— Энди, махнемся попкорном, — сказала Марни. И потянулась за моим пакетом.
Я отдернул руку и просыпал попкорн себе на колени.
— Марни, отвяжись, — простонал я. — На что тебе мой-то сдался?
— Твой выглядит вкуснее, — заявила она.
— Вот как? — Я заглянул в свой пакет. — Совершенно одинаковые.
— Тогда какая тебе разница? — засмеялась она.
Моя двоюродная сестрица, Марни Майерс, надо думать, самая хваткая особа на свете. И вечно претендует на все, что принадлежит мне. Ладно хоть чувством юмора не обделена.
Меня прикалывает ее смех. Ей двенадцать, ровно столько же, сколько и мне. Но смеется она как маленькая девочка.
Кстати, она и выглядит моложе меня. Вообще, несмотря на родство, мы ни капли не похожи друг на друга.
Она невысокая и худенькая. У нее узкое лицо, прямые волосы до плеч и большие зеленые глаза.
Папа говорит, что я мог бы выступать средним полузащитником. Подозреваю, это такой тонкий намек, что я крупный, и мне не мешало бы слегка похудеть. У меня круглое лицо, короткие темные волосы и карие глаза.
Папа говорит, что у меня вечно озабоченный вид. По-моему, он не совсем прав. Но да, ребята вечно справляются: «Слышь, Энди, у тебя все нормально?» — даже когда все действительно путем.
Обычно мы с Марни прекрасно ладим — кроме тех случаев, когда она хапает мой попкорн или пригоршнями загребает с моей тарелки жареную картошку.
Я отдал ей пакет с попкорном.
— Ну? Дашь мне свой?
Она оттолкнула мою протянутую руку:
— Сперва надо распробовать оба.
Мы находились в парке развлечений под названием Кошмария, сидели в Призрачном Театре, ожидая начала представления. Театр походил на старый и жуткий дом с привидениями из фильма ужасов.
В зрительном зале царила темнота, не считая мерцающих свечей по стенам. С балкона свисала толстая паутина. Играла зловещая органная музыка. В проходе с фонариком в руке торчал скелет-билетер.
Внезапно на фоне черного занавеса полыхнула зигзагом молния. А вслед за нею по зрительному залу прокатился оглушительный громовой раскат.
Позади нас разревелся какой-то малыш.
— Слишком страшно! — причитал он. — Мне не нравится!
Его родители встали, вытащили бедолагу в проход и повели к выходу.
Мы с Марни рассмеялись. Неделя в Кошмарии прошла чудесно, полная всяческих жутких увеселений. Особенно после того, как родичи практически предоставили нас самим себе.
Некоторые аттракционы были поистине ужасающими. А в Деревне Оборотней мы орали прямо-таки благим матом. Полулюди-полуволки казались такими реальными! Неужели это всего лишь актеры, одетые в волосатые костюмы? Глядя на то, как они рычат и лязгают острыми клыками, можно было поклясться, что это настоящие чудовища!
Другим нашим излюбленным местом стал Игровой Пассаж. Тысячи и тысячи видеоигр. Разумеется, Марни не знала покоя, пока не разбила меня в каждой игре.
А теперь мы сидели здесь, в третьем ряду Призрачного Театра, ожидая начала представления. На вывеске над сценой капающими зелеными буквами было написано: «Клоуны города-призрака».
Из динамиков доносились отзвуки бури. Сверкала молния. Гремел гром.
Я чуть не задохнулся, когда кто-то схватил меня за плечо и крепко сжал.
— Эй! — Подняв глаза, я уперся взглядом в ухмыляющуюся клоунскую рожу. Склонившись надо мной, он снова стиснул мое плечо.
Лицо клоуна покрывал белый грим. Криво намалеванная ухмылка размазалась. Вместо носа торчал красный шарик, а на шее красовался красно-синий гофрированный воротник.
Когда он склонился ко мне поближе, я увидел топорик, глубоко всаженный в его лысую башку. Лезвие наполовину утопало в черепе. Рукоять торчала под углом. По обеим сторонам белого лица сбегала нарисованная кровь.
— Здорово, малец, — прорычал он хрипло. — Дай-ка я тебе представлюсь. Звать меня Клоун Убоина.
У меня отвисла челюсть. Я хотел что-то сказать, но был слишком напуган.
Его дыхание разило луком. Он приблизил размалеванную физиономию к моему лицу. И я увидел, что глаза его налиты кровью, а неряшливый белый грим весь пошел трещинами.
— Слышь, малец, знаешь, за что меня прозвали Убоиной? — прорычал он.
— Потому что у вас в голове топорик? — спросил я.
От притворного изумления его глаза вылезли из орбит.
— Что у меня в голове?! — вскричал он. — Да ты никак шутишь!
Ясное дело, он старался рассмешить. Так что я засмеялся.
Но он схватил меня за руку и рывком поднял на ноги.
— Пошли, малец. Не надо ля-ля. Подь-ка сюда. — С этими словами он поволок меня к сцене.
Я пытался вырваться, но он был очень силен.
— Эй! Что вам от меня нужно? — воскликнул я. — Эй, пустите! Куда вы меня тащите?
Гром громыхал, стены дрожали. Вспышки молнии выхватывали из темноты лица зрителей, глядевших на нас с клоуном. Позади меня Марни вскочила с кресла и поспешила следом за нами.
— Пошевеливайся, парниша, — прорычал Убоина. — Добровольцем будешь. — Он схватил меня за плечи руками в белых перчатках и стал толкать по проходу.
Я вывернулся из его рук.
— Кем-кем буду?
— Будешь добровольно участвовать в представлении, — заявил он. — Пора повеселиться. Тебе понравится. Может, приз выиграешь. Какой у тебя размер клоунского костюма? Средний или большой? Экой ты здоровяк! Вроде у меня завалялся там подходящий костюмчик…
— Минуточку! — Марни схватила Убоину за воротник. — Почему это Энди участвует в представлении? Я тоже хочу.
Убоина посмотрел на нее красными слезящимися глазами.
— Ты мне нравишься, — прохрипел он. — Вроде есть у меня большой нос, тебе подойдет.
Он толкнул нас обоих вперед.
— Живо-живо. Не хватало, чтобы клоуны-зомби опоздали к столу. Знаете, что у них сегодня на обед?
— Нет. Что? — спросил я.
— Вы!
Выступать мне не хотелось. Ни капельки. Я весьма застенчив. Марни перспектива выйти на сцену вдохновляла куда больше.
Тем не менее, спустя несколько минут мы уже стояли за кулисами, облаченные в мешковатые клоунские костюмы — красные в белый горошек. Под моим спереди была припрятана подушка, отчего я выглядел толстяком, а на голове у меня красовался песочного цвета парик, стоявший дыбом, точно веник.
Марни надела сапоги на высоченной платформе, делавшие ее ростом чуть ли не в восемь футов. Посреди выбеленного лица алела безобразно намалеванная ухмылка. В дополнение к костюму в горошек, на голове у нее сидела остроконечная шляпа в красную полоску, заломленная на манер шутовского колпака.
— Ни пуха ни пера! — прошептал Убоина. Подняв огромные ручищи в перчатках, он вытолкнул нас на сцену.
Представление уже началось. Тускло светили прожектора. Играла зловещая музыка. Сцену заволокли клубы призрачного тумана.
Страшные клоуны в унылых черно-серых костюмах делали стойки на руках и кувыркались в тумане. Одни мы с Марни были ярко одеты.
Оказавшись на сцене, я увидел клоуна с черепом вместо лица. Безобразная клоунская усмешка была нанесена пунцовой помадой прямо на голые челюсти. Позади него я увидел грустного клоуна, одетого в лохмотья. Он стонал без умолку и выдирал клочьями свои густые рыжие кудри.
Публика восторженно загалдела, когда клоуны стали жонглировать. Чем это они перекидываются? Поди разбери что-то в таком тумане… Неужели они бросают друг другу высушеные головы?
Клоун с черепом вместо лица втянул нас с Марни в хоровод призрачных клоунов. Один из них швырнул мне высушенную голову.
— Это мой дядя Герман! — заорал он. — Кидай обратно!
На ощупь голова была мягкой и теплой. Я швырнул ее клоуну. Вскоре мы с Марни уже вовсю перебрасывались головами с остальными клоунами. Все быстрее и быстрее, под восторженные крики зрителей.
— Молодцы, ребята! — прокричал с края сцены Клоун Убоина.
Но тут я увидел такое, что буквально остолбенел. С этого момента всякое веселье закончилось, а события приобрели ужасающий оборот.
Толстый клоун стоял на краю сцены и махал руками публике. Внезапно руки его исчезли, и вот уже он машет обрубками костей… Потом руки вернулись. Потом — вновь исчезли, остались лишь пальцы на голых костях.
Я смотрел на него во все глаза, а руки продолжали то появляться, то исчезать. Может, туман сыграл с моими глазами злую шутку?
Я повернулся посмотреть, что делает Марни… и увидел, как лысый клоун с печальными темными глазами снял свою голову с плеч. Он метнул ее через всю сцену другому клоуну.
— Черт! — вырвалось у меня. Я уставился на обрубок шеи, торчащий из пышного воротника.
Второй клоун подбросил голову в воздух — и она поплыла над сценой. Она подскакивала высоко над нашими головами… и не падала.
У меня заколотилось сердце.
Неужели это происходит на самом деле?
Марни положила руку мне на плечо.
— Расслабься, Энди, — сказала она. — Это всего лишь часть программы.
— Но… но… — Я показал на безголового клоуна.
В зале вспыхнул свет. Я повернулся и вытаращился на зрителей.
— О Господи, — прошептал я. — Марни, смотри! — Схватив кузину за плечи, я ткнул пальцем в зал.
Когда мы там сидели, театр заполняли нормальные люди. Дети и их семьи.
Теперь же некоторые из зрителей напоминали выходцев из фильмов ужасов!
Я видел гниющие лица с вывалившимися глазами… Головы с выдранными клочьями волос и оголившимися черепами… У некоторых недоставало рук… Зияли щербатые рты, пуская густые слюни по разлагающимся подбородкам… Рубахи изодраны, из развороченных животов свисают кровавые петли кишок…
— Они похожи на упырей! — закричал я. — Упырей и зомби!
И пока я на них смотрел, гнусные твари дружно поднялись на ноги. И начали пробираться по проходам вперед.
Взрослые вопили. Дети ревели. Некоторые из нормальных зрителей похватали в охапку своих родных и бросились к выходу.
Зал наполнился страшным воем и стонами. Отвратительные твари с закрытыми глазами ковыляли к сцене, слепо протягивая истлевшие руки.
Мы с Марни оцепенели, в ужасе глядя на надвигающихся упырей.
Я встретил взгляд темных, зияющих глазниц ужасной женщины с черепом вместо лица, покрытой копошащимися пауками. Она ковыляла к нам, выдирая на ходу клочья волос.
— Не-е-е-е-ет! — Я отпрянул. Мой взгляд обежал опустевшую сцену. — Марни, клоуны! Они все исчезли!
Мы остались здесь совершенно одни.
Костлявые позеленевшие руки уже хватались за край сцены. А потом одна из тварей рывком подтянулась. Кряхтя и стеная, мертвецы вскарабкивались на сцену.
Цепляясь за Марни, я сделал шаг назад на дрожащих ногах.
И тут откуда-то из-за сцены послышался испуганный голос Клоуна Убоины.
— Тревога! Тревога! — надрывался он. — Зомби взбунтовались! Неужели никто их не приструнит?
От его испуганных воплей меня с ног до головы пронизало холодом. Я понял, что это не притворство. Клоун был действительно в ужасе!
Все новые и новые твари влезали на сцену. Их тяжелые башмаки шаркали по полу. Они стонали, словно терзаемые нестерпимою мукой.
Не сводя глаз с меня и Марни, они заковыляли вперед. Их длинные руки тянулись к нам.
Мы отступили еще на шаг. Я лихорадочно огляделся.
— Марни, служебный выход!
Мы бросились к задней стене. Там, в углу, была узкая деревянная дверь.
Я вцепился в ручку. Повернул и дернул.
— Она… она заперта! — закричал я.
Вцепившись в дверную ручку обеими руками, я стал трясти дверь что было сил. Та не поддавалась.
Отвратительные разлагающиеся твари приближались. Воздух вдруг наполнился невыносимым смрадом гниющей плоти. Опустив глаза, я увидел, что мертвяки оставляют за собой дорожки густой желтой слизи.
Марни обеими руками заколотила в дверь.
— Откройте! — визжала она. — Откройте! Неужели нам никто не поможет?
Зеленокожий мертвец, дико вращая глазами, вырвался вперед. Он потер свой ввалившийся живот и простонал:
— Есть! Есть! — С этими словами он поднес два пальца ко рту и издал тошнотворный хлюпающий звук, изображая, что ест.
Остальные мертвяки выстроились перед нами нестройной шеренгой и подхватили этот ужасающий клич:
— Есть! Есть! Есть!
Мы прижались спиной к кирпичной стене. Пока отвратительные создания скандировали и потирали животы, мы осторожно, бочком, продвигались к краю сцены.
— Есть… Есть!
Медленно, очень медленно мы пытались ускользнуть от них… по стеночке, по стеночке, бесшумно переставляя ноги.
— Ай! — взвизгнул я, споткнувшись обо что-то и грохнувшись на колени.
Это оказался огромный прожектор.
Когда я упал на него, вспыхнул ослепительный свет и ударил в глаза одному из мертвецов.
Тот застонал и вскинул костлявую руку, защищая глаза.
Я схватил прожектор за края. Подняв его, я нацелил свет на другого зеленолицего мертвяка.
Он скорчился под лучом яркого света. Я продолжал светить, пока он не попятился.
Дрожа всем телом, стараясь держать прожектор ровно, я обвел им неровные ряды стонущих мертвецов.
— Есть… Есть… Есть…
Мертвяки пытались защитить глаза. Под лучом ослепительного света, они словно сжимались… сжимались и усыхали. Завывая от боли, они отшатывались назад.
— Свети на них! — крикнула Марни. — Это действует! Направляй на них свет!
Я покрепче вцепился в края прожектора. Смогу ли я удерживать отвратительных тварей на расстоянии, пока не подоспеет помощь?
Нет.
Я охнул, когда свет замигал… замигал и погас.
Театр погрузился во тьму. Упыри отняли руки от глаз и снова полезли на сцену. Они тряслись всем телом. Я видел, как у одного отвалилась рука и со стуком упала на пол.
И снова они двинулись на нас. И снова затянули:
— Есть… Есть…
С трудом дыша, я изо всех сил затряс прожектором.
Нет. Он перегорел.
Я бросил его и почувствовал, как меня за плечо схватила чья-то рука.
Клоун Убоина.
— Сюда! — прорычал он. Выхватив ключи, он торопливо отпер служебную дверь. Затем вытащил нас в коридор и с грохотом захлопнул дверь у нас за спиной.
Послышался визг. Визг боли.
Я оглянулся назад… и увидел две руки, защемленные дверью. Пальцы корчились. Руки продолжали тянуться к нам.
— Есть… Есть… Есть… Есть… — по-прежнему тянул омерзительный хор по другую сторону двери.
Я сглотнул. В горле пересохло, словно его набили ватой. Я огляделся вокруг. Мы находились в длинном, тускло освещенном коридоре.
— Быстро ты смекнул использовать прожектор, — прохрипел Убоина. — Даже сумел задержать их… на какое-то время.
Потом его водянистые глаза сверкнули, он потер руки в перчатках. Наклонившись, он прошептал мне на ухо:
— Ты прошел свое первое испытание. Теперь все начнется по-настоящему!
— Что-что? — воскликнул я. — Вы о чем? Это еще не все?
— Зомби были настоящие? — спросила Марни. — Это все было понарошку, или нам действительно грозила опасность?
Откинув голову назад, Клоун Убоина расхохотался. А потом подмигнул нам.
— Конечно же понарошку, — сказал он. — В Кошмарии все понарошку, правильно?
Тогда почему он так взмок? И почему его голос звучал так испуганно, когда он умолял кого-нибудь запереть зомби?
Он пошел по длинному коридору.
— Я просто дурачусь. Вы, ребята, все закончили, — произнес он. — Отработали на славу. Публика была в восторге.
Он шутит, что ли? Когда мертвяки поперли на сцену, вся публика разбежалась!
Напевая что-то себе под нос, Убоина отвел нас в маленькую гримерку. Там он помог нам смыть грим. Затем мы выбрались из клоунских костюмов.
— Вам туда, ребятки, — сказал Убоина. Он проводил нас к отполированной до блеска двери черного дерева. — Рад, что вам понравилось, — просипел он.
Он стал открывать дверь, но вдруг остановился. Кривая усмешка прорезала его размалеванное лицо.
— Знаете, почему меня прозвали Клоун Убоина? — Ответить он нам не дал. — Потому что я убиваю зрителей! Я действительно их убиваю!
Посмеиваясь себе под нос, он открыл дверь.
— Смотрите, чтобы по дороге вас не зашибло, — напутствовал он. Дверь захлопнулась у нас за спиной.
— Ч-что дальше? — пробормотал я. — Где мы?
Над нашими головами забренчал колокольчик. Я заморгал от яркого света. Понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли.
Первым, что я увидел, был ряд стеклянных полок на фоне синей стены. Полки были битком набиты маленькими куколками.
Я приблизился на шаг. Тела у куколок были человеческие. Мужские и женские. Облаченные в полосатые деловые костюмы и вычурные платья всех расцветок.
Все еще моргая, я приблизился еще на шаг. Да, тела у них были человеческие, но вот головы… Головы были волчьи!
Неужели эти куколки изображают оборотней?
— Зацени, — сказала Марни и взяла с полки красно-желтый пакет с надписью: «Устрой себе зыбучие пески». Под ней — картинка: мальчик и девочка, по шею увязшие в желтом песке.
Марни засмеялась:
— Смотри. Тут написано: «Просто добавьте воды и песку!».
— Забавно, — буркнул я. Мое внимание привлекла скользкая зеленая ящерка с горящими красными глазками. Интересно, она резиновая или пластмассовая? Над нею была надпись: «Не стесняйся, погладь ящерку».
Я протянул два пальца и осторожно погладил спинку игрушки.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а! — Из открытой пасти ящерки вырвался душераздирающий вопль, от которого я подскочил, должно быть, на целую милю.
Марни расхохоталась:
— Попался, Энди! Ха-ха. Хочу такую!
— Это какой-то магазин приколов? — спросил я.
Повернувшись, мы увидели над кассовым аппаратом сине-белую вывеску, на которой большими «капающими» буквами было написано: «Дом Озноба». Пониже стояла надпись: «Сувениры и подарки. Открыт в 1946 году».
Я закатил глаза:
— Ага. Конечно. В 1496-ом. Так я и поверил.
— Чумовая лавочка, — сказала Марни. Она взяла стеклянную баночку с конфетками. Этикетка гласила: «Кисленькие мармеладные микробы». — Смотри, Энди. Похоже, они все в форме микробов!
— Вкуснятина! — отозвался я.
Огляделся вокруг. Магазинчик был невелик. Зато вдоль каждой стены, от пола до потолка, тянулись полки, а посреди комнаты высились стеклянные витрины и стеллажи.
Товары громоздились повсюду. Просто шагу негде ступить. Все полки битком набиты игрушками, сладостями, куклами, шарфами, масками, футболками и всем, что душе угодно.
Мы с Марни были единственными посетителями. За кассовым аппаратом тоже никого не наблюдалось.
Я взял коробку с изображением огромной гориллы. Надпись на коробке гласила: «Надувная горилла. Четыреста килограммов». Я поставил коробку на место — рядом с гигантскими акульими челюстями.
— Есть кто живой? — крикнула Марни.
Тишина.
Она сложила ладони рупором:
— Здесь кто-нибудь есть? Магазин работает?
Откуда-то у нас за спиной донесся шорох. Затем послышались шаги. Из-за груды коробок появился мужчина.
Я даже заморгал. Крупный и лысеющий, он здорово напоминал Бенджамина Франклина с портрета в учебнике истории. Или старикана с коробки хлопьев «Овсянка, сэр».
Надо сказать, видок у него был вообще до крайности старомодный.
На самом кончике длинного острого носа сидели маленькие квадратные очки. Из-под кустистых седых бровей нас сверлили бледно-голубые глаза. Поредевшие седые волосы, гладко зачесанные назад, открывали широкий лоб, ниспадая на спину неопрятными космами.
Одет он был в темный камзол и жилет поверх белой кружевной рубашки, на шее — небрежно повязанный черный галстук-бабочка.
— Добрый день. Милости прошу, — сказал он. Голос был хриплый, старческий. Когда он улыбнулся, в уголке рта лукаво блеснул золотой зуб.
Он энергично потирал руки, словно пытаясь согреть их. У него были длинные, тонкие пальцы. На одном я заметил поблескивающее кольцо с голубым драгоценным камнем.
Старик вышел из-за коробок. Он разглядывал нас поверх квадратных очков.
— Добро пожаловать в Дом Озноба, — произнес он. — Разрешите представиться: Джонатан Озноб, владелец сего магазинчика. — Его золотой зуб снова блеснул.
— Классный магазинчик, — сказал я. — Это реально акульи челюсти?
Он продолжал потирать свои длинные руки.
— Трудно сказать, что есть реальность, а что нет, — ответил он. Подняв за цепочку розовое копытце, он покачал им из стороны в сторону. — Действительно ли перед вами Свиное Копытце на Удачу? Или же просто подделка? — Он бросил его Марни. — Полагаю, сие зависит от того, во что вы верите.
Марни долго разглядывала копытце.
— Положим, самой свинье оно удачи не принесло! — изрекла она наконец.
Лицо Озноба растянулось в улыбке. Он повернулся ко мне.
— Я смотрю, ты заинтересовался надувной гориллой. У меня есть для нее отличный насос. Понадобится всего несколько дней, чтобы ее надуть.
Я покачал головой:
— Сомневаюсь, что она поместится у меня в комнате.
— Однако она могла бы послужить превосходным подарком для кого-то другого, — заметил Озноб. Он извлек откуда-то извивающееся коричневое существо. — А вот двуглавый червь. Он живой. У меня можно приобрести с запасом и корм для червей.
