Посвящается
дону Хосе де Артече,
историку, эссеисту, критику и биографу,
в знак восхищения перед всем, что ом сделал,
для того чтобы стали известны миру
славные подвиги сыновей Страны Басков.
Повинция Гипускоа
Я праматерь всех Испаний,
Жизнь дала им и взрастила,
Я в годину испытаний
Их от мавров оградила.
Ни на море, ни на суше
Сыновьям моим нет равных,
В дни войны — своим оружьем
И пером в дни мира славным.
Работая над историей жизни Эль-Кано, я лишь по мере надобности воссоздавала исторический фон и старалась по возможности избегать узкоспециальных навигационных терминов, а также почти не касалась вопроса о современных ему географических теориях, так как все это подробно освещено в некоторых биографиях Магеллана. Эта книга посвящена преимущественно Эль-Кано, а поскольку до сих пор на английском языке не появилось ни одной специальной работы о нем, я стремилась не только сделать его центральной фигурой своей книги, но и писать лишь о том, что имеет непосредственное отношение к нему и его подвигу. По этой причине я лишь бегло коснулась чисто академического вопроса о долготе Молуккских островов и совсем не рассматриваю попыток Колумба, Кабота, Веспуччи, де Солиса, Кортириала и многих других найти западный морской путь в страны Востока; не разбирается в этой книге и вопрос о возможной связи между «Copia der Newen Zeytung auss Pressilg Landt»[1] и фактическим открытием Магелланова пролива, не приводится описание глобуса Шенера[2]. Все это, как указывалось выше, подробно рассмотрено в работах, посвященных Магеллану, который, готовя первую испанскую экспедицию к Молуккским островам, советовался с выдающимися космографами (в частности, с Руи Фалейру[3]) о том, на какой широте искать гипотетический пролив, и вообще занимался подобными вопросами несравненно больше, чем Эль-Кано. Последний, как мы увидим, обладал теоретическими знаниями, необходимыми человеку в его должности, однако во время первой экспедиции к Молуккским островам все, что непосредственно касалось поисков пролива, входило в компетенцию одного лишь Магеллана. Именно мореходный опыт Эль-Кано, а не его познания в космографии помог ему завершить первое кругосветное плавание.
Но если для Магеллана и Эль-Кано одна и та же проблема — проблема поисков западного пути к Восточным Индиям — представлялась в разных аспектах, то было между ними и общее: вера в путеводную силу провидения. В наш век, который никак не назовешь веком религиозным, уверенность, с какой Магеллан, Эль-Кано и их товарищи уповали на помощь провидения, кажется просто поразительной. Эль-Кано прямо утверждал, что только «с помощью божьей» он и его матросы сумели привести «Викторию» на родину.
Теперь, когда мы располагаем атомными судами и всевозможными навигационными системами, трудно осознать, какой ценой был оплачен подвиг «Виктории», парусной скорлупки водоизмещением всего восемьдесят тонн. Эль-Кано и его товарищам приходилось преодолевать трудности, неизвестные нынешним морякам, — они плыли по неведомым морям без хронометра и секстана, не имея ясного представления о долготе, пользуясь только квадрантом (как мы теперь знаем, очень несовершенным инструментом) и таблицами солнечного склонения, часто далеко не точными, а магнитное склонение компаса в то время было понятно лишь немногим. На обратном пути «Виктории» негде было пополнить запасы провианта и воды: в лучшем случае местные жители встретили бы ее враждебно, в худшем — они могли оказаться каннибалами. А кроме того, Эль-Кано и его спутникам постоянно грозила опасность попасть в плен к португальцам. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что капитан и команда «Виктории», сумевшие преодолеть подобные трудности, совершили величайший подвиг в истории мореплавания.
Теперь следует обратиться к относительно второстепенному вопросу, который тем не менее необходимо рассмотреть именно в начале нашего повествования. Речь пойдет о правильном написании фамилии человека, чьей биографии посвящается эта книга.
Спор о том, как правильно писать фамилию Эль-Кано — «de Elcano» или «del cano» (иногда «delcano»), был долгим и ожесточенным. Авторы, принимающие форму «del cano», ссылаются на то, что именно так сам Хуан-Себастьян подписал свое завещание и донесение, которое он послал императору после возвращения «Виктории», и что во всех письмах и указах Карла V, имеющих отношение к Хуану-Себастьяну, его фамилия пишется таким же образом (со строчным «с» в «cano»).
Этот вопрос подробно рассмотрел Серапио де Мухика в своей работе «Elcano у no Cano», где он ссылается на кастильскую манеру соединять предлог «de» и артикль «el». Таким образом, подписываясь «del cano», Хуан-Себастьян просто следовал общепринятому обычаю, поскольку языком официальных документов был испанский язык, а не язык басков.
Де Мухика, кроме того, указывает, что племянник Хуана-Себастьяна Родриго де Гайнса, подавая прошение о выплате сумм, которые казна задолжала наследникам его дяди, называет последнего «de elcano». К тому же, как отмечает Хосе де Артече, некий Мартин де Эль-Кано из Сарауса, дальний родственник мореплавателя, родившийся через год после его смерти, пишет свою фамилию «de elcano» и подобно Хуану-Себастьяну ставит маленькое «d». Мы можем, кроме того, сослаться на ученого историка Кармело де Эчегарая, который, изучая церковные книги, установил, что в этих местах в старину всегда употреблялась форма «Elcano». В 1873 году Мадридское географическое общество указало, что именно эта форма является правильной, а Депутация провинции Гипускоа[4], которая, как и Главный архив Индий в Севилье и архив в Симанкасе[5], ведает документами, касающимися Эль-Кано, подтвердила, что Гипускоа всегда знала своего знаменитого мореплавателя только как El Cano.
Коснемся теперь вопроса об отношении к Эль-Кано различных авторов. Пожалуй, вполне естественно, что среди них есть его сторонники и сторонники Магеллана. Возможно, биографу трудно сохранить полную беспристрастность, когда приходится писать об участии Эль-Кано в сан-хулианском мятеже, а также о том, что император встретил его как героя, успешно завершившего великое плавание. Спорны и обвинения против Магеллана, которые выдвигал Эль-Кано на дознании в Вальядолиде, — ведь сам же он в донесении Карлу V после возвращения «Виктории» называет Магеллана «славной памяти капитаном». С другой стороны, хотя по меньшей мере один из капитанов Магеллана открыто не подчинился ему еще до отплытия флотилии из Севильи (королю пришлось прямо напомнить непокорному, что он обязан беспрекословно повиноваться адмиралу), не превысил ли все-таки Магеллан своих полномочий, отказываясь советоваться со старшими офицерами во время плавания? Даже восторженный поклонник Магеллана Антонио Пигафетта, оставивший наиболее полное описание экспедиции, сообщает нам, что «его капитаны питали к нему ненависть».
