Вечерело.
Профессор Шалва Узнадзе не спеша взбирался по крутому склону горы. До гребня оставалось совсем немного. Он обернулся и скользнул взглядом по извилисто сбегавшей тропинке.
Закатное солнце било прямо в глаза. Профессор был явно чем-то озабочен. Вдруг он улыбнулся, и печальное лицо его, прояснившись, приняло по-детски простодушное выражение. Сердце наполнилось нежностью к родной земле.
«Мать она нам! Кормит и растит, а придет час — раскроет объятия, примет в лоно, как дитя свое… Ты восхищаешься непостижимой и вечно живительной силой земли. Непокорима она и покорена, неукротима и укрощена… Земля рождает человека, земля же обрекает его на муки и горести…»
Солнце заливало склон ярким светом. Громко щебетали птицы — кто их поймет почему, — возможно, прощались с заходившим солнцем.
Неизъяснимой благодатью наполнилась его душа. С юношеской прытью устремился он дальше. Достиг вершины и замер, глядя на склоны гор.
Солнце угасало.
«Я должен достичь своей цели, должен! В ней — смысл моей жизни и счастье людей», — убежденно сказал себе профессор и уверенным, рассчитанным шагом начал спускаться с горы.
Судебно-медицинский эксперт Шота застал Джуаншера Мигриаули в управлении. Едва вошел к нему, как тот спросил:
— Вы принесли акт о вскрытии?
— Да, вот он. — Шота достал из портфеля акт и быстро проглядел его.
— Покажите! — нетерпеливо потребовал Мигриаули.
— Сейчас, но сначала хочу сказать вам кое-что. У Магали Саджая, как ни странно, обнаружен рак желудка… А выглядел он совершенно здоровым.
— А что в этом странного? Рак до поры до времени никак не проявляется.
Шота молча походил по комнате и, помедлив, сказал:
— Странно то, что у Магали Саджая, ассистента профессора Узнадзе, всего лишь месяц назад возникла раковая опухоль.
— Вы уверены? Это же недоказуемо!
— Представьте себе, доказуемо! Саджая трижды прошел в этом году медицинское обследование, и всякий раз выяснялось, что он совершенно здоров. Последние анализы сделаны в конце июня. Впрочем, вы правы, удивляться нечему, — рак и за месяц способен незаметно поразить организм и обратить жизнь в пытку.
— Вы полагаете, что неизлечимая болезнь лишила Саджая желания жить? — настороженно спросил Мигриаули.
— Да, полагаю, что так оно и было. Однако смерть вызвана не раком, она — следствие отравления.
— Развивая ваше соображение, мы придем к выводу, что ассистент профессора принял яд, стремясь избежать мучительной смерти от рака.
— Не берусь утверждать, что он знал о своей болезни. Откровенно говоря, его смерть озадачила меня. Ему сулили большое будущее: его исследования в области онкологии получили в научных кругах широкий резонанс.
— Как вы сказали? В области онкологии?
— Да, да! — Эксперт в упор посмотрел на инспектора, который изменился в лице при слове «онкология». — Вы мне не верите?
— Нет, нет…
— Теперь, когда я кое-что пояснил, ознакомьтесь с актом о вскрытии.
— А что заставило Магали Саджая трижды кряду проходить медобследование?
— Ваше недоумение понятно, этот факт и у меня вызывает подозрения… Впрочем, думаю, такой специалист, как Саджая, не мог не обнаружить у себя рака желудка.
— Чем строить догадки, разумнее выяснить, что беспокоило Саджая, что побуждало его так часто проверять здоровье… Надо побывать в больнице… Не согласитесь ли поехать со мной? Если у вас есть время… Я профан в медицине. Вижу, придется основательно заняться ею, а пока надеюсь на вашу помощь.
— Благодарю за доверие. Охотно поеду с вами.
В больнице медсестра проводила их до кабинета главврача.
— Шота, давайте первым, вы медик, почти свой здесь…
Шота улыбнулся. Поздоровавшись с главврачом, как со старым знакомым, он представил ему инспектора.
— Батоно[1] Петре, инспектору необходимо кое-что уточнить, без вашего содействия не обойтись.
— Пожалуйста, я к вашим услугам! — Главврач протянул Джуаншеру руку, предлагая сесть.
— Спасибо, надеюсь, не отниму у вас много времени и не очень затрудню. — Мигриаули опустился в кресло.
— Чем могу служить? — Главврач радушно улыбнулся.
— Вы, конечно, знаете о внезапной смерти ассистента профессора Узнадзе Магали Саджая?
— Да, да, конечно… Весьма прискорбная весть. Молодой, полный сил, энергии, здоровый… Разум отказывается верить, невероятная смерть!
— Батоно Петре, вы вот сказали: «полный сил, здоровый». А между тем Магали Саджая проходил обследование и, видимо, имел на то основания. Мне бы хотелось ознакомиться с историей его болезни. Если не затруднит, покажите ее…
Главврач взял телефонную трубку, набрал номер.
— Доктора Ткемаладзе, пожалуйста. Здравствуйте, мне срочно нужна история болезни Магали Саджая.
Через несколько минут в кабинет вошла молодая русоволосая женщина и передала главврачу историю болезни. Он полистал ее и протянул инспектору.
Джуаншер внимательно изучал записи, результаты всевозможных анализов и наконец сказал:
— Из истории болезни явствует, что Магали Саджая трижды обследовался в вашей больнице…
— Мы и не скрываем этого! Карточка у вас в руках. — Главврач снял очки и достал из пачки папиросу.
— Из истории болезни не видно, чем он мотивировал свое желание пройти обследование. Нет записей о жалобах на какой-либо недуг… — Мигриаули вопросительно умолк и тоже закурил. — Мало того, судя по этому документу, Магали Саджая был совершенно здоров, врачи ничего у него не находили, а он, словно не веря им, снова и снова обследовался — трижды за пол года!
— Проделаны все возможные анализы, всеми имеющимися способами выясняли, нет ли у него опухоли; проверены легкие, сердце, почки, печень… — заметил эксперт. — Это все настораживает, и понятно, батоно Петре, почему инспектор Мигриаули настойчиво стремится выяснить все досконально. В истории болезни фиксируется, на что жалуется человек, тем более если он сам добивается обследования в стационаре. А в этой истории ничего не записано…
— Видите ли, Саджая ни на что конкретно не жаловался, но он настаивал на обследовании. — Главврач задумался и добавил: — Да, поведение Саджая действительно кажется странным. Вероятно, его что-то беспокоило, но он скрывал от нас, желая узнать правду о своем здоровье. Неужели мы не сумели выявить болезнь, неужели упустили серьезный недуг, который привел к смерти? И, значит, повинны в его гибели? — Бледное лицо главврача отражало глубокое волнение, руки у него нервно дрожали.
— Трудно утверждать что-то определенное. Пока меня интересует одно: почему он добивался обследования?
— Позвольте я вызову лечащего врача Саджая, он наверняка прольет свет на то, что вам неясно.
— Буду признателен…
— Поразительно, каждые два месяца обследование!.. Как же я не задумывался над этим раньше?! Вряд ли он любопытства ради проходил малоприятную процедуру! Нет, конечно… Сейчас ясно вижу, как это странно…
Главврач встал, прошелся по кабинету, задержался возле окна. Лицо его посветлело.
— Помню, как он появился у меня первый раз. Я удивился и спросил, каким ветром его занесло. «Уважаемый профессор, и врача не минуют болезни, — заметил он. — Вот и пришел к вам лечиться!» — «Лечиться? Да ты взгляни на себя — лицо, как турашаульское яблоко!» — «А если у меня не телесный недуг, а если он незримый?!» — «Почему ты говоришь загадками?» — изумился я. «Вы мой учитель, и я жду от вас помощи. У меня трудноизлечимый недуг, но вы сумеете помочь мне!» — «Не понимаю! Ты серьезно находишь у себя что-то?!» Сказав это, я обхватил его за плечи — он был моим любимым студентом… — По щекам главврача катились слезы. — «Нет, это не то, о чем вы думаете. Мой недуг кроется вот тут». И он, улыбаясь, приложил палец ко лбу. «Переутомился, вижу, переработал, умственное перенапряжение, — объяснил я то, что и так было ясно. — Как твои исследования?» — «Наконец-то сообразили, на какой недуг я жалуюсь! Да, слишком много работаю…» Я усадил Саджая в кресло. «Скажи толком, что тебя беспокоит». — «Не верю в себя, в свои силы», — признался он печально. «Умного человека, серьезного специалиста всегда одолевают сомнения», — сказал я, а он в ответ: «Слабое утешение». — «А ты что, рассчитывал без особых усилий, без ошибок и неудач достичь цели и увенчать себя лавровым венком?» — «Вовсе нет! Но я тороплюсь, боюсь, не хватит сил. Сейчас у меня достаточно решимости, я способен на самоотверженность, которая нужна для большого дела». — «Да, самоотверженная отдача делу требует больших сил, а они могут и иссякнуть». — «Но я не вправе беречь свои силы. Знали бы вы, учитель, как я счастлив!» — «Хватит намеков, скажи прямо, что тебя ко мне привело?» — «Хочу убедиться, что я здоров, совершенно здоров. А если обнаружится, что у меня хотя бы один орган функционирует плохо, даю слово, оставлю работу на несколько месяцев, поеду отдыхать…»
Дверь кабинета приоткрылась.
— Можно?
— Прошу, входите! — Главврач представил инспектору и эксперту доцента Ткемаладзе. — Товарищи хотели бы подробнее узнать, по какому поводу обследовался Магали Саджая.
— Саджая обследовали по его просьбе, он трижды обращался сюда, будучи абсолютно здоровым.
— Это нам известно из врачебных заключений. Нас интересует, что побуждало его проверять здоровье. На что он жаловался?
— Главврач говорил, что Магали Саджая, видимо, не совсем здоров, раз его беспокоит что-то.
— Что же именно? — Мигриаули повернулся к главврачу.
— Я надеялся, что у Саджая найдут хоть что-нибудь и тогда он сдержит слово и поедет отдыхать.
— Но коль скоро он оказывался абсолютно здоровым, поражаюсь, как вы не поинтересовались, чего ради он в третий раз за короткий срок добивался обследования.
— Мы интересовались.
— И что же?
— Говорил: «Хочу убедиться, что здоров, это позволит мне принести счастье миллионам людей, сохранить им здоровье…»
— Странное объяснение…
— Да, общие слова, а конкретно он ничего не говорил. По правде сказать, и меня удивлял его непроходящий интерес к своему здоровью.
— Да, поистине странно и непонятно. У Магали Саджая оказался рак желудка, — сказал эксперт.
— Рак?! — воскликнул Ткемаладзе. — Но месяц назад он ушел от нас абсолютно здоровым!
— Рак?! — удивился и главврач. — Не ошибаетесь ли вы?
— Увы, нет.
— Выходит, он не зря тревожился! Болезнь зрела в нем, а мы не выявили ее?
— Месяц назад Саджая был абсолютно здоров, — стоял на своем Ткемаладзе, явно ошеломленный новостью.
— И я не сомневаюсь в этом, — сказал главврач. — Остается думать, что он добивался документа о состоянии своего здоровья… Но для чего?
— Если так, наша задача — выяснить это. — Мигриаули снял очки, протер стекла, потом спросил главврача: — Нет ли у вас телефона психиатрической лечебницы?
— Есть, есть… Минутку… Вот, извольте…
Инспектор позвонил директору психиатрической лечебницы и договорился о встрече. Поблагодарив главврача и извинившись за беспокойство, эксперт и инспектор покинули кабинет.
— Не понимаю, зачем вам в психиатрическую лечебницу? — спросил Шота инспектора, когда они вышли на улицу.
— Думаю, что ассистент профессора Узнадзе обследовался и там. Посмотрим, насколько я прозорлив.
— Подозреваете, что…
— Нет, я уверен, что с психикой у Саджая было все в порядке.
— С какой стати обратился он тогда к психиатру?
— С такой, с какой и к другим специалистам!
Машина промчалась по улице Павлова и въехала в просторный двор лечебницы.
Они поднялись на второй этаж. Пройдя по длинному коридору, оказались перед дверью с надписью «Директор». Немного помедлив, Мигриаули постучал. Войдя в кабинет, представился директору лечебницы.
Профессор привстал и учтиво поклонился:
— Весьма рад. Прошу садиться.
— Иной раз дело требует обращения к психиатру. Вы, вероятно, уже знаете о внезапной смерти ассистента профессора Узнадзе Магали Саджая?
— Да, знаю. Говорят, он отравился.
— Это вам сообщили из института, где работал Саджая?
— Нет, позвонили из отдела судебно-медицинской экспертизы. Мой бывший ученик работает там.
— Я бы хотел выяснить кое-что, надеюсь на ваше содействие.
— Слушаю…
— Не обращался ли к вам Магали Саджая?
— Думаю, вы неспроста спрашиваете… Знаете, видимо, что мы с Магали Саджая, несмотря на разницу в возрасте, были дружны. Я считал его самым способным студентом, и врач из него вышел замечательный.
— Раз вы были близки, наверное, знаете, что он жаловался на здоровье.
— Всем нам свойственно сомневаться в своем здоровье, предполагать у себя какое-нибудь заболевание… А вы были знакомы с Магали Саджая?
— Нет.
— Откуда же вам известно о нашем разговоре? — изумился профессор.
— О вашем разговоре я ничего не знаю, только догадываюсь.
— Да вы ясновидец! — Профессор пригладил усы и пытливо всмотрелся в Мигриаули. — Очень тяжелая утрата для науки, — Саджая был исключительно одаренным.
— Помогите пролить свет на его смерть, неожиданную и необъяснимую.
— Я к вашим услугам, чем смогу…
— Он никогда не просил вас проверить его психическое состояние?
Профессор задумался.
— Неужели его действительно что-то беспокоило, а мне и невдомек было? Как же я не заметил его душевной депрессии, если она началась? — пробормотал профессор. — С месяц назад, во время нашей последней встречи, Саджая жаловался на плохой сон, на раздражительность, сказал, что взрывается по пустякам, иногда и без всякого повода. Я посмеялся тогда, посоветовав провести месяц на море. Убеждал, что морской воздух приведет в порядок нервную систему, но он ответил: «Море не поможет, я хотел бы проверить нервы и психику». Мы договорились, что он приедет на другой день с утра… Буду с вами откровенен: когда он ушел, я позвонил директору НИИ, где он работал, профессору Узнадзе, и спросил, что он думает о Магали Саджая, как тот себя ведет, как держится, не замечал ли профессор странностей у своего ассистента. Профессор Узнадзе удивился такого рода интересу и заверил, что Саджая со всеми держится ровно, спокойно, никогда не повышает тона.
— А вы в самом деле заподозрили неладное и потому позвонили директору института?
— Нет, я лишь хотел выяснить, что нарушило душевный покой Саджая. Не было ли конфликта с сотрудниками. Но оказалось, что на работе у него все в порядке, и причину взвинченности надо было искать в ином. Я не скрыл от профессора своего недоумения по поводу желания Саджая обследоваться в нашей лечебнице.
