Светя другим, сгораю.
Ван Тюльп, голландский медик
Тихий, густо-зеленый, не тронутый войною лес загудел. Перепуганные птицы с криком поднялись в воздух. Быстроногий зайчишка выскочил на опушку, испуганно оглянулся и припустил в соседний лесок. Но и оттуда раздалось урчание, и вскоре на дорогу выкатились тяжелые танки с красными звездами, с белыми номерами, с крупными буквами «ИС» на башнях. Машины шли на средней скорости, неровно покачиваясь с боку на бок и полязгивая гусеницами, будто злясь от нетерпения, от желания быстрее сразиться с врагом.
Танкисты в черных комбинезонах, в ребристых шлемофонах, высунувшись по пояс из верхних люков, приветливо улыбались толпившимся на обочине сестричкам из оказавшегося здесь медсанбата. Девушки что-то кричали и тоже улыбались. А одна из них, высокая и ладная, сдернула пилотку и размахивала ею над головой, как флажком. Её соседка, худенькая и строгая, пыталась успокоить подругу, но та не унималась, а все продолжала кричать и размахивать руками.
— Успокойся, Стома, — сказала строгая подруга. — Что ты сегодня как новенькая?
Стома только повела плечами:
— Так и есть новенькая! Ты забыла, Люба, мы же здесь новенькие.
— Нет, не забыла, — отозвалась Люба и помолчала. — Теперь скоро начнется. Раз танки подошли, скоро операция.
— Наступать будем? — спросила Стома.
— Я же не командующий, — ответила Люба и посмотрела на подругу, как на маленькую.
— Как-то там наши? — вздохнула Стома и обняла старшую.
Та не ответила. И они стояли молча, больше не махая танкистам.
А танки все шли и шли, точно леса вокруг были забиты ими, как птицами. Дрожала и прогибалась земля под тяжестью машин. Пыльное облако подымалось все выше. Оно ширилось и сгущалось и, наконец, стало таким плотным, что в нем сначала поблек, а затем растаял красный шар вечернего солнца.
Когда прошла последняя машина, Стома опять вздохнула:
— Нет, Любка, что ни говори, не могу я без полка.
— А я?
— Ведь два года. Сколько пережито...
— А я? — повторила Люба.
— Сталинград... Орел... — продолжала Стома. — Разве мы думали, что вообще доживём до середины сорок четвертого?..
— Тсс. — Люба зажала ей рот ладошкой. — Не каркай.
Они медленно, привычно в ногу, зашагали в глубь леса.
— Ты умеешь себя сдерживать, — произнесла Стома. — Ты, как машина, можешь переключать скорости. А я не могу.
— Придумала, — усмехнулась Люба. — Но нужно вперёд смотреть. Кончится война, что мы с тобой? Вот то-то. Хватит, поползали, потаскали. Давай специальность приобретать. Медсанбат — подходящее место.
Они остановились около двухмачтовой, выгоревшей на солнце палатки, забросанной сверху свежей хвоей, сели на старые носилки, превращенные в лавочку.
Все еще слышалось мерное гудение танков. Оно то отдалялось, то приближалось, наплывало волнами, доносимое порывами ветра. Птицы, как видно, привыкли к этому звуку, убедились в его безопасности и возвратились на свои места. Неподалеку от палатки закуковала кукушка, размеренно и четко.
— Лесной метроном, — сказала Люба.
Она поправила пилотку, сидящую острой лодочкой на голове, покосилась на подругу:
— Скажи уж лучше, что с Андреем увидеться охота.
Стома опустила голову и принялась разглаживать складочки на юбке.
— Пойди к капитану Сафронову и попросись, чем мучиться, — посоветовала Люба.
— Не отпустит, скажет — дежурство. — Стома кивнула на вход в палатку, над которым висела фанерка с надписью чернилами: «Амбулатория».
— Что же он, совсем сухарь? — спросила Люба и сама же ответила: — Он просто нагоняет на себя. Мне кажется, он в медсанбате не служил.
— Не нравится он мне, — отозвалась Стома.
— Ну, так нельзя. Еще ж не работали.
— Не нравится, — повторила Стома. — Копошится с утра до вечера, мельтешит.
— По нескольким дням не делай выводов, — не согласилась Люба. — Проведем хотя бы одну операцию, тогда и скажем.
— Аи, — Стома махнула рукой, порывисто прижалась к подруге, — в полк хочу, Любка!
Сафронов находился в палатке и слышал разговор сестер.
Он предупредительно покашлял, вышел на улицу.
— Девушки, — обратился он к сестрам. — Надо бы еще маркировочных жетонов добавить.
— Делали же, — заметила Стома.
Сафронов хотел было повторить слова, как приказ, но, вспомнив о пришитом уже к нему ярлыке «сухарь», объяснил:
— Маловато. Они ж из картона, будут гнуться и рваться.
— Идем, — сказала Люба и, не взглянув на капитана, направилась в палатку.
Совсем рядом послышалось стремительно нарастающее гудение. На дороге в клубах пыли показался танк. Машина фыркнула и остановилась.
— Эй, медсанбат! — закричал человек в черном шлемофоне и помахал рукой.
Сафронов направился к танку. За ним следом — сестры.
— Раненого примите! — крикнул танкист.
— Да, да, — засуетился Сафронов. — Девушки, носилки!
Пока девушки бегали, за носилками, танкист успел рассказать, как произошло несчастье.
— Во всем, понимаешь, зайчишка виноват. Бежит впереди колонны, только уши видать. А навстречу, понимаешь, на «виллисе» начальник тыла армии. Шофер повернул, понимаешь, пожалел зайчишку, а сам вот разбился. Вот косоглазый что наделал.
— Что тут такое происходит? — раздался властный голос.
Перед ними предстал командир медсанбата капитан Лыков.
— В чем дело спрашиваю?
— Пострадавшего доставили, — доложил Сафронов. — Несчастный случай на марше.
— Часть? Какой части?
Танкист ответил.
— Не принимаем, — оборвал Лыков. — Везите в свой медсанбат.
— Как это? — удивился танкист.
— Тем же способом.
— Так ведь он... это... — растерялся танкист.
— Везите в своп медсанбат.
— Ах, разъязви вас, — пробурчал танкист и посмотрел на Сафронова укоризненно, точно ожидал именно от него помощи и не получил её.
Подошли сестры с носилками и тоже уставились на своего капитана. Он понимал, что при них старшему по должности возражать нельзя, но не мог удержаться.
— Товарищ капитан, — окликнул Сафронов капитана Лыкова, уже сделавшего шаг в сторону палаток. — Быть может... осмотреть все же?
Он хотел поговорить по возможности тихо, на спокойных тонах, но Лыков громко оборвал его:
— Выполняйте приказание! — И, видимо поняв бестактность своего обращения с молодым, еще мало знакомым врачом, добавил: — Вижу, что транспортабельный. — И еще тише: — Я тоже выполняю приказание.
— Но разрешите хотя бы осмотреть раненого?
— Нечего время терять.
Сафронов взглянул в его рябоватое круглое лицо, серые колючие глаза, отливающие сейчас угрожающим светом, и решительно шагнул к танкисту:
— Где раненый?
В этот миг на дороге появился «виллис». Он резко остановился у танка. Показалась крепкая стремительная фигура корпусного врача, Лыкова-младшего.
— Привет, орлы! — бодро поздоровался он, окинув присутствующих острым взглядом. — Что случилось?
Командир медсанбата Лыков-старший начал докладывать:
— Привезли раненого. Не принимаю. Не нашего соединения.
— Принять. Все наши, — повелительно произнес Лыков-младший и улыбнулся одновременно и Сафронову, и сестрам, и танкисту. — Ты привез? — Он похлопал танкиста по плечу.
— Так точно. Приказано доставить. А тут...
— В порядке. Примут.
Сестры уже укладывали раненого на носилки.
— Молодцы, — ободрил Лыков-младший.
— Но ты же сам... Категорически... — начал было Лыков-старший.
— Пошли, — оборвал Лыков-младший и повелительно кивнул брату.
Проходя мимо Сафронова, он бросил через плечо:
— Займитесь, — и подмигнул ему, будто благословил на весёленькое дело.
Сафронов не удержался и посмотрел вслед братьям. Младший шел размашисто, твердо, сердито, а старший чуть приотставал, приволакивал ноги. Впечатление было такое, будто младшего посылали за старшим, оторвав от важных занятий, и вот теперь он недоволен и зол на брата.
«Обычно наоборот: старшие младшими недовольны бывают».
Это «наоборот», это несоответствие не то чтобы удивило Сафронова, но надолго врезалось в память.
Прошли танки, и вновь наступила тишина и спокойствие. В медсанбате потекли обычные деньки, вроде бы и занятые, и в то же время пустые. Подъем, спецучеба, совещания. Все по расписанию, но все как бы не серьезное, а игрушечное. Люди что-то делали, не находились в ожидании настоящих дел.
Медсанбат при танковом корпусе только что создавался. До сих пор существовала медико-санитарная рота. Однако жизнь, последние боевые операции показали, что рота не может выполнить задач по оказанию срочной медицинской помощи раненым бойцам и офицерам. И вот в 1944 году в танковых соединениях начали создавать медсанбаты, точно такие же, как в пехотных дивизиях. Новому медсанбату спешно присвоили необычный номер 0013 и записали в списки действующих медицинских подразделений.
И людей, и медикаменты, и необходимый инструмент — все собирали с миру по нитке: из армейских и фронтовых резервов, из госпиталей. За несколькими врачами, в том числе и за капитаном Сафроновым, специально приезжал в Москву корпусной врач Лыков-младший. Но все равно медперсонала не хватало. А уже пришли танки. И Сафронов слышал от опытных людей: «Скоро наступление начнется». Он еще никогда не участвовал в наступлении, только все ожидал его. Ждал, ждал, ждал, но, когда оно началось, их часть неожиданно переформировали, а его направили в резерв, в Москву.
