Сначала расскажу о дороге, которая ведет в небо.
Представьте себе изрядно покореженную шоссейку. По ней гоняют грузные топливозаправщики, маленькие верткие автопускачи, зеленые военные автобусы, крутятся мотоциклы. Достается ей, коротенькой, — километр, не больше, ведущей из военного городка к аэродрому. Солдаты еле успевают ее латать.
Спозаранку по ней шагает строй. Люди во франтоватых кожаных куртках, в промасленных комбинезонах, в хромовых или кирзовых сапогах, в фуражках с летными «капустами» и выгоревших пилотках идут валкой, размеренной походкой.
Шоссейка приводит к открытому всем ветрам бетонному полю. Достигнув его, строй растекается по самолетной стоянке. Начинается рабочий день с ревом и свистом турбин, со скрежетом тормозов, шуршанием тягачей. До конца его, прежде чем снова вернуться на дорожку к дому, успевают летчики побывать в небе, пробить густую темень облаков, отыскать далекие цели, броситься на них в атаку и, совершив разворот, коснуться колесами натертой до сапожного блеска бетонки.
Обратно в городок шагают группами и в одиночку, не спеша, подставляя солнцу усталые, чуть похудевшие лица. Взгляды привычно схватывают беленький теремок метеобудки, серебристые крутые бока цистерн, воткнутый в небо рельс катапультного тренажера.
Дорога упирается в длинный тесовый забор. Пока летчики идут к нему, они всеми мыслями еще находятся в воздухе. Они взлетают и садятся, перехватывают и атакуют, радуются удачам и вздыхают над промахами.
Перед забором летчики на секунду задерживаются и, сторожко оглянувшись, по-мальчишески ныряют в узкий пролом. Кому охота топать до ворот!
За забором открывается городок. Слева высятся казармы белого кирпича и недостроенный, но уже действующий клуб с серыми, неуклюжими, как слоновьи ноги, колоннами. Справа несколько домов офицерского состава — ДОСов — образовали четырехугольную площадь, на которой разбит молодой парк. За ДОСами громоздятся деревянный магазин военторга и приземистый сборно-щитовой дом необыкновенной длины, со множеством печных труб. В городке его называют «крейсером».
При виде городка у летчиков срабатывает какое-то реле, и с аэродромной волны мысли настраиваются на домашнюю. Как там Катюшка, что поделывает? Купает ли в тазу разбойника Лешку или побежала в военторг, куда обещали привезти безразмерные чулки? И что сегодня в кино, и будут ли передавать по телевизору матч с австрийцами?
По изъезженной шоссейке, знакомой, как в детстве дорога из дому в школу, ходили каждый день, кроме воскресений, два летчика — Константин Кульчинский и Виктор Додонов. Они окончили одно училище. Их истребители с бортовыми номерами «восемь» и «девять» располагались рядом на самолетной стоянке. С полетов офицеры возвращались всегда вместе и, как замечали летчики, в «правом пеленге»: впереди— Константин, на полкорпуса сзади и правее Виктор.
Так было до одного июльского дня, с которого и начинается наш рассказ.
Техник самолета Пров Васильевич Судейкин распрямил натруженную спину: ночь выдалась тяжелая. Он хотел было размяться, сделать глубокий вдох и выдох, как вдруг застыл в изумлении. Чиркнув по бетонке, приземлилась «восьмерка». Вид ее показался старшему технику-лейтенанту Судейкину более чем странным. Летчик сидел в кабине истребителя, совершенно не прикрытый фонарем. Его голова в шлемофоне резко, словно вырезанная из черной бумаги, рисовалась в проеме кабины.
Пров Васильевич не отрывал глаз от самолета. Он видел, как раскрылся за ним тормозной парашют, как истребитель, замедлив бег, причалил к самому краю полосы и замер.
Не один Судейкин наблюдал необычную посадку. Конечно, руководитель полетов сразу же приказал «выяснить и доложить». С командного пункта сорвался инженер и, не дожидаясь, когда истребитель подрулит, бросился в зону посадки.
Прова Васильевича будто в спину толкнули. Побежал.
К «восьмерке» по рулежной дорожке катил «газик» с доктором. Судейкин примчался почти одновременно с «санитаркой». Летчик лейтенант Кульчинский недвижно сидел в кабине. Его лицо с запавшими глазницами заливал пот. Он улыбался какой-то неловкой, извиняющейся улыбкой.
«Слава богу, жив-здоров», — подумал Судейкин.
Последним к самолету прибежал Миша Веснин, техник Кульчинского. Молодой, глаза-то еще не приноровились, не заметил сразу, что фонаря нет.
Миша закричал в самое ухо Прову Васильевичу:
— Что случилось? Что случилось?
— Не видишь разве?…Летчик-то твой без крыши… Тут-то сиди на здоровье, разве дождик намочит. А там, на высотке да на сверхзвуке, играючи в космос унесет.
Судейкин внимательно вглядывался в летчика. Да, Кульчинский дело знает. Прилетел и сел. Без блеска, тормозной пришлось выпускать, но се-ел!
Инженер крикнул с ходу:
— Где фонарь?
— Сорвало, — ответил Кульчинский. Спокойно ответил, не зло.
«Я бы, — подумал Судейкин, — на его месте в три мало, в пять этажей запустил».
— Как это сорвало?
— А так, — ответил лейтенант, — по законам физики.
«Ну, сейчас-то ты, милый, можешь и шутки шутить, — заметил про себя Судейкин, — хотел бы я поглядеть, какой у тебя был вид за облаками… И все равно — парень что надо!»
А Миша Веснин стоит столбом.
— А ну, — прикрикнул на него Пров Васильевич, — зови тягач, прицепляй водило, тащи самолет на стоянку!
Кинулся Миша за тягачом…
На стоянке инженеры вцепились в машину. Лазят, щупают, обнюхивают, только что на зуб не пробуют.
Изучают. А как же, будешь изучать, раз такое дело. Может, не на одной машине неисправность? Тогда впору полеты отменять…
Пробуют замки, полозья, по которым фонарь скользит. Миша сунулся было тоже, а инженер ему:
— Техник-лейтенант Веснин, пойдите-ка погуляйте. Нужно будет — пригласим.
И вся недолга…
Домой Пров Васильевич шел не спеша, переваривал события прошедших суток.
«Да, дорогой старший техник-лейтенант, — рассуждал Пров Васильевич, шагая по шоссе. — Как бывает в авиации? Живем — не тужим, полетываем. Цели дальние перехватываем. Море керосина изводим. Летчики асами становятся, такие в воздухе кульбиты выписывают, что на, поди. Все чинно, благородно. Сами довольны, у начальства в чести. Нет-нет и похвалят. Дескать, успешно совершенствуете летную подготовку, повышаете боевое мастерство. Опять же воспитательная работа на должном уровне. Командир — чистое золото, а замполит — его достойный помощник. Живи и ликуй.
