Плохонькая избенка была у Михея. Соломенная крыша протекала, крыльцо провалилось. И не потому жил Михей в такой избе, что был он мужик непутевый или нехозяйственный. Больно лютым был у него господин. Не даст ни дерева срубить в лесу, ни соломы с поля взять. Про таких говорят: у него зимой снегу не выпросишь.
И вот беда какая: никуда не денешься от хозяина. Все мужики были его крепостными крестьянами. Они были крепко приписаны к той земле, которой владел помещик. А поместья давал своим «лучшим слугам» — боярам и дворянам — сам царь.
Некому было жаловаться крестьянам. Оставалось одно: или терпеть, или бежать от хозяина. И многие бежали. Такие беглые крестьяне уходили на Дон, на Днепр и прочие украинные (окраинные) земли. Словом, подальше от Москвы, от царя и его слуг. Там крепостные становились вольными людьми — казаками. А власти называли таких людей ворами и разбойниками.
Михей тоже хотел бежать на южные украинные земли. Да как? Трое ребятишек у Михея. Попробуй с ними убеги. И оставаться тяжко. Что делать? Ну прямо хоть волком вой.
Как бы там ни было, а всё же решился Михей вначале свою избенку подправить. Не то ведь чего доброго совсем завалится. Где жить тогда?
Темной ночью срубил он в лесу дерево. Только стал отесывать, и вдруг видит, выходит на него человек. «Ну, — думает Михей, — пропал я. Видать, кто из слуг хозяйских. Поведет к господину, а там… Вон Сидорка-то одну рыбину в пруду поймал — запороли. Нет уж, не дамся…» И ухватил Михей топор покрепче, поудобнее…
— Брось топор, — говорит незнакомец, — не бойся. Я тебе зла не сделаю. Ты кто будешь-то?
— Я Михейка Долгов.
— Здесь живешь?
— Тутошний. А ты?
— А я сегодня тут, завтра — не знамо где буду. Хозяин твой кто?
Михей снова сжал топор.
Человек усмехнулся:
— Да ты не бойся, говорю. Я ить не доносчик.
— А на что тебе мой хозяин?
— Ты сам-то отвечай, не спрашивай. — И человек повелительно взглянул на Михея.
Тот, помолчав немного, произнес:
— Ну, князь Шишагин Таврило Тимофеевич.
— Кровопийца-то?.. Слыхал про такого.
Михей молчал, не знал, что сказать. Со своими мужиками они не раз поминали хозяина недобрым словом. Так то — свои, А тут поди разбери, кто он, этот человек. Не выдал бы.
— Чего молчишь?.. Нешто не у вас третьего дня по его приказу двоих палками забили?
— Вестимо, у нас…
— Али не у вас, скажешь, народ с голоду пухнет?
— И то верно.
— А чего терпите?.. Доколь он вашу кровь сосать будет? Не опостылело вам на его земле в три погибели гнуться?
Михей ничего не ответил. Лишь досадливо крякнул да с силой вогнал топор в бревно.
— Во! Эдак бы по шишагинской шее, — сверкнул глазами человек. — А землю его между мужиками поделить.
— Да за это… знаешь, что сделают?.. — прошептал Михей.
— Что сделают, коли вы все возьмете в руки топоры да вилы?
— Войско против нас вышлют.
— А вы сами в войско ступайте. К Болотникову. Слыхал про такого?
— Не слыхивал.
— Зови завтра сюда об эту пору верных людей, я вам всё расскажу. Приведешь?
Михей ответил не сразу. Сверкающие глаза незнакомца жгли его. «Видать, горячий человек, — думал Михей. — Не разбойник ли?.. A-а, чего там! Лучше на воле погуляю, чем погибать от господских палок или подыхать с голоду…»
— Приведу, — сказал Михей.
Так люди Болотникова ходили по городам и селам — волновали народ, чтобы новые отряды вливались к нему в войско.
Кто ж такой Иван Болотников? Откуда он взялся? Чего хотел?
Был он холопом у боярина Телятевского, но бежал. Ловок он был да силен. Умел хорошо саблей рубить, копьем колоть, из ружья стрелять. В южных степях подружился с казаками, был у них атаманом. Но во время одного из походов захватили его в плен татары. Продали они Болотникова в рабство в Турцию. Несколько раз плавал гребцом на галере. После боя с немецкими кораблями, в котором турки были разбиты, немцы привезли Болотникова в Италию. Оттуда через Германию и Польшу вернулся он в 1606 году в Россию.
А в Русском государстве ох и смутное, неспокойное было время! И среди бояр шли раздоры за власть, и в народе поднимались волнения одно за другим.
В мае 1606 года в Москве убили Лжедмитрия Первого. Это был самозванец Гришка Отрепьев, выдававший себя за царевича Дмитрия — сына Ивана Грозного. Но царевича убили еще в детстве. А Гришка сговорился с польским королем Сигизмундом, чтобы король поддержал его, за что Гришка отдаст потом часть русских земель. Недолго правил самозванец. Вначале ждал от него народ указов справедливых, но Лжедмитрий лишь знай пиры с поляками закатывал, казну опустошал. А откуда еще денег взять? Известное дело — народ посильнее придавить. Не выдержали москвичи, ворвались во дворец, убили самозванца, тело сожгли, зарядили пушку пеплом и выпалили в ту сторону, откуда он пришел.
Царем стал Василий Шуйский. Но не дал волю новый царь ни холопам, ни крепостным крестьянам. Да и многим дворянам не по душе пришелся царь Василий: лишь своих приближенных жаловал он поместьями и чинами.
Вот в такую пору и появился в Путивле Иван Исаевич Болотников.
— Люди добрые, — сказал он посадским холопам, — не видать нам воли как своих ушей, ежели не поднимемся мы на господ. А царь Шуйский лишь о собственном благе печется и своим боярам угождает. Гнать такого царя с престола!
Дерзкие были те слова, да запали они каждому в сердце.
— Мы с тобой! — закричали холопы.
— Веди нас, куда хошь!
— Волю добудем или сложим с тобой вместе головы.
Вскоре в войске Болотникова собралось двадцать тысяч холопов и крестьян, да еще примыкали к нему со всех сторон разные люди посадские, стрельцы и казаки.
Пришел к Болотникову и путивльский воевода князь Шаховской:
— И ты, и я против Шуйского. Одно мы с тобой дело задумали. Коли будешь на Москву двигать, я тебе помогу.
Вовсе не одно и то же они задумали. Совсем разное держали у себя на уме. Но Болотников ответил так:
— Добро, коли правду говоришь. У тебя есть порох да ружья — раздай моим людям. И пушки твои нам тоже пригодятся.
А люди к нему в войско все шли и шли. Не зря посылал Болотников в города малые и большие, в деревни и села своих верных гонцов. Не зря рассылал он простому люду свои «листы», в которых призывал «побивать вельмож и сильных».
Войско восставших росло, росло.
В городе Кромы гудел колокол. Посадская голытьба кинулась к боярским домам с криками: «Бей душегубов!»
Едва успели доложить Шуйскому о Кромах, как поднялся народ в Ельце.
Царь думал тяжкую думу: «Ежели этот вор Болотников войдет в Кромы, оттуда, почитай, прямая дорога на Москву. А в Ельце-то еще Лжедмитрий собрал оружия всякого, да пороха, да пушек: хотел оттуда в Крым идти. Значит, все это теперь в руках смутьянов. И во главе у елецких, сказывают, Истома Пашков, дворянин…»
— На Кромы пусть князь Трубецкой с войском движется, а на Елец — князь Воротынский, — распорядился царь. — Ивашку Болотникова мне живьем приведите. Хочу посмотреть, каков он у палача на плахе будет.
Оба войска осадили Кромы и Елец, но взять не могли.
Царь каждый день спрашивал: как, мол, там идет осада? Но ничего нового не слышал. Стоит войско и под одним городом и под другим, а толку никакого.
Но вот в августе примчался гонец с новостью:
— Государь, князь Трубецкой к Орлу отступает.
— Да что ты мелешь, дурень? — рассердился царь.
— Воля твоя, государь, а только разбил Ивашка под Кромами князя. Вот те крест. — Гонец перекрестился.
Через несколько дней прискакал к царю другой гонец, бухнулся в ноги:
— Государь, князь Воротынский разбит…
— Как?! — вскричал Шуйский.
— Наголову разбит. Истома Пашков гонит его к Туле.
Так по двум направлениям и преследовали отступавших отряды Болотникова и Пашкова.
Вот уже взяли Орел, Мценск, Белев, Перемышль…
Царь посылает новое войско во главе со своим братом князем Иваном Шуйским. Этот воевода считал, что остановит «вора» возле хорошо укрепленной Калуги. Среди городов, прикрывающих Москву с юга, Калуга и Тула были самыми крепкими.
23 сентября 1606 года неподалеку от Калуги, там, где в Оку впадает река Угра, сошлись два войска — Шуйского и Болотникова. Вначале потеснили вроде бы царские ратники восставших. Князь думал уже посылать человека с донесением о победе.
Но тут с флангов ударила по царскому войску казачья конница. В страхе побежали ратники Шуйского, бросая оружие. Несколько тысяч убитых оставил князь на поле боя.
7 октября войско Истомы Пашкова подошло к Москве. А еще через три недели подступил сюда с запада и Болотников, захватив Рузу, Волок Дамский и Звенигород.
Оба войска соединились и осадили Москву. Но осада была не полной, а лишь с юга, со стороны Замоскворечья.
Лагерь же свой Болотников устроил в селе Коломенском.
С высокого берега задумчиво смотрел Болотников на Москву-реку, что широкой серой лентой тянулась внизу.
Вот почти и сбылась его мечта. Привел он народ под стены столицы. Шутка ли — семьдесят городов заодно с Болотниковым. Сколько мужиков вздохнули вольно, сколько земли поотбирали у господ.
Болотников окинул взором свой лагерь. Шатры, кони, обозные телеги, огни костров. Людские голоса сливались в многотысячный гул. Море-океан людей. И не только простой люд здесь собрался. У Болотникова теперь в подчинении были и дворяне, и атаманы казачьи, и князья. Вот ведь как все обернулось. И князь Телятевский тоже заодно с Болотниковым, Иваном Исаевичем величает своего бывшего холопа, а раньше-то Ивашкой кликал…
Все это так. Но поди-ка возьми Москву. Близок локоть, а не укусишь. Стены вон каковы: высокие, крепкие.
«Нет, — размышлял Болотников, — приступом Москву не возьмешь. Нужно полным кольцом ее охватить. Замкнуть словно на замок. Чтоб ни одна живая душа ни туда, ни сюда».
Долго стоял на берегу Болотников. Вот уж и ночь надвинулась. Стих гул над лагерем. Поугасли костры. Лишь те горели, возле которых несли свою стражу дозорные.
Наконец направился Болотников к себе в шатер, но уснуть не мог. Сон не шел. «Вот поднять бы народ в самой Москве», — беспокойно думал Болотников.
А в Москве в своей опочивальне тоже не спал царь Василий Шуйский.
Ой не по-царски ему дышалось! Чувствовал он себя то зверем загнанным — вот-вот схватят, то узником жалким — заперли его в темницу, тесно там, черно и душно, а на свет божий не выйдешь.
Окружил он свои хоромы стрельцами надежными, а все заговор ему мерещился боярский. Чу!.. Что за шорох?.. Не убийца ли с ножом крадется подосланный?
А то чудилось ему — бежит по московским улицам толпа. С топорами, дубинами, вилами. Неужто открыли ворота голытьбе Болотникова?
Пока что Москва держалась.
«Но как дальше быть? — прикидывал царь. — Хлеб дорогой — народ волнуется, служилых людей мало, казна пуста…»
А еще думал царь Василий, что надо бы распустить слух по всем городам, будто войска царские крепко побили восставших. От слуха такого польза была бы немалая. «Эх, кабы на самом деле разбить поскорее Ивашку!» — тяжело вздыхал царь.
У Михея Долгова был свой конь. Да еще какой сильный, резвый! Такой конь Михею раньше бы и во сне не приснился. Захватил он этого коня в одном из сражений.
И вот теперь сам он несся среди других всадников, помахивал саблей и чувствовал: нет, не отбить их натиска царским ратникам, что засели в Красном селе.
Истоме Пашкову поручил Болотников перебраться на левый берег Москвы-реки и захватить Вологодскую и Ярославскую дороги, чтобы замкнуть кольцо вокруг города. А чтобы войско Пашкова усилить, придал ему Болотников несколько своих отрядов в подмогу. С таким отрядом и скакал сейчас Михей на Красное село.
Главные же силы Болотникова находились в Замоскворечье, на правом берегу Москвы-реки.
На ночь Михей был назначен в стражу. Ночь выдалась студеная, звездная. Михей почти не ощущал холода. Так радостно и вольготно было ему сейчас. «Ну вот, — думал он, — недолго воевать осталось, возьмем столицу, а там и домой можно». Соскучился он по дому. Теперь-то он человек свободный, и земля своя у него будет, а не господская.
