Жили в тундре три товарища: ворона, куропатка и мышка. Захотелось им однажды лепешек поесть. Мышка спрашивает:
— Кто за мукой в лавку пойдет?
Ворона говорит:
— Я не пойду. У меня горло болит, я сегодня много каркала.
— И я не пойду, — говорит куропатка. — Я сегодня гулять ходила, ноги промочила.
— Ну, так я пойду, — сказала мышка.
Пошла она в лавку. Принесла муки. Потом спрашивает:
— Кто тесто месить будет?
— Я не буду, — говорит ворона. — Не хочу мои черные перья белой мукой пачкать.
— И я не буду, — говорит куропатка. — Не хочу мои острые коготки о тесто тупить.
— Ну, так я тесто замешу, — сказала мышка.
Взяла она чашку, налила в нее воды, насыпала туда муки, немного посолила. Вымесила тесто и положила его на доску. Потом сказала:
— Кто будет лепешки печь?
— Я не буду, — говорит ворона. — У меня от огня глаза станут красными, как у куропатки.
— И я не буду, — говорит куропатка. — Мои белые перышки станут от копоти черными, как у вороны.
— Ну, так я сама испеку лепешки, — сказала мышка.
Развела она огонь. Испекла лепешки.
— А кто, — спрашивает, — будет лепешки есть?
— Я буду, — говорит ворона.
— И я буду, — говорит куропатка.
— Нет уж, — сказала мышка. — Когда я работала, вы только смотрели. Теперь смотрите, как я есть буду!
И съела все лепешки.
Вот и сказке конец.
У самого устья большой реки чум стоял. Наполовину рваной оленьей шкурой покрыт, наполовину — берестой. Жила в этом чуме старуха с внуком. Подрос внук, старуха сказала:
— Теперь ты, Нардалико, уже большой стал, пора тебе меня кормить.
Стал Нардалико песцов промышлять, рыбу ловить. Кое-как сыты они со старухой. А чум покрыть, новую одежду справить никак не могут.
Однажды недалеко от их чума стали стойбищем два брата, богатые оленщики. У этих братьев десять тысяч оленей было.
Подумал Нардалико и пошел к ним в пастухи наниматься. Взяли его братья, богатые оленщики, в работники на год. Через год обещали с каждой тысячи голов по одному оленю дать. Обрадовался Нардалико.
«Через год, — думает, — сам оленщиком стану. Попрошу восемь важенок и двух быков. Лет через пять у меня большое стадо вырастет. Будет у нас и чум новый, и мяса вдоволь».
Стал Нардалико пасти оленей. Днем выбирает ягельные места, туда оленей перегоняет. Ночью не спит, стадо от волков стережет. Олени жиреют, Нардалико худеет. У оленей шерсть стала густой и блестящей, у Нардалико из старой малицы последние волосинки вылезли.
Вот и год к концу подошел. Пригнал Нардалико оленей к чумам, хозяев и говорит:
— Все старые олени целы. И прирост в стаде большой. Всего десять маленьких оленят пало.
— Ай, жалко, — говорит старший оленщик. — Как раз этих оленят мы и думали тебе отдать. Сам виноват, что не уберег их.
— Что ты, брат, — говорит младший оленщик, — нельзя человека с пустыми руками отпускать. Своих оленей он не уберег, заплатим ему хоть деньгами.
Дали богатые хозяева своему работнику за год службы десять копеек, по копейке с тысячи голов.
Взял Нардалико копейки и пошел прочь из богатого стойбища.
Немного прошел, видит — охотник тащит на веревке облезлую собачонку.
— Куда собаку тащишь? — спрашивает Нардалико.
— Топить веду, — отвечает охотник. — Плохая собака, на охоту не ходит, только есть просит. Кому такая нужна?
— Может, мне пригодится, — говорит Нардалико. — Не топи ее, продай лучше мне.
Отдал Нардалико десять копеек охотнику, взял себе собаку.
Приходит в свой чум, а тот уже почти совсем развалился. Старуха спрашивает внука:
— Где же твои олени, Нардалико?
— Олени еще будут, пока собаку привел.
Заплакала старуха, а Нардалико смеется, песни поет.
Пошел он на охоту, убил двух песцов. Привязал этих песцов на спину собачонке, на заднюю ногу ременную петлю ей накинул, ремень к чуму протянул. Потом отвел собачонку в тальниковые кусты, кость ей бросил, а сам быстро побежал к стойбищу братьев-оленщиков.
— Приходите ко мне в гости, хорошие люди, — говорит. — Вы меня богато наградили, хочу вам почет оказать.
«Глупый этот работник, — думают оленщики, — мы его обманули, а он спасибо говорит. Если хочет, пускай угощает. Зачем даровую еду упускать?»
Выбрали они самых лучших оленей, запрягли две упряжки и поехали к Нардалико в чум.
В чуме старуха воду на чай кипятит, мороженую рыбу строгает.
Сели братья-оленщики у огня. Пока чай готовится, с Нардалико беседу ведут.
— Много ли песцов промышляешь? — спрашивают.
— Я сам не промышляю, — Нардалико говорит. — За меня собака промышляет. Хорошая собака, Яндако ее зовут. Я ее на те копейки купил, что вы мне за работу заплатили.
— Как собака одна промышлять может? — смеются оленщики, а у самих глаза от жадности загорелись.
Нардалико говорит:
— Вот погодите, Яндако как раз на охоту пошел. Посмотрим, что сегодня принесет.
Стали чай пить. По две чашки выпили. Тут Нардалико потихоньку за ремень дернул. Яндако зарычал, больно ему стало.
— Бабушка, — говорит Нардалико старухе, — слышишь, промышленник Яндако пришел, песцов приволок. Иди, принимай добычу.
Старуха вышла. Яндако в чум привела. У Яндако на спине два песца лежат.
Нардалико браниться стал.
— Зачем ленишься! Почему только двух песцов принес? Вчера семь было.
Переглянулись оленщики.
«Вот так собака, — думают, — нам бы такую!»
Младший брат спрашивает:
— Собака по семь песцов приносит, почему же у тебя чум плохой?
— А вот, как напромышляет Яндако побольше песцов, поставлю новый чум и весь его песцовыми шкурами покрою.
Тут совсем поверили оленщики.
Старший брат говорит:
— Продай нам эту собаку, мы тебе много денег за нее дадим.
— Не хочу много денег, — отвечает Нардалико. — Заплатите мне оленями.
— Ладно, — говорят оленщики, — поедем к нам в стойбище, сам отберешь себе оленей.
— Никуда и ехать не надо, — отвечает Нардалико, — отдайте мне за Яндако тех оленей, что в упряжке стоят перед моим чумом. А не хотите, не отдам собаку.
Что было делать братьям-оленщикам? Самые лучшие олени были у них запряжены, жалко их отдавать. И домой далеко пешком добираться. Да как такую чудесную собаку из рук выпустить!
Распрягли они оленей, одни нарты бросили, в другие сами впряглись. На нарты промышленника Яндако посадили. Сидит Яндако на нартах, хвостом машет. Оленщики еле бредут, в снегу вязнут, пот с них градом катится.
Трое суток до своего стойбища добирались, в сугробах ночевали. Чуть в пути не пропали.
Наконец, пришли. Первым делом Яндако сытно накормили. Потом сами поели и спать легли.
Утром встали, из чума выглянули — пошел ли промышленник на охоту? Яндако против чума сидит, ждет, когда есть дадут. Опять накормили собаку жирным оленьим мясом. Она поела и спать улеглась.
— Завтра, видно, пойдет промышлять, — говорят оленщики.
И назавтра то же было. Не идет Яндако на охоту, на шаг от чума не отходит. Понравилось ему жирное оленье мясо.
— Иди, Яндако, песцов ловить! — кричат оленщики.
А Яндако лежит в снегу, на братьев лает — зачем его от сытной еды в тундру гонят!
Через десять дней поняли оленщики, что обманул их Нардалико.
За это время Нардалико далеко откочевал. На новом месте чум поставил. Хорошо жить начал.
Богатые оленщики жадные были, Нардалико хитрый. Что ему добром за работу не отдали, то он хитростью вернул.
Вот и все.
Жила однажды девушка. Была она такая маленькая, что зайдет за кочку — ее и не видно, прикроется веткой карликовой березки — никто не отыщет. Так ее и прозвали — Лынзермя-не, что значит прячущаяся девушка.
Сидела как-то Лынзермя-не у себя в чуме и шила новый совик. Вдруг в чуме стало темно.
«Кто это сел у дымового отверстия и заслонил мне свет?» — думает Лынзермя-не.
Подняла голову и увидела белку.
— Здравствуй, белочка, — сказала девушка. — Приходи лучше завтра, сегодня мне шить надо.
Белочка не уходит, кинула девушке кедровую шишку. Лынзермя-не говорит:
— Шишку с орешками принесла — это хорошо, а работать все-таки не мешай.
Белочка не хочет уходить, дразнит девушку, то голову просунет в отверстие, то хвостик.
Выбежала Лынзермя-не из чума, смотрит — ворона мимо летит.
Девушка крикнула:
— Ворона, ворона, меня белочка не слушается, шить мешает. Прогони ее.
Ворона подлетела к чуму, только хотела клюнуть белочку, а та прыг — и убежала.
Ворона села на ее место, сунула голову в дымовое отверстие и принялась по-вороньи песни петь:
— Карр, карр!
Совсем в чуме темно стало. А от крика вороны у Лынзермя-не голова разболелась.
— Хороши, ворона, твои песни, — сказала девушка. — Прилетай завтра петь. А теперь уходи, шить не мешай.
Ворона не уходит, еще громче каркать стала.
Выбежала Лынзермя-не из чума, видит — летит мимо чайка, серебристую рыбку в клюве держит.
— Чайка, чайка, — крикнула девушка, — меня ворона не слушается, шить мешает. Прогони ее.
Чайка подлетела, махнула длинным крылом и прогнала ворону. Потом сунула голову в дымовое отверстие и бросила рыбку на колени Лынзермя-не.
Не успела Лынзермя-не ничего сказать, как чайка уже улетела.
Обрадовалась рыбке Лынзермя-не.
«Теперь, — думает, — долго сыта буду. Голову высушу, спинку провялю, хвостик сварю».
Принялась она рыбку разделывать, долго с ней провозилась. Только кончила, в чум вошел незнакомый охотник.
— Как живешь, Лынзермя-не? — сказал охотник.
Удивилась Лынзермя-не и спросила:
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Да я и не знаю, как тебя зовут. Очень ты маленькая. Вот я тебя и назвал Лынзермя-не. Долго я шел, проголодался, дай мне поесть.
Лынзермя-не стала охотника угощать. Сушеную рыбью голову подала, вяленую рыбью спинку, сваренный рыбий хвостик.
— Видно, ты хорошая хозяйка, — сказал охотник. — Иди за меня замуж.
Испугалась тут Лынзермя-не. В первый раз она этого охотника видит. Как за чужого замуж идти, в незнакомые места перекочевывать?
— Нет, не пойду за тебя замуж, — сказала она охотнику.
— А я тебя унесу, — ответил охотник.
— Как же ты меня унесешь? Во что посадишь?
— Посажу тебя в рукавицу.
— Нельзя в рукавицу. Пальцами раздавишь.
— За пазуху посажу.
— Я там задохнусь.
— Тогда в пимы посажу.
— Растопчешь меня в пимах.
— Ну, в шапку.
— В шапке темно, мне страшно будет. .
- Куда же тебя посадить? —- спрашивает охотник.
— Посади меня вот в эту берестяную коробочку, — ответила Лынзермя-не.
Засмеялся охотник и посадил девушку в берестяную коробочку. Берестяную коробочку в руки взял и пошел назад по своему следу.
Шел, шел, а Лынзермя-не прорезала ножичком берестяное донце и выскользнула из коробочки. Падая, зацепилась она за веточку и спряталась под листиками.
Сидит на веточке и плачет. Как домой вернуться, не знает.
Охотник прошел еще немного и захотелось ему посмотреть, что делает Лынзермя-не. Сел он на камень, открыл берестяную коробочку, а там пусто. Нет в коробочке Лынзермя-не.
— Как же это я жену потерял? — говорит сам себе охотник. — Надо ее поискать.
А Лынзермя-не сидит под листиком на веточке и все слышит.
Нагнулся охотник, стал траву обшаривать. Все ближе к. Лынзермя-не подходит.
«Ой, увидит, — думает девушка, — ой схватит!»
Сжалась Лынзермя-не в комочек, совсем маленькая, круглая стала. Так крепко за веточку ухватилась, что приросла к ней.
Вот подошел охотник к этому кусту, приподнял листик, а под листиком круглая ягодка сидит.
Это Лынзермя-не превратилась в ягодку, ягодку-голубику. И зовут эту ягодку Лынзермя-нгодя — прячущаяся ягода.
На солнечной стороне озера жили язь и щука. В этом месте на дне водорослей много было. Вот они никогда и не встречались. А раз встретились.
Щука говорит:
— Что ты в моей воде делаешь?
— А ты что в моей воде делаешь? — спрашивает язь.
— Я тут живу, — отвечает щука.
— Как так живешь! — сказал язь. — Это мое место.
— Нет, мое! — закричала щука.
— Нет, мое! — закричал язь.
Спорили они так, спорили. Ни до чего не доспорились. И пошли войной друг на друга.
Спустилась щука на самое дно озера, бросилась оттуда на язя. Тогда язь метнул сверху раздвоенную стрелу. Полетела она и вонзилась щуке прямо в спину. Вторую, третью стрелы послал язь, все щуке в спину угодили. А щука уже совсем близко к язю подплыла. Стал тут язь увертываться, и все стрелы щуки вонзились ему в хвост.
Полдня воевали, всю тину со дна подняли, воду замутили.
Начали другие рыбы собираться. Первой сельдь подоспела, потом сиги приплыли, налимы, пелядки, чиры. Принялись рыбы драчунов унимать.
— Довольно вам драться! — говорят. — Давайте все вместе рассудим, где кому жить.
Язь и щука никого не слушают. Бросаются друг на друга, только чешуя во все стороны летит.
Тут сиг сказал:
— Надо бабушку ершиху позвать. Она старая, умная, может, она их помирит. Сходи за нею, налим!
— Налим ленивый, неповоротливый, — сказала пелядка. — За корягу зацепится, да тут под корягой и заснет. Пусть зельдь плывет.
— Зельдь маленькая — озеро большое. Заблудится зельдь, — сказал чир. — Пусть лучше нельма плывет. Она всех проворней.
Решили послать нельму. Поплыла нельма за бабушкой ершихой.
А щука и язь все воюют.
Вот вернулась нельма, и бабушка ершиха с ней приплыла — старенькая, сморщенная.
Стала она драчунов мирить.
— Как тебе, щука, не стыдно. Как тебе, язь, не стыдно. Что вы воду мутите, рыбам покоя не даете! Места в озере много, на всех хватит.
Не слушают язь со щукой, все воюют.
Рассердилась тут бабушка ершиха, надулась, колючки торчком поставила. Испугались язь со щукой. Драться перестали.
— Как же нам озеро поделить? — у бабушки ершихи спрашивают.
Бабушка ершиха отвечает:
— Кругом себя посмотрите. А я больше повторять не буду. Мне говорить трудно, у меня язык толстый.
Посмотрели язь со щукой по сторонам. И правда, много места в озере. Зачем воевали — и сами не знают.
С тех пор мирно живут. Только в хвосте у язя навсегда остались гладкие косточки — стрелы щуки. А раздвоенные стрелы, что метал язь, так и вросли в спину щуки.
Если не веришь, поймай язя и щуку, сам увидишь.
Жила в тундре женщина. У этой женщины был сын. Будем звать его Вэрабук. Пока Вэрабук маленьким был, мать сама в речке рыбу ловила. Сына на пятьдесят шагов от чума не отпускала
— Недалеко от нашей речки живет великан, — говорила она мальчику. — Очень сильный тот великан, очень злой. Убьет он тебя.
Потом подрос Вэрабук. Начал сам ловить рыбу. Каждый день ходит на речку. А мать каждый день ему говорит:
— Вверх по речке не ходи. Вниз по речке ходи. Рыбы наловишь, скорее в чум возвращайся. Не то поймает тебя великан.
Столько раз слышал Вэрабук про великана, что захотелось ему этого великана увидеть.
Надел он сшитый матерью совик, санки с собой прихватил, что дед когда-то сделал, и пошел.
Долго ли, коротко ли шел — видит: стоит на сопке пень. Не высокий и не низкий — с Вэрабука вышиной. Не толстый и не тонкий — с Вэрабука толщиной. Посмотрел на него Вэрабук и сказал:
— Совсем, как человек, стоит этот пень на сопке. Нет только у него рук и шеи тоже нет. Вот надену на него мой совик, и будет он мне вроде брата.
Подошел Вэрабук поближе, снял совик и надел его на пень. Совик пню как раз впору пришелся.
Посмеялся Вэрабук, полюбовался пнем, стало ему холодно. Он и говорит:
— Ну, пень, погрелся и хватит. Отдай мой совик. Я дальше пойду, великана искать. Хочу поглядеть, какой он из себя.
Потянул Вэрабук к себе совик, а совик не снимается с пня. Прилип к нему. Стал Вэрабук отдирать совик — весь в клочья изодрал. Очень рассердился Вэрабук. Ударил пень правой ногой — правая нога так к коре и прилипла. Вэрабук ударил пень левым кулаком — и левый кулак прилип. Правым ударил — правый прилип. Еще больше рассердился Вэрабук. Размахнулся левой ногой, крепко стукнул по пню. Пень как стоял, так и стоит, а левую ногу Вэрабуку не отодрать. Тогда Вэрабук нагнул голову и боднул пень. Тут и лоб его прилип к коре. Теперь Вэрабук и шевельнуться не может.
Мало ли, много ли времени так прошло, только слышит Вэрабук — заскрипел под чьими-то большими ногами снег.
Это великан прибежал.
Подошел великан поближе. Увидел, что Вэрабук прилип к пню, и закричал от радости:
— Эй, капкан, мой капкан, какой же ты хороший! Опять поймал мне добычу.
Протянул великан руку, схватил Вэрабука за малицу и отодрал его от пня. Потом поднял с земли, оглядел со всех сторон и говорит:
— Очень ты мал, но я все-таки съем тебя. — И уже рот свой огромный разинул.
Но Вэрабук не испугался.
«Надо как-нибудь его обмануть», — думает.
Тут Вэрабук увидел свои санки.
— Погоди, старик-великан. Не ешь меня. Я тебе что-то хорошее покажу, — крикнул он.
— Ладно, покажи, а потом я тебя все равно съем, — сказал великан и опустил Вэрабука на землю.
— Посмотри, старик-великан, на мои санки. Это непростые санки. Они так сделаны, что сами катятся!
— Сами катятся? Это хорошо. С такими санками ноги не устанут — не нужно пешком ходить. А не врешь ли ты, малыш?
Вэрабук подтолкнул санки к краю сопки и сказал:
— Нет, не вру. Садись на санки, сам только вперед смотри да ногами отталкивайся. Я за тобой пойду.
Великан сел на санки и давай ногами отталкиваться. Быстро покатились санки по склону сопки. Очень понравились великану санки Вэрабука.
Вот съехали санки с горы, помедленней катятся, потом, вовсе стали. Великан ногами отталкивается, а санки — ни с места. Рассердился великан, оглянулся — идет ли за ним. Вэрабук?
А Вэрабука и след простыл. Он по другому склону сопки давно убежал.
Погнался великан за Вэрабуком. Долго гнался, наконец, поймал.
— Ты, что же, обмануть меня захотел! — закричал он на Вэрабука. — Сказал, за мной пойдешь, а сам в другую сторону побежал!
Вэрабук отвечает:
— Старик-великан, я за тобой пошел. Только санки так быстро катились, что пропали из виду. Я и заблудился.
Поверил великан Вэрабуку. Потом подумал и сказал:
— А все-таки я тебя съем. Санки твои испортились, на месте стоят, вперед не бегут.
— Что ты, великан, — говорит Вэрабук. — Просто ты с ними обходиться не умеешь. Вот я сяду на санки, а ты возьмись за веревку и иди вперед, санки от тебя ни на шаг не отстанут.
Вэрабук сел на санки. Великан схватился за веревку и зашагал. Так быстро зашагал, что снег под его ногами вьюгой завился.
Что же дальше рассказывать? Шагает великан все вперед и вперед. Устал, наконец. Обернулся — катятся ли за ним санки с Вэрабуком? Санки катятся, а Вэрабука на них нет. Он давно соскочил с санок и побежал к своему чуму.
Прибежал в чум и говорит матери:
— Больше ты меня не пугай. Повидал я твоего великана. Велик он ростом, да глуп. Я хоть и мал, а его перехитрил.
Вот и конец.
На лесной поляне стоял чум. В чуме жили лисица, корова и ястреб. На краю леса другой чум стоял. Жили в нем медведь, росомаха и волк.
В одном чуме корова домовничала: огонь разводила, еду готовила. Лиса и ястреб на охоту ходили. Вечером вернутся, корова их встречает. В чуме чисто прибрано, еда вкусная в котле кипит.
В другом чуме волк хозяйничал. Росомаха с медведем охотились. Волк еду варит, да все пробует — вкусно ли? Пока сварит, половину съест. Придут росомаха с медведем, есть почти нечего. Так ни сытые, ни голодные спать ложатся.
Зима пришла. Малые звери по норам попрятались. Плохая настала охота.
Лисица с ястребом поменьше добудут, корова их молоком покормит. Вот все и сыты.
Медведь с росомахой поменьше из лесу принесут, волк побольше съест. Совсем голодно в чуме.
Однажды повстречались лиса с медведем. Медведь спрашивает:
— Как живешь, лиса?
Лиса отвечает:
— Хорошо живем.
— А корова ваша не отощала?
— Нет, не отощала.
Разошлись медведь с лисицей в разные стороны. Лиса думает:
«Зачем это медведь про корову спрашивал? К добру ли?» Вечером пришла лиса в свой чум и сказала ястребу:
— Слетай в другой чум. Послушай, о чем там говорят. Ястреб полетел. Сел на конец шеста, слушает через дымовое отверстие.
В чуме медведь говорит:
— Еды у нас не стало. А еда под боком ходит. В чуме на краю леса корова жирная, большая. Если убьем ее, мяса надолго хватит.
Росомаха говорит:
— Завтра, пока мы с тобой, медведь, охотимся, пусть волк корову убьет.
Волк отвечает:
— Вот и ладно. Хорошо, сытно поедим.
Слушает ястреб, а у самого по обе стороны крючковатого носа слезы капают. Жалко ястребу корову.
Замолкли звери в чуме. Ястреб в свой чум полетел.
Лисица у него спрашивает:
— О чем соседи говорили?
Ястреб отвечает:
— Разве скажут они хорошее слово! Так говорят соседи — у нашей коровы мяса много, мясо жирное. Надо убить корову
— Му-му-му! — заплакала корова. — Теперь мне конец пришел.
— Погоди слезы лить, — говорит лисица, — до завтра еще далеко, а сейчас есть хочется. Накорми нас.
Поели, спать легли. Ястреб заснул, и корова заснула. А лисица встала, тихонько вышла из чума. Побежала к стойбищу, где люди жили. Украла у них волчью шкуру и понесла к себе в чум. Потом тоже спать легла.
Утром проснулась, смотрит — корова для всех еду готовит, а в котел слезы ее так и капают.
— Эй, корова, — говорит лисица, — как бы от твоих слез еда слишком соленой не стала. Лучше послушай, что я тебе скажу. Видишь эту волчью шкуру? Мы с ястребом на охоту пойдем, а ты вынеси шкуру на снег, выбивай ее да приговаривай: «Одного волка убила и другого убью. Из двух шкур сошью себе совик».
Ястреб с лисицей отправились на охоту, а корова, как ей велено было, так и сделала. Топчет волчью шкуру копытами, рогами ее вверх подбрасывает и приговаривает:
— Что же второй волк не идет? Из одной шкуры совик не сошьешь.
А волк как раз к чуму подбирался. Увидел волчью шкуру на снегу, услышал, что корова говорит — испугался и побежал от страшного места подальше.
Вечером лисица опять ястреба к чуму медведя послала. Сел ястреб на шест, слушает.
Медведь и росомаха только с охоты пришли. Медведь спрашивает:
— Волк, еда сварилась?
— А что варить-то было? — отвечает волк.
— Как что, — говорит росомаха, — мясо коровы.
— Эта корова уже с одного волка шкуру содрала, теперь до моей добирается. А мне своей шкуры жалко, она у меня одна, — отвечает волк. — Пойди сама, попробуй одолеть корову.
— И попробую, — сказала росомаха, — не испугаюсь, как ты.
Прилетел ястреб в свой чум, рассказал все, что слышал. Только корова собралась заплакать, лисица ей говорит:
— Там, где я волчью шкуру достала, там и росомашья шкура есть.
Все опять легли, а лисица побежала в стойбище и притащила шкуру росомахи.
Утром корова накормила товарищей, проводила их на охоту. Потом вынесла росомашью шкуру на снег и давай ее выбивать да приговаривать:
— Одну росомаху рогами забодала — на половину паницы хватит, вторую росомаху забодаю — целая паница будет.
А росомаха как раз к чуму подкралась. Увидела на снегу росомашью шкуру, услыхала, что корова говорит — испугалась. Не помнит, как до своего чума добежала.
Вечером ястреб снова полетел к чуму медведя. Послушал, послушал и назад прилетел.
— Что делать будем, — говорит, — завтра сам медведь в наш чум собирается.
Тут лисица задумалась. Долго думала, нос к земле опустила. Наконец, подняла голову, сказала:
— Теперь и в самом деле нашу корову убьют. Придется уходить отсюда.
Так и сделали. Не дожидаясь утра, ушли и чум со всем добром бросили. Ястреб летит впереди, лисица за ним бежит, корова за лисицей бредет, по самое брюхо в снег проваливается.
Всю ночь так шли, весь день так шли. Только смеркаться стало, ястреб вдруг закричал сверху:
— Что делать будем? Волк, медведь и росомаха по нашим следам идут. Вот-вот нас нагонят.
Лисица подбежала к толстому сучковатому дереву и говорит:
— Заберемся на дерево, они нас не найдут.
Ястреб на самую вершину сел, лисица до середины дерева добралась. Корове на дерево никак не залезть. Передние ноги на ветку поставила, а задние не поднять.
Лисица опять на землю спрыгнула. Попробовала носом подтолкнуть корову, та — ни с места. Тогда лисица куснула острыми зубами корову за ногу.
— Ой, — крикнула корова.
— Молчи, медведь услышит, — сказала лисица и куснула ее за вторую ногу. Да так больно, что корова подпрыгнула и сразу на дереве очутилась. Правда, невысоко, на самой нижней ветке. И лисица опять на дерево забралась. Посмотрели вниз, а волк, медведь и росомаха уже совсем близко. Слышат медведь говорит:
— Совсем стемнело, следов не видно. Давайте под этим, деревом переночуем. Завтра их догоним.
Улеглись они под деревом, заснули.
Среди ночи корова шепчет лисице:
— Не могу больше держаться, сейчас упаду.
— Держись, держись, — отвечает лисица.
Корова еще немного продержалась. Потом разъехались у нее копыта, соскользнули с ветки. Свалилась корова с дерева, прямо медведю на спину.
Медведь заревел спросонья и бросился прочь бежать, волк в другую сторону помчался, росомаха — в третью.
А друзья, только рассвело, дальше пошли. Ястреб летит впереди, лисица за ним бежит, корова за лисицей бредет. Шаг сделает, застонет:
— Му-му, не могу больше идти.
— Не годишься ты для лесной жизни, — говорит лисица, — что с тобой делать, не знаю.
Вот до речки дошли. У речки домик стоял. Жили в домике старик и старуха.
Лисица постучала хвостом в окошко. Старик и старуха выглянули, лисица и говорит:
— Дедушка, бабушка, не возьмете ли к себе корову? Она вас молоком будет кормить.
— Что ж, пусть у нас живет, — отвечают старик и старуха. — Мы для нее отдельный домик построим.
Осталась корова у стариков.
С тех пор все коровы около людей живут.
Жили в дружбе мышка и птичка синзевка. Засеяли они вместе поле, а когда хлеб поспел, стали его убирать. Убрали. Большую кучу зерна намолотили.
— Теперь давай зерна делить, — говорит синзевка.
— Давай поделим, — отвечает мышка.
Вот начали они делить. Мышке — зерно, синзевке — зерно. Синзевке — зерно, мышке — зерно. Все зерна так поделили. Одно лишним оказалось.
Мышка сказала:
— Это мое зерно. Я всю землю вскопала. До сих пор коготки болят, спина болит.
А синзевка говорит:
— Нет, это мое зерно. Я больше работала. Я поле сторожила, все лето над ним летала. До сих пор крылышки болят.
И так они заспорили, что дошло у них дело до драки. Дрались, дрались, только крик стоит, только писк стоит — ни один одолеть не может. Стали тут мышка и синзевка сзывать себе помощников.
Синзевка созвала птиц.
Мышка созвала зверей.
У синзевки самый сильный из войска — птица-минлей.
У мышки самый сильный из войска — лесной медведь. Вот схватились птица-минлей с медведем. Размахнулся медведь и ударил птицу-минлей правой лапой. От удара земля дрогнула. У птицы-минлей левое крыло повисло.
Испугалась мышка. Спряталась под кусок сухой коры.
А медведь хотел птицу-минлей левой лапой ударить. Размахнулся, попятился к наступил на кору. Тут что-то треснуло, будто выстрел раздался.
Задрожал медведь от страха: не иначе, как человек с ружьем на помощь синзевке пришел. Подумал так к добежал прочь. И все звери за ним побежали, все птицы разлетелись.
А это был не выстрел. Это у мышки зуб треснул.
Остались мышка к синзевка одни. Принялись зерно искать. Нет нигде зерна. Оглянулись — весь их урожай пропал. Звери его в землю втоптали, птицы по зернышку растащили.
Сели рядом мышка к синзевка к заплакали.
Вот как получилось: из-за малого поспорили — большое потеряли.
Пришла осень. Стали птицы в дальнюю дорогу собираться, в теплые страны улетать. Только сова да куропатка решили в тундровой земле зимовать. Сова в белом совике на каменистом хребте сидит, круглые глаза таращит. Куропатка под хребтом притаилась.
Потянулись по небу гуси.
— Летим, совушка, с нами! — кричат, — замерзнешь тут зимой.
— Не замерзну. У меня шуба теплая, — отвечает сова. За гусями канюки летят.
— Догоняй нас, совушка. Скоро пурга поднимется, все снегом покроется. С голоду помрешь.
— Не помру, — отвечает сова. — Буду мышей ловить. Мышей не хватит, куропатку съем.
Услыхала эти слова куропатка, испугалась.
«Нельзя мне здесь оставаться, — думает. — Съест меня сова. Полечу лучше со всеми птицами!»
Выпрыгнула она из гнезда, крылья расправила.
Тут ее сова увидала.
— Эй, куропатка, куда это ты собралась?
— Не хочу в тундровой земле зимовать, — отвечает куропатка. — Полечу за другими в теплые страны.
«Вдруг и в самом деле улетит, нельзя ее отпускать», — подумала сова и стала отговаривать куропатку.
— Глупая ты птица! Нам с тобой в теплые страны не попасть. Туда через солнце надо лететь. Видишь, в солнце дыра? Все птицы сквозь нее пройдут. А у нас живот толстый. Голову просунем, ноги и хвост застрянут. Солнце горячее — сгорят наши белые совики.
Заплакала куропатка. Что делать, не знает. Со всеми полетишь — солнце сожжет. Здесь останешься — сова съест. Плакала, плакала, потом сказала себе:
— Побегу к морю. Буду жить на морском берегу.
Сказала так и побежала. Голову набок наклонила, ножками перебирает, только хвостик дрожит. Добежала до травянистой кочки. Из-под кочки мышка высунулась и грозится:
— К моему месту подойдешь — мимо не пройдешь!
Куропатка на мышку даже не взглянула, дальше бежит. Бросилась на нее мышка, промахнулась, за хвостик куропатку ухватила. Шесть раз упиралась, на седьмой поскользнулась. Потащила ее за собой куропатка. Добежали они так до дерева. Из-под корней горностай выскочил, куропатке пригрозил:
