РАСУЛ ГАМЗАТОВ
ОЧАГ
Поэмы
Перевод с аварского
Москва
«Детская литература»
1983
С(Даг)
Г18
Художник Г. Бедарев
©Предисловие. Состав. Иллюстрации. Издательство «Детская литература», 1983 г.
Расула Гамзатова я знаю с давних студенческих лет. Мы встречались в коридорах Литературного института имени Горького в Москве, а потом, периодично,— то в московском Доме литераторов, то в различных городах Советского Союза — Ташкенте, Тбилиси, Ереване — в дни съездов, юбилеев, литературных декад, на обсуждениях. Сейчас я своего друга чаще вижу издали, когда на голубом экране в моей ереванской квартире появляется его знакомый облик: коренастый, уверенный, с метким, сочным словом на устах, на груди — медали лауреата Ленинской и Государственной премий, звезда Героя Социалистического Труда, значок депутата Верховного Совета СССР.
Изменились мы все, изменился и Расул. Но его стихи, его поэмы если и изменились, то только к лучшему, стали вдумчивее и мудрей, одновременно сохранив прозрачность и полноводность таланта того, юного студента Расула.
Кажется, в течение всей, уже перевалившей шестой десяток жизни Расул Гамзатов с детской преданностью хранит наказы своего отца — народного поэта Дагестана Гамзата Цадасы,— которые, как вехи на жизненном пути, указывают направление на всех дорогах, по которым идет его сын, отмеченный славой, будь то в Индии, Японии или во Франции.
Будь связан с родимым народом. Пусть мал он,
Живущий на кручах, на скалах отвесных.
Тебе, как наследство надежное, дал он
Язык, на котором слагаешь ты песни.
...С друзьями дели и веселье и беды,
Весь мир пред тобою от края до края,
Будь скромен, отзывчив, все чувства изведай,
Тебе свою боль и любовь завещаю...
«Боль и любовь». Боль и любовь к своей земле, к миру, к человеку, боль от опасностей и тревог, угрожающих людям, и любовь к каждому камню, дереву, к языку, к истории, ко всему человечеству — если поэт хранит в себе живыми, трепетными эти чувства, он навсегда останется поэтом и никогда не покроется разъедающей ржавчиной духовной сытости.
Гёте сказал, что если хочешь узнать поэта, надо побывать на его родине. Я много ездила, а в Дагестане мне еще не довелось побывать. Но когда речь идет о таком поэте, как Расул Гамзатов, можно и переиначить слова великого немца: если хочешь узнать страну, узнай ее поэта.
И вот передо мной книга Расула Гамзатова. Читаю его строки, и чудится, что шаг за шагом приближаюсь к Дагестану, потихоньку накатывается свежее дыхание Каспийского моря, подымаюсь по скалам и кручам на аварскую землю, и, наконец, он — побратавшийся с небом аул Цада. На узеньких улочках резвятся чумазые, темноглазые ребятишки, одетая сдержанно-современно торопится к школе горянка-учительница, сидящие на аульском годекане старики горцы с седыми усами и бородами, ставшими еще белее на фоне черных черкесок, рассказывают о лихой молодости своей и лихих своих конях, а над плоскими крышами высится двухэтажная сакля Гамзата Цадасы.
Я перешагиваю через порог. Дом полон книг, изделий прославленных кубачинских мастеров, полон прошлого, воспоминаний, старых и новых голосов. Этой заветной перекличкой старого с новым насыщен и сам воздух аула Цада. Здесь и раскатистое вольное ржание скакунов отчаянных всадников, что оберегали свободу родных гор, и нежный шелест стихов Махмуда. Здесь на деревянных колыбелях начертано: «И маленькие дети видят большие сны».
Отважен аул Цада, горд, честен. Он, как факел, проносит через поколения свет памяти, он с достоинством посылает своих сыновей защищать великую Советскую Родину и скорбно склоняется перед могилами павших — и аварского джигита, и хрупкого сына вьетнамской матери. Все радуги мира и грозные молнии преломляются в его небе и меняют матери аула красные и черные шали свои, сопереживая красное и черное планеты людей. Маленький, отлитый из скал, примостившийся со своими преданиями и орлами к верным своим горам, аул Цада в то же время пытливо следит за облетающими земной шар космическими кораблями, его око и сердце напряженно улавливают идущие со всех уголков земли сигналы ликования и бедствия, волны любви и братства всех племен и народов. И устами своего сына-стихотворца так говорит аул Цада:
Кто край свой не чтит с постоянством сыновьим,
Тому не понять и далекие земли,
Кто отчему дому не внемлет с любовью,
Тот глух и к соседям, тот братству не внемлет.
Закрываю книгу Расула Гамзатова и по той же дороге спускаюсь с дагестанских гор, возвращаюсь к себе домой. И вот думаю: на карте мира, густо закрапленной кружочками городов, нет аула Цада.
Расулу Гамзатову выпал великий удел — своим блистательным талантом, силою духа и души открыть место для аула Цада не только на карте, но и в людских сердцах.
Есть ли большее счастье для поэта?
Сильва Капутикян
1 С рассветом на кручах цветы запестрели,
И росы в густом разнотравье сверкнули.
А ночью река отразила в ущелье
Созвездья, горящие в горном ауле.
Ну что же, выходит, в дорогу пора мне.
И вновь отправляюсь я утром весенним
Туда, где вода, разбиваясь о камни,
Летит мимо склонов, объятых цветеньем;
Где можно столетье прожить не состарясь,
Где в сакле, что лепится над крутизною,
Земляк мой, совсем еще крепкий аварец,
Сейчас наслаждается сотой весною.
Пора мне! Уже в лепестках красноватых
Цветущие персиковые деревья.
В распахнутом небе цепочки пернатых —
На родину движутся птичьи кочевья.
И счастлива мать: «Журавли прилетают,
Должно быть, и сын мой появится скоро!»
Сестра, повстречавшая ласточек стаю,
Ликует: «Мой брат возвращается в горы».
Я еду. Пожитки уложены наспех.
Прощайте, огни дагестанской столицы!
Прощайте, равнины и ласковый Каспий,—
В источниках горных спешу освежиться.
Я еду... Петляют меж выступов острых
Капризные русла грохочущих речек.
Родными горами рожденные сестры,
Четыре Койсу выбегают навстречу.
Гора — как скакун под седлом белоснежным.
Не тает седло даже в летнее время.
Седая гора среди зелени свежей,
Как прадед, стоит, возвышаясь над всеми.
Деревья, деревья! Их жизнь вековую
Украсили вспышки трехдневных соцветий.
В аулах, что тысячи лет существуют,
Резвятся на солнце трехлетние дети.
Столбы с проводами идут по высотам.
На них восседают скворцы-новоселы.
И, словно ребят обучая полету,
Орел распластался над зданием школы.
Люблю я рассветы в горах, и закаты,
И воздух высот — опьяняющий воздух.
Люблю, развалившись на бурке косматой,
В ночи пересчитывать дальние звезды.
Люблю земляка повстречать спозаранок,
Люблю его крепкое рукопожатье,
Люблю золотые улыбки горянок,
Их черные косы, их строгие платья.
Счастливый, хожу по альпийским просторам,
По нивам вершинным, где зреет пшеница.
И пушкинский томик со мною, в котором
Аварский цветок меж страничек хранится.
