Джинн спит в своём кувшине, который падает в бездну, и сон его - наш мир. Пока он не проснётся, вселенная будет существовать. Добрая фея поёт ему колыбельную песенку, порхая рядом на своих прозрачных крылышках. А ещё с ними вместе падает весёлый карлик, он заводит свой маленький, но мощный будильник...
В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, в триодинадцатой федерации, в славном городе Сивокобылинске, что в Бредской области среди передовых числится, жил гражданин один - Гапа Котовасин. Прожил он жизни своей тридцать лет и три года, и хотя на печи особо не разлёживал, назвать преуспевающим членом социума его никто бы не решился. А разлёживать он больше предпочитал на диване. По годам его величали уже Агапоном Кузьмичом, но сам по себе человечком он был маленьким, неприметненьким. Досталась ему от родителей покойных квартира однокомнатная, в которой и жил-поживал он один-одинёшинек. Своей семьи Агапон Кузьмич не завёл по причине некоторой робости перед женским полом, а больше из-за природной своей лени-матушки. Друзей у него не то, чтобы совсем не было, но общался он с ними редко. Школьные товарищи в большинстве своём поразъехались кто куда, а те, что остались, все делом заняты. Кто бизнес ладит, чтобы жизнь свою на более высокий уровень поднять, а кто просто работает в поте лица своего, на хлеб с маслом да на бензин четырёхколёсному другу зарабатывает. И на Гапу-бездельника время своё, по секундам расписанное, редко кто тратить желает. А Агапон наш Кузьмич, перебивался случайными заработками. Время от времени устраивался куда-нибудь, вроде бы с серьёзными намерениями, но долго нигде не держался - надоедало. Была у него ещё на это уважительная причина - врождённый порок сердца, но это больше для отговорки, а так, моторчик Гапу не особо беспокоил. Давным-давно когда-то обследовали его эскулапы, выявили болезнь, освободили от исполнения почётной обязанности, да посоветовали и в гражданской жизни не перенапрягаться особо, коему распоряжению Агапон Кузьмич и следовал благополучно всю свою жизнь. И никаких беспокойств от недуга своего он не испытывал.
Но, к чести его, надо заметить, халявщиком и нахлебником Гапа не был, просто потребности у него имелись небольшие - поесть вкусно, да книжку интересную почитать, вот и всё. Ну, уж на эти скромные надобности Агапон Кузьмич себе зарабатывал, во всяком случае, на еду. А книжки покупал иногда, а чаще брал почитать у знакомых, но ведь так многие делают, и зазорным это в народе не считается. Тем более, что читал Гапа быстро и аккуратно, прочитанное возвращал сразу же, и даже, когда давали ему книжонку растрёпанную, ремонта требующую, оный ремонт своими силами производил. Литература ему больше нравилась увлекательно-развлекательная, нереальная. Фантастику, и научную и фэнтези, Гапа читал запоем, а иногда не стеснялся и детскими сказками увлечься. А порой и что-нибудь абстрактно-философское проглатывал, и даже понимал. Умом он обладал в этом направлении острым, всяческой метафизикой интересовался ещё со школьной скамьи. Но вот на практическую сторону жизни этого его ума не хватало, а вернее сказать, не было у него интереса к достижениям в реальной жизни. Поэтому и не преуспел он в ней. И даже читать об обычной жизни Гапа не любил. «Зачем читать о том, что и так можно в жизни встретить или по телевизору увидеть?» - говорил он, - «Интереснее то, что если и встречается, то где-то далеко, если и случается, то не с нами, простыми смертными». Разные детективы и криминальные приключения обходил Агапон Кузьмич своим вниманием, а от историй про любовь он просто засыпал. «Я уж лучше кулинарную книгу почитаю, чем про любовь, - его слова, - и вообще, если уж людям приспичило сделать культ из физиологической потребности, так сделали бы уж лучше из еды!»
И нельзя сказать, что вот, Агапон Кузьмич любил поесть. Правильнее будет выразиться - он любил пожрать! Сам себя он называл великим жрецом, имея в виду вовсе не служителя какого-то экзотического культа. Культу еды, это да, служил самозабвенно. И когда его кто-нибудь называл любителем пожрать, Агапон Кузьмич делано обижался и говорил: «Это ты любитель, а я - профессионал!» В различных анкетах в графе хобби писал он: «пищеварение», иногда, если позволяло место, добавлял ещё: «и чтение». А ещё Агапон Кузьмич был спец. Не спец в каком-то деле, а поспать он тоже любил.
Вот такими скромными были его жизненные потребности, которые Агапон Кузьмич, как мог, себе обеспечивал. Ну, еще любил он поговорить с умным человеком об устройстве мироздания. Свои кое-какие суждения по этому вопросу у него, конечно имелись, но он никогда не спорил, отстаивая их. «Сейчас я считаю так, на основании того, что мне в данное время известно, но узнав ещё что-то, я могу поменять своё мнение». В общем был наш Агапон Кузьмич теоретиком жизни, но никак не практиком. То есть, какой стороной гвоздь в доску забить и тому подобные практические навыки у него имелись, ведь зарабатывать на свои скромные нужды ему приходилось по-разному. И основной принцип белковой жизни: «каждое живое существо, чтобы и дальше оставаться живым, должно питаться другими живыми существами», распространённый также и в жизни общественной он умом понимал, но вот на деле его использовал только лишь в отношении физиологической пищи.
Очень часто, лежа на стареньком скрипучем диване («а зачем мне новый, я ещё этот не до дна пролежал») в своей квартире, любил мечтать Агапон Кузьмич Котовасин, о том, чтобы оказаться ему на месте какого-нибудь героя прочитанной им фантастической книжки, в сказочном мире. И чтобы выпали на долю его интересные и познавательные похождения по невиданным местам, неопасные приключения с благополучным исходом, и, после всего этого, мирная спокойная жизнь в живописной местности по соседству с интересными существами - драконами (желательно, травоядными), колдунами (охотно делящимися своей мудростью), феями (добрыми) и джиннами (не меньше трёх желаний с кувшина). И даже мечом помахать гражданин Котовасин был не прочь, конечно, желательно волшебным. Вот вызволять какую-нибудь принцессу, чтобы на ней потом жениться, он вряд ли вдохновился бы. Если отправляться в поход, так уж за какой-нибудь волшебной книгой, чтобы, заполучив её, остаток жизни провести ни в чём не нуждаясь, изучая таинственные заклинания, открывая проходы в параллельные миры и вызывая оттуда различных существ для обмена опытом. Но, даже в самых смелых своих грезах, не предполагал Агапон Кузьмич, что большинство его мечтаний сбудутся. Правда, не при жизни. Но, не будем забегать вперёд.
Однажды, в один из последних погожих деньков осени рокового двухтысячного года, уже после объявленного, но несостоявшегося конца света, на который у Агапона Кузьмича были смутные не оправдавшиеся надежды, в культурной жизни города Сивокобылинска произошло одно событие. Косвенно оно и послужило началом приключений нашего героя. В город приехал зоотеррариум. Иногда гражданин Котовасин посещал подобные заведения, когда имелись деньги, но в данный момент он сидел на мели. В понедельник вечером Агапон Кузьмич зашёл к одному своему ещё школьному знакомому, Жоре Холодильникову, чтобы отдать ему взятую во временное пользование и уже прочитанную книгу, и, если повезёт, раздобыть другую. Жора пришёл с работы не очень уставший, но заскучавший по общению, так как работал он ремонтником телеаппаратуры, но не по вызовам, а в мастерской, куда кроме пожилого приёмщика заказов почти никто не заглядывал, а его коллеги отличались, как на подбор, замкнутыми характерами. Поэтому он даже обрадовался Котовасину, несмотря на явно не взаимовыгодный повод его визита. Да и вообще, Холодильников всегда был радушным хозяином и весёлым собеседником. Сидя у него на кухне и попивая чай с испечённым вчера женой Жоры, Аллой, пирогом с яблоками, старые приятели беседовали о том о сём. Вернее, говорил в основном Жора, а Гапа только слушал, и время от времени кивал или поддакивал ему и иногда утвердительно мычал с набитым ртом, косясь на лежащую на соседнем табурете новую книжку. Такова, по исторически сложившейся традиции их приятельских отношений, была моральная плата за аренду печатной продукции.
- А мы в субботу всем семейством в зоотеррариум ходили, - сообщил помимо многого другого Жора, - змеек разных да ящерок дочкам показывали. Старшая боится, а младшая, ты прикинь, интересуется. Папа, а как эта называется, а как та.
Дочерям Холодильникова, младшей Варе и старшей Анфисе было соответственно пять и семь лет. Кроме них семейство располагало ещё десятилетним оболтусом Стёпкой, который благодаря счастливому стечению обстоятельств и, отчасти верному расчету Котовасина, болтался где-то на улице. Детей, как и любой другой дестабилизирующий фактор внешней среды Гапа не любил. «Дети - цветы жизни, - говорил он - но на эти цветы у меня аллергия». Но ведь не скажешь же такое школьному товарищу о его детях.
- А ещё там у них объява висит, требуется ночной сторож-смотритель, ночь через ночь, оклад тысяча восемьсот пятьдесят рэ. Я как увидел, сразу о тебе подумал, надо, думаю, Гапону сказать, ты же без работы сейчас. Они всю зиму у нас будут, вот и ты у них перезимуй. А что, работа не пыльная, денег, правда, маловато, но ты же не семейный, тебе хватит. Или ещё где-нибудь подработаешь, если подвернётся. Дело тебе говорю. Ты не тормози, завтра же сходи туда, это в доме культуры, пока никто не опередил. Будешь змеек да паучков сторожить, чтоб не расползлись по городу, не покусали кого. Ну, может, покормить их надо, не знаю, жрут они ночью? Главное, не перепутать, кого кем кормить, ха-ха-ха. И читай себе книжки сколько хочешь. А днём свободен, с девяти утра до полдесятого следующего вечера.
