивая ее. Дементий Александрович взял ее под руку.
— К машине, Соня, — сказал он. — Не отставай, Валентин Васильевич.
«Зачем он меня так зовет?» — подумал Валька.
Вслед за матерью и полковником Валька вышел через зал ожидания на привокзальную площадь.
Полковник подвел мать к светлой новенькой «Победе», распахнул переднюю дверцу. Валька отстал. Он шел по площади, озираясь по сторонам. Площадь была круглая, каменная. Со всех сторон ее окружали каменные, похожие на башни, дома. В двух местах Валька заметил узкие каменные проходы. Это были улицы.
— Валентин Васильевич, — сказал полковник, — достопримечательности будем осматривать после. А сейчас поехали домой.
Он открыл Вальке заднюю дверцу. Шофера в машине не было. Полковник сам сел за руль.
— Куда мы едем? — спросила мать.
— На дачу. Я живу за городом. Но там очень хорошо и удобно. Особенно обрадуется Валентин Васильевич. — Полковник обернулся и подмигнул Вальке.
«Победа» ринулась в один из узких каменных проходов.
— Это чья машина? Служебная? — спросила мать.
— Моя, — сдержанно ответил полковник. Он засмеялся. — Вернее, наша. Ты не водишь, Валентин Васильевич?
— Конечно, нет, — ответила за Вальку мать.
— Научишься. Получишь права.
— А не рано?.. Мальчику тринадцать лет...
— Мне было чуть больше, когда я участвовал в разгроме банды атамана Перчика, — весело сказал полковник.
Машина вырвалась из каменного ущелья на широкую новую улицу. Солнце ударило Вальке в глаза. Защищаясь ладонью, он взглянул на приборную доску. Стрелка спидометра упруго отклонялась вправо. Встречные машины замедляли ход и жались к обочине. На выезде из города милиционер отдал полковнику честь.
«Почти сто километров!» — ахнул Валька.
— Потише, Дёма, — прошептала мать.
«Быстрее!» — хотел крикнуть Валька, но спохватился.
Неожиданные слова полковника взволновали его. И все-таки он решил, что не стоит поддаваться восторгу и восхищаться. Полковник сказал, что эта машина теперь общая, то есть и Валькина в том числе. Но можно ли принять такой подарок? Имеет ли Валька право? Даже если учесть, что мать выходит замуж за Дементия Александровича, все равно это не меняет дела: Скорняк — чужой для него человек.
