Где-то через полчаса отпустило. Звон в ушах прекратился, я пришёл в себя. Но лучше бы уж не приходил — ибо по мере отпускания на меня наваливалось ЭТО, вгоняя в ещё большую нирвану. Я не знал, что делать, не знал, как быть, не знал… Господи, я ничего не знал! Трупы, там были трупы! Много трупов! И Марта, которая, видя, как я отошёл, «обрадовала» вдогонку, что погибло трое наших. Одну расстреляли ДБшники на ступеньках, из-за чего и произошёл сыр-бор (они видели эти кадры в прямом эфире в режиме реального времени, так как участвовали в операции в качестве резерва), и двое ветеранов группы-два при последующем штурме. Ещё несколько раненых, но это не в счёт. Мой главный критик, внутренний голос, пока ещё не начал шептать, что это моя вина, что это я заварил кашу, но я справлялся и без него Ведь действительно, не будь этого дурацкого плана нападения на её высочество в лоб — ничего бы не произошло. А до этого не будь ещё более дурацкого нападения на гвардию…
«Славы захотелось, камаррадо»? — говорил я сам себе вместо него. — «Вот и кушай славу!»
А ведь я мог устроить несколько одиночных казней, убийства виновных — и только их. Комиссар, начальник управления гвардии по округу, ну, может ещё парочка тех, кто что-то знал и покрывал. Плюс, охранники торгового центра — но там ещё легче. С десяток тех, кто не пришёл на помощь, хотя мог — это не ВСЕ охранники. Выцепить в городе их было бы куда проще, чем организовывать театрализованный штурм. Обозначить все цели, разом в городе всех накрыть, чтоб не разбежались по щелям, как тараканы, вывезти в тот же ангар в Боливаресе, в котором действо и запланировано… И получим такой же театральный эффект, только без массового красования себя любимого перед камерами и попытки что-то в этом мире кому-то доказать. Месть, вендетта — вот что я бы сделал. Но я решил устроить революцию.
…А расплачиваться за это должны они. Девчонки. Ветераны. И бойцы департамента, попавшие в жернова.
— Сворачиваемся, — прошептал я, перебивая щебет Марты, который не слушал. Она считала, что пытается им отвлечь меня, что поддерживает, но я давно уже думал о более глобальных вещах, чем… А о чём, собственно она всё это время говорила?
— Повтори? — Лицо главы гномиков подёрнулось злостью. На себя — что не поняла, что со мной происходит и теряла время на трёп. Я усмехнулся, и, отдавая отчёт словам, повторил:
— Передай всем — отбой, сворачиваем операцию. Пусть грузовики перегонят назад, в «Рио-де-ла-Плату». Командирам подъехать… К чёрту, позже всех соберу, тогда и обсудим детали нового плана.
Челюсть Марты отвисла. Я же посмотрел на ладони — их трусило. Да и всего меня трусило, но в этом нет ничего страшного. Тяжёлые решения тоже иногда нужно принимать и нести за них ответственность. Меня не поймут многие, а некоторые захотят распять на кресте… Но больше сегодня никто не пострадает. Это моя вендетта, а не войсковая операция корпуса. Хватит трупов.
Видимо, Марта поняла эти мысли по моему лицу, потому, что активировала взводную связь и бегло бросила:
— Притормози где-нибудь в укромном месте, и побыстрее. — После чего переглянулась с остальными гномиками, кто сидел в салоне. Мне их ухмылки не понравились, но было плевать.
Укромное местечко нашли быстро — не мудрствуя, заехали под ближайшую арку технического тоннеля под магистралью. Над головой жужжали проходящие по дороге машины, еле-еле, но чувствовалось подрагивание бетона, но единственный требуемый им критерий, отсутствие людей и камер в обозримой близости, был выполнен.
— Вытаскивайте его, — бросила моя чернокожая подруга, открывая люк и быстро выскакивая. Это «вытаскивайте» не понравилось ещё больше. Ибо гномики восприняли слова буквально — вытащили меня, как щенка из корзинки, как будто у меня были мысли сопротивляться. Четверо девиц в лёгких доспехах — у меня не было шанса даже против одной. Остальные трое вылезли из водительской кабины.
— Ну что? — Это Марта одной из них. Та отрицательно покачала головой.
— Чисто. Хвоста нет.
— Тогда оружие в салон, — бросила она товаркам, которые ехали с нами. — Сейчас оно не понадобится.
Те, кто ехали с нею, убрали винтовки; остальные разошлась в стороны, наблюдая за территорией.
— Хуан, — повернулась Марта ко мне, нахмурив брови. — Хуан, мне очень не хочется делать то, что я сейчас буду делать. Но я обязана. — Глядя на пылающий взгляд мулатки, понимая, что она задумала, я даже не поёжился. Душевная боль в данный момент была гораздо сильнее любой телесной. Неуверенный шаг ко мне. Ещё шаг. Отдала винтовку подруге, после чего сняла шлем и тоже отдала подруге. Нервничает, пытается собраться и оправдать себя. Я её не винил — так надо. Ей надо. Пускай делает, что должна, раз хочет. Но я не уступлю. Разгерметизировала обе латные перчатки и швырнула за спину, прямо на бетон тоннеля.
— Я это сделаю потому, что ты неадекватен, Хуан! — закричала она, доводя этим себя до кондиции. — А нам нужен командир! ОЧЕНЬ нужен! И нужен СРОЧНО! Думаю, ты извинишь меня позже, когда поймёшь. Девочки?
Двое гномиков схватили мою тушку. Я не сопротивлялся — я тоже хотел эту боль. Несмотря на рёбра, несмотря на всё. Потому, что она — способ на время убежать от другой боли, от которой вряд ли когда-то получится избавиться.
Удар. По лицу. Могла и челюсть свернуть — перчатки сняла, но локтевые и плечевые сервы работают. Поняла ошибку, следующий удар сделала слабее, нежно махнув рукой, но мне и этого хватит.
Затем переключила целеуказатель на живот и принялась молотить по дыхалке. И снова по лицу. Кажется, из носа потекла кровь. Я висел на руках у девчонок и по-прежнему не пытался сопротивляться.
— Мать твою, Чико! — не выдержала она. — Ты соображаешь, что делаешь?
— С-сообр…рр…жаю, — выдавил я, сплюнув кровь. Губа разбита, ну да ладно, жить буду.
— Ни хрена ты не соображаешь! — ярилась она. — Ты думаешь нам легко?
Я философски пожал плечами.
— Да нам тяжелее, чем тебе, мать твою за ногу! — кричала она. Если б не машины, даже не знаю, где бы её услышали. — Они — наша семья! И были ею уже много лет!
— Мы тут с ЧЕТЫРНАДЦАТИ, сволочь ты эдакая! — сверкнула она глазами, но на сей раз совершенно искренне. — А кто-то с тринадцати! И всё это время корпус — наша единственная семья! Что должны чувствовать мы?
— Я не хочу, чтобы кто-то погиб ещё… — всё-таки выдавил я. Ответом мне стал новый удар в лицо.
— Ни хрена ты не понимаешь, Чико! Вообще ни хрена!
Ещё удар.
— Мы пошли за тобой! ЗА ТОБОЙ, мать твою! Пошли на это грёбанное дело! Знаешь почему? — Удар. — Думаешь ради девочки? Ради твоего ребёнка?
И снова удар, я чуть не взвыл.
— Хрен тебе! — продолжала она, словно не замечая моей боли. — Мы пошли потому, что каждая из нас могла быть на том месте в той оранжерее! Каждая! Да, мы стали грёбанными ангелами, мы можем десятерых уложить и выжить, но если бы НЕ СТАЛИ ими, для нас всё могло быть точно так же! Только ещё плачевнее — никакой департамент нас бы не вытащил! Нужны мы им!
Это не ТЫ, — удар под дых, — воспользовался нами, сукин ты сын! — Это МЫ! — в челюсть. Со злости — я взвыл. — МЫ воспользовались грёбанным тобой! — Снова удар. Я не сдержал стон. Марта же… Лицо её перекосило, передо мной ярился настоящий демон. — Да, они погибли, мать твою так и разэдак! Но ты, сучий выродок, хочешь сделать так, чтобы они погибли напрасно? — И очередной удар, самый сильный. Меня скрючило, и она поняла, что перегнула палку.
Подождала, пока приду в себя. Нависла сверху. Произнесла, выдавив презрительную усмешку:
— Значит так, Чико. Приходи в себя. Вставь мозги в то место, в котором они должны находиться и начинай ими работать. Нам нужен командир. Девочкам нужен командир. Ветеранам нужен командир. Всем нужен. Потому что мы хотим закончить начатое, мать твою! Всё понял? — Следующий удар пришёлся по скуле, но слабый, для вида.
