Этот день не был похож на другие. С самого утра одна ничем не приметная городская квартира изнутри напоминала неспокойный улей пчёл. В спешке паковались сумки, вещи сортировались на нужные и «не вздумай это брать!», из всех углов «улья» то и дело доносились какие-то крики, в суете мелькали бегающие фигуры мамы и папы маленького, но вполне самостоятельного человечка — Митьки.
Сам Митька наблюдал за всей этой картиной из своей кроватки в философской позе: с соской во рту, облокотившись на свою ручонку.
Справедливости ради замечу, что молодая семья эта мало чем отличалась от большинства других молодых семей. Частыми гостями здесь были ссоры по пустякам и обиды. После рождения ребёнка понимание между некогда любящими друг друга людьми и вовсе закончилось, а отношения, казалось, крепятся только штампом в паспорте и обоюдным чувством безысходности. Маленький человечек привык к этим картинам, ведь выбирать родителей не приходится.
Утренняя суета в квартире улеглась в один миг, и вот уже компания из трёх человек едет в автобусе на недельку в сельскую глушь, к родственникам.
За окном автобуса мелькали городские пейзажи: высотные дома, пёстрые вывески рекламы светской жизни, огни светофоров, прохожие…
От всего этого Митька уснул, поудобнее устроившись у мамы на руках.
Он и не заметил, как суетливый городской пейзаж сменился на сельский, внешне абсолютно спокойный.
Да, со стороны кажется, что жизнь здесь течёт в другом временном измерении, просто заводь какая-то по сравнению с городской суетой.
Деревня встретила гостей со всей своей открытой душевностью и простотой. Теперь за окном виднелись покосившиеся избушки и маленькие деревянные домики с оконцами в деревянных кружевах, разноцветные палисадники с множеством пестреющих цветов, деревянные мосточки и вольно гуляющие гуси, куры, поросята…
День был в полном разгаре. Автобус мчался по дороге, утопающей в зелени деревьев, голова кружилась от свежего воздуха и ярких красок, буйствовавших на просторе, которые слились в один пёстрый ансамбль под названием «лето»!
Автобус остановился в конечном пункте прибытия — в деревушке, безнадёжно затерявшейся от цивилизации.
Большая часть пассажиров вышла задолго до последней остановки, поэтому наши гости ступили на землю глухой провинции последними и в пешем порядке направились по просёлочной дороге к родительскому дому.
Митька, не совсем понимавший, куда это он попал, наблюдал за происходящим молча, широко открытыми глазами. Надо сказать, что в привычных для мальчугана условиях понятия «молчать» и «Митька» не сочетались вообще. Непонятный и невероятный набор звуков с живописной жестикуляцией и выражением глаз приходилось наблюдать практически всегда. Причём от каждого такого выступления создавалось реальное впечатление, что человечек говорит с тобой вполне осознано, только вот ты, бездарь, не знаешь языка, на котором с тобой общаются. При этом юного оратора ничуть не смущало, если собеседник не участвовал в диалоге, — главное, чтобы его слушали. В принципе, вполне обычные жизненные запросы.
Дорога к дому была неблизкой, путники ковыляли усталой походкой. Но бодрее всех, пожалуй, была мама. Пока Митька размышлял над происходящим, она воодушевлённо рассказывала папе об историях из своего детства, когда-то происходивших в родной деревушке, а папа безропотно выслушивая рассказы, волок собранный багаж.
— Чего ты молчишь? — поинтересовалась мама.
— Ну, мне тяжеловато вообще-то! А во-вторых, кто-то должен молчать.
— Вот так всегда: я сама себе, а ты себе на уме!
— Вот и поговорили! Слушай, мы когда-нибудь научимся общаться без скандалов?! Не жизнь, а минное поле от самого загса. Может, нам карту местности выдать забыли, а?
— Понимание мы там забыли! Кольца взяли, а вот главное оставили!
На этом разговор прервался, и оставшийся путь наши герои продолжили по гравийной дороге с угрюмыми лицами под разноголосое пенье птиц.
В деревянном домике на окраине села давно поджидали гостей. У окна, открывавшего вид на дорогу, был выставлен пост. Постовым в добровольно-принудительном порядке назначен дед Фёдор, а в помощники ему — старослужащий кот Тимоха.
Хозяйка, бабка Марья, как водится, хлопотала по дому.
— Ну чё, не видать ещё? — спрашивала она почитай каждые пять минут.
— Не видать, — кратко рапортовал дед.
Постовой, наглаживая довольно развалившегося на коленях кота, в очередной раз высказывал свои соображения по поводу длительного отсутствия гостей:
— Я ж тебе говорю: может, что дорога длинная или на работе не пускают, ну тогда ещё и завтра ждать будем… а может, они и вовсе, на автобус проспали.
— Ну-ну, заливать-то — проспали. Это ж не ты, как медведь на зимовке, пушкой не подымешь! — ворчала между делом хозяйка.
Дед, умудрённый опытом, мало обращал внимания на ворчание жены, однако за словом в карман не лез и при случае находил что ответить, поэтому разговор их порой больше напоминал детские препирания.
У хозяйки к приёму гостей было всё готово. В русской печи, протопленной поутру, пока не так жарко, дорумянился пирог с рыбкой, пойманной дедом накануне. Запахи пирога разносились по всей избе, тревожа воображение голодных постовых, поэтому ожидание ещё больше становилось нетерпимым. Кашка для внучка, сваренная в чугунке, давно распарилась и ждала своего часа вместе с наваристым борщом на приступке свежевыбеленной печи… Молочко с утреннего удоя баба Марья, как водится, опустила в ведёрке в колодец, надёжно привязав верёвкой, а в сенцах, в глиняной крынке, оставила немного для желающих и вместе с кувшином кваска убрала всё в бочонок со студёной водой из колодца. Ещё с вечера хозяйка перебрала все половички и выбрала самые нарядные для убранства пола. Деду то и дело доставалось от неё, если тот по неаккуратности собирал их ногами.
Подводило только то, что в квашонке осталось тесто, из которого нужно было успеть испечь шанежки со сметанкой, над чем сейчас и хлопотала бабка Марья.
А на улице зверствовал летний зной: солнце палило беспощадно, растения из последних сил старались сохранить цветущий вид, бабочки в поиске влаги лепились к воде, лохматый пёс, изнемогая от жары, забрался в тенёк и неподвижно развалился на земле, — всё замерло в терпеливом ожидании вечерней прохлады.
В доме между тем воцарилась тишина, от которой, правду сказать, наш постовой даже немного вздремнул и едва не проспал появившихся на дороге гостей.
— О! Идут! Бабка, бросай всё, — скомандовал дед, — родственничков встречай!
Через минуту хозяйка стояла на пороге, причитая.
— Выбрались, наконец, хорошие мои, — восклицала бабуля. — Маленький ты мой, иди сюда, уморили тебя совсем эти олухи. В дом проходите, прохладно там. Дед! Ну ты где?!..
Летние дни вдали от шумной цивилизации пролетали незаметно. В один из них городская компания и дед Фёдор, который вызвался их проводить недалеко, отправились на прогулку в лес.
— Айда через зады[1], так побыстрее будет, — пояснил он. — Там у нас нынче ручеёк разбушевался: был ручеёк, а стали мочаги[2]. Ну ничего, чай, не сахарные, не растаете.
Маршрут «экспедиции» проходил через огород по тропинке, вытоптанной между грядами. Дед Фёдор, гордо шагавший впереди с вечным спутником Тимохой на плече, показывал городским огородное богатство:
— Вот ты видал, чего насадила — травы всякой. Кто есть-то будет? Видал, вот кабачки какие-то, баклажаны, фасоль. на черта она мне?! А картошку насадили, её ведь ещё и копать надо! Я думал, нынче тут всю спину оставлю, пока воткнул её в землю! Вон, вон щавель растёт, видишь, зять, и ревень там же. Хоть бы раз пирогов напекла — где там, не дождёсси!
— Иди давай, ворчун старый! — как гром среди ясного неба, раздался голос старухи, решившей приобщиться к прогулке. — Уморит, пока до леса доведёт! Я вот напеку тебе щас пирогов, дождёсси!
Молодые переглянулись, еле сдержав смех, и уставились на провожатого.
Однако дед ничуть не растерялся:
— О! И она тут как тут! На метле или пешком? Не скроешься от тебя…
— Вот паразит! Иди давай, а то доберусь до тебя вон коромыслом.
Дед, довольный, что удачно сострил, живо повернулся и пошёл по тропинке.
— Колодец тут, малого держите, чтобы не нырнул, — переводя разговор, деловито добавил он, показывая на заросшие травой брёвна и высокую жердь над ними. — Это колодец-журавль, я ещё хлопцем его строил, женились только, — добавил хозяин.
