Субботним утром, пока Эмилио заканчивал нанесение чернил на клиента, я дежурил за стойкой в тату — салоне. Я пролистывал тату — журнал и весело напевал под нос, как вдруг в дверь вошла причина моего счастья.
Эндрю.
Господи, я мог бы им упиваться. Я был так очарован его появлением, что даже не заметил двух пришедших с ним человек.
— Привет, — по — быстрому меня чмокнув, сказал он. Выглядел он таким же счастливым, как и я, и коснулся ладонью моей спины. — Спэнсер, это Шель.
О, да. Он работал с Шель, что было сокращением от имени Мишель. Они оба изготавливали визуальную анимацию в «ДримУоркс». Я передавал ей через Эндрю тату-журналы и в течение недели перекинулся с ней парой слов по телефону.
— Приятно наконец — то познакомиться.
— Взаимно. Много о тебе слышала, — улыбнувшись, произнесла она, а Эндрю закатил глаза. Шель представила стоявшую рядом с ней женщину. — Это моя девушка, Уэнди.
Я пожал ей руку.
— Спэнсер Коэн.
Мишель осмотрела меня с головы до ног и ухмыльнулась.
— Теперь понятно, почему у Эндрю стекленеют глаза, когда он о тебе рассказывает.
Он пихнул ее в плечо.
— Заткнись.
Шель рассмеялась.
— Это же правда. Я ежедневно с ним работаю, и он без остановки трещит о тебе.
Он простонал и бросил на них взгляд.
— В общем, именно для Мишель я одалживал тату — журналы и предложил ей прийти пообщаться с Эмилио. Просто осмотреть помещение и прочее, не для тату.
— Пока нет, — добавила Шель. — Но скоро.
— Он освободится примерно через полчаса, — сказал я. — Хотите присесть?
Мы уселись в зоне ожидания, где частенько «зависали» за утренним кофе или собирались на поздние ужины. Эндрю устроился рядом со мной и торопливо взял меня за руку.
— Так что вы надумали? — спросил я у Шель.
— О, я уже все нарисовала, — отозвалась она. — Ну, общий замысел. Эндрю помогал с движением тела и тому подобным.
Я глянул на Эндрю.
— Н — да?
Он пожал плечами и самодовольно улыбнулся.
— Как я уже говорил, именно в этом заключается моя работа. Только холсты Эмилио шевелятся. Мои — нет.
Шель вытащила из сумочки листок и протянула мне. На нем была изображена превосходная интерпретация Питера Пэна.
— Вау.
— Круто, да? — поинтересовалась она. — Он всегда был моим любимым персонажем.
Потом появился еще один листок.
— А это я нарисовала для Уэнди. Мы хотим сделать их вместе. — Шель улыбнулась Уэнди.
Второй рисунок прекрасно подходил для Уэнди — Питер Пэн и Динь — Динь. Я взглянул на девушек.
— Они отличные.
Закончив работу, Эмилио присоединился к нам и осмотрел рисунки.
— Ты правда их нарисовала?
Шель кивнула.
— Ага.
И тут меня посетила великолепная идея. Я повернулся к Эндрю и сжал его руку.
— Ты должен что — нибудь для меня нарисовать.
Эндрю моргнул.
— Тату?
— Да, — отозвался Эмилио и с энтузиазмом закивал. — Точно. Тогда девочки смогут увидеть, как все происходит.
— Да, — согласился я. — Я же говорил, что хочу еще одну. — Я вытянул полностью забитые руки. — Только не знаю, куда ее нанести.
Эмилио вручил Эндрю лист бумаги и ручку. Эндрю побледнел.
— Прямо сейчас? Спэнсер набьет ее сейчас?
Я кивнул.
— Я только «за».
— Да! — воскликнула Шель. — Давай!
Эндрю опустил ручку на листок, замер и уставился на меня.
— Ты серьезно вытатуируешь то, что я нарисую?
— Без сомнений.
Он положил ручку на листок.
— Тогда стоит подождать. Я тщательно ее проработаю. Хочу, чтоб все было идеально.
— Окей, для большого рисунка будет справедливо, — произнес я. — А сейчас нарисуй по — быстрому что — нибудь маленькое. У меня вот тут есть местечко. — Я показал на пустое пространство размером с квадрат возле локтя.
— И ее ты тоже набьешь? — спросил Эндрю.
— Ну да, но она же крошечная и впишется в общий «рукав». Просто что — нибудь маленькое.
Он покачал головой и о чем — то задумался.
— Э — э…
Затем Эмилио проговорил:
— Когда ты думаешь о Спэнсере, что первое приходит на ум?
Секунду Эндрю в меня всматривался, а потом улыбнулся. Он опустил ручку на листок и полсекунды рисовал. Точнее не совсем рисовал, скорее писал. Он развернул лист и показал мне. Я уставился на него, а он резво пояснил:
— Это скрипичный ключ и размер шесть восьмых.
Я перевел взгляд на него. Я понимал, что конкретно это означало.
— Для песни «Аллилуйя», — продолжил он объяснять остальным, наблюдавшим за нами. — Именно с этого начинается партитура.
Я был не способен отвести от него глаз. И не знал, что сказать. Было так прекрасно.
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
— Тебе нравится? — спросил он.
Я покачал головой. Нет.
— Я в восторге. Это…
Эмилио, не обращая внимания на происходившее между мной и Эндрю, забрал листок.
— Клево. — Он хлопнул меня по ноге. — Идем, я сделаю.
Все еще не отрывая взора от Эндрю, я поднялся и направился следом за Эмилио.
Только вот сделал я всего несколько шагов, а потом вернулся к Эндрю, приподнял его лицо и поцеловал.
— Идеально.
Когда я уходил, он тяжело дышал и раскраснелся. А я плюхнулся на кресло Эмилио. Миллион раз он набивал мне татухи, поэтому все было знакомо и даже почти успокаивало. Пока Эмилио готовил оборудование, осторожно вошел Эндрю.
— Можно я посмотрю?
— Разумеется, — ответил я и протянул свободную руку.
Он моментально ее принял.
— Не верится, что ты вытатуируешь мой рисунок на своей коже.
— Мне он нравится.
— Но она же навсегда.
Я засмеялся.
— Ага, татуировки, они такие. Совершенно верно.
— Завали. Ты понял, о чем я.
— Понял.
— А что если тебе разонравится?
— Я никогда не разлюблю эту песню, — заверил я. — А тот факт, что ты точно знал, что для меня нарисовать, делает ее исключительной.
— Девочки? — позвал Эмилио. — Хотите посмотреть?
Вошли Шель и Уэнди, и Эмилио рассказал им об оборудовании и процессе.
Соответствующим образом он расположил мою руку и на крошечном пространстве нетронутой кожи вытатуировал музыкальную ноту.
Эндрю покосился на меня, словно испытывал болезненные ощущения.
— Больно?
Я покачал головой.
— Не. — Кажется, я его не убедил. Поэтому я поднял руку, которую он до сих пор держал в своей руке. — Разве я был бы полностью ими покрыт, если б было больно?
Он пожал плечами и все равно вроде как сомневался в моих словах, но наклонился, чтоб рассмотреть поближе. Я не возражал. Он мог нависать надо мной подобным образом в любое время. От него исходило тепло и невероятный аромат. А потом он отпустил мою руку и для лучшего обзора подошел к Эмилио. И изучал творение своих рук.
— Отличные линии.
— Спасибо, дружище, — не теряя концентрации, сказал Эмилио. Все заняло буквально минуты две. Он откинулся назад, осмотрел свою работу и протер татуировку в последний раз. — Готово.
Я вскочил и направился к зеркалу разглядеть новое дополнение со всех сторон.
— Смотрится супер.
Когда я обернулся, Эндрю закусил нижнюю губу и вроде бы нервничал.
— Тебе нравится?
Я подошел к нему, опустил руки на его талию и поцеловал в щеку.
— Я в восторге. — Я снова уселся, а Эмилио показывал и рассказывал Шель и Уэнди о последующем уходе, и как лучше всего заботиться о татуировках. Он обернул мою руку, а когда закончил, я их спросил:
— Ну? Готовы записаться на первый прием?
Обе энергично кивнули.
— Да, конечно, — сказала Шель.
— Ну, хорошо, — произнес я и, оставив Эмилио убираться, проводил девушек к стойке. — На какой день?
Обе склонились к следующей субботе. Я записал обеих и снял копии с их рисунков для Эмилио. Они весело щебетали и решили провести день на Венис Бич.
— Эндрю? Хотите с нами?
Он быстро глянул на меня и покачал головой.
— Нет, спасибо.
Шель понимающе рассмеялась, а Эндрю велел ей заткнуться и зарделся, отчего она захохотала еще громче. Я обнял его и притянул к себе.
— У него есть предложение получше.
— Даже и не сомневаюсь, — проговорила Шель. Улыбаясь, она чмокнула его в щеку, пообещала увидеться на работе, и они вышли за дверь.
Эндрю глубоко вдохнул и отстранился.
— Рука болит?
Было два способа разыграть ситуацию. Первый: сказать ему правдивое «нет», безусловно, ничего у меня не болело. И второй: сыграть на полную катушку.
— Немного побаливает, — произнес я, поморщился и погладил свою руку.
Он сделал шаг назад, на лице запечатлелась тревога, и нежно взял меня за свежетатуированную руку.
— Правда?
— Да, мне нужно прилечь. — Я изобразил серьезность. — А тебе нужно ко мне присоединиться.
Закончив дезинфицировать кресло, в котором я сидел, Эмилио фыркнул, и Эндрю стремительно стрельнул в меня взглядом.
— Ты шутишь?
— Нет. — Я пытался не улыбаться. — Мне требуется куча внимания. Желательно в виде чего — нибудь развратного.
Эндрю вцепился пальцами в мои ребра, и я подпрыгнул.
— В таком случае ты покупаешь мне обед.
— Хорошо, я как раз голоден.
— И нам нужно вернуться в музыкальный магазин, — сказал он. — Как бы ни был хорош альбом Джеффа Бакли, ты слушаешь его слишком часто.
Я ахнул и изобразил обиду.
— Ты меня ранил. Его и нужно слушать слишком часто, и число прослушиваний не меньше бесконечности.
— Бесконечность — не число.
— Нет, число. — Я прошел к двери и, открыв ее, ждал, пока он выйдет первым. — После вас.
— Ты должен выбрать альбом, который я буду слушать на этой неделе. — Эндрю остановился и повернулся к Эмилио. — О, Эмилио? Хочешь, принесем тебе что — нибудь перекусить?
Эмилио быстро глянул на меня, потом улыбнулся и неспешно кивнул.
— Да, было бы неплохо. Спасибо.
Я обвил руками плечи Эндрю и вытянул его за дверь.
— Не смей подлизываться к моим друзьям. Эмилио всегда будет со мной согласен.
Бесконечность — число.
Когда дверь закрывалась, до нас долетел смешок Эмилио, и я улыбался по пути к бургерной. И обнимал Эндрю рукой, где была набита новая тату.
Эндрю доел свой бургер и, откинувшись на спинку стула, радостно погладил живот.
— Так чем ты занимался утром? — спросил он.
Я отодвинул наполовину опустошенную тарелку, недоумевая от того, как же много он ел.
— Проснулся в одиночестве. — Я фыркнул. — Как в тебя помещается такое количество еды?
— Я все сжигаю в спортзале. Что поясняет, почему ты проснулся в одиночестве. Я же сказал, что ухожу.
— Я могу придумать кучу других способов сжечь калории.
Он зарделся, но ухмылка выдала его заинтересованность.
— Да неужели?
— Ага. И тебе даже не придется натягивать спортивный костюм.
— На мне будет хоть какая — то одежда?
— Безусловно, нет.
Он рассмеялся.
— Не подумал.
— Честно говоря, тот факт, что ты прячешь свое тело под тканью, — преступление против человечества.
Он почти выплюнул свой напиток, но успел собраться.
— Сомневаюсь, что человечество согласилось бы.
— Тогда либо они не правы, либо вруны. Или лесбиянки. Или входят в антиромбиковое сообщество.
Он зашелся в хохоте.
— Антиромбиковое сообщество? — Он опустил взгляд на свой жилет с ромбиками. — Раз они против ромбиков, значит, должны выступать против моего ношения таких жилетов. Таким образом, они примут сторону тех, кто предпочтет, чтоб я не носил подобную одежду, а никак не наоборот.
— Не исправляй меня при помощи логики, рассуждений и разума. Было смешнее именно так, как сказал я.
Он снова засмеялся и посмотрел на меня нежным, теплым взглядом.
— Ну? Готов к вечерней свиданке?
Мое прекрасное настроение пикировало в Дерьмовилль.
— Это не свидание.
— Я пошутил.
Глядя в стакан, я нахмурился. Мы уже обсуждали этот вопрос.
— Это работа. Мне за нее платят. Будь у меня выбор, я провел бы вечер с тобой. Ты должен знать, что для меня это всего лишь работа.
Он поднял руку.
— Спэнсер, я просто пошутил.
— Прости. — Я вздохнул. Он сказал, что пошутил, но мне стало любопытно… — Пожалуйста, Эндрю, скажи, что тебя все устраивает.
— Устраивает. — Он взял меня за руку. — Я знаю, что это всего лишь работа. Я просто прикалывался. Должно было быть смешно. Мне известно, что поход на официальный ужин с нудным стариком — последнее, чем тебе хотелось бы заняться.
— Нудным стариком?
— Ты сам его так называл.
— Верно.
— И я имею право шутить на эту тему, — заявил он. — Потому что сегодня, пока ты будешь сидеть на корпоративном ужине с несимпатичным тебе мужиком, будешь слушать речи незнакомых людей, работающих в компании, к которой ты не имеешь ни малейшего отношения, я свернусь калачиком в кресле из ротанга, буду читать книгу и слушать купленный тобой новый альбом.
Я поймал себя на том, что улыбался.
— Все равно не смешно.
Он усмехнулся.
— Да уж. Наверно, я даже спущусь вниз и побуду с Эмилио, пока он не закроет салон.
Мой рот распахнулся.
— Ненавижу тебя.
Он ухмыльнулся.
— Не правда. И не открывай вот так свой рот, или у меня может возникнуть соблазн что — нибудь туда засунуть.
Теперь я хохотнул.
— Мы можем пройти в уборную.
Он закатил глаза и взял фри с моей тарелки. Он держал ее в руке как оружие.
— Появился бы соблазн засунуть тебе в рот картошку, Спэнсер. Картошку.
— Моя идея мне нравится больше.
Он прожевал фри и выбрался из кабинки.
— Тогда пошли.
Я восторженно на него посмотрел.
— Правда?
— Нет, не в уборную, — прошептал он, забирая бургер для Эмилио со стола. — В музыкальный магазин, а потом к тебе. А затем можешь делать со мной все, что пожелаешь.
— Обещаешь?
— Зависит от того, какой альбом ты мне купишь.
— Шантаж значит?
— Нет. Считай это системой выплат и вознаграждений.
Я закатил глаза и отправился к двери, которую покорно придержал для него открытой.
— Просто чтоб ты знал: я не против шантажа. Если он означает, что весь день мы проведем в постели, тогда я только «за».
Он расхохотался и протянул руку.
— Можно я возьму тебя за руку?
— Можно, — сказал я, но в последнюю секунду руку отдернул. — Зависит от того, имею ли я свободу действий в выборе альбома.
Обдумывая мое возражение, он прищурился.
— Х — м — м, а ты умеешь торговаться. Ладно.
Я протянул руку, и он быстро ее сцапал. Вероятно, пока я не успел добавить еще каких — нибудь условий. Мы шли по улице, взявшись за руки, и всю дорогу я ухмылялся.
— И просто чтоб ты знал: если музыка окажется дерьмовой, я могу наложить вето на условие о пребывании весь день в постели.
Я закатился смехом.
— Тем лучше, что вкус у меня безупречный. И, — добавил я, — я не против поиметь тебя на диване.
Он хмыкнул.
— Я так до сих пор и не сообразил, как нам использовать кресло из ротанга.
Я остановился возле музыкального магазина, но прежде чем открыть дверь, приник к нему и зашептал:
— Если я выберу самый лучший альбом, то трахну тебя в этом кресле, когда мы вернемся домой.
Щеки его запылали, зрачки расширились, а заговорил он с придыханием:
— И как ты поймешь, что альбом самый лучший?
— Поверь, пойму. — Я распахнул дверь и дождался, пока он пройдет внутрь. Эндрю направился прямиком в джаз — секцию, а я двинул к стойке обслуживания. — Здравствуйте.
Я заказывал пластинку. «Лунная соната» Вильгельма Кемпфа.
Кассир щелкнул пальцами.
— Да! Вчера получили. Не каждый день у нас заказывают классику. Сейчас принесу из кладовки.
Эндрю тихонько подошел ко мне.
— Спэнсер? Что ты сделал?
Я улыбнулся.
— Возможно, я заранее кое — что для тебя заказал.
— Ты смухлевал?
— Нет. Просто изменил ход игры.
Он покачал головой.
— Мне стоит знать, что это?
Кассир вернулся за стойку с пластинкой в руке.
— Вот. Не так — то легко достать. В настоящее время НГП[1]—винил не очень — то распространен, даже подержанный. — Он протянул мне пластинку, и, забрав у Эндрю бургер, я отдал ему запись.
Он уставился на нее и тяжело сглотнул.
— Выступление Кемпфа в Берлине с Берлинским филармоническим оркестром… — Он покачал головой, все еще разглядывая обложку. — Спэнсер…
— Идеально справился?
Он поднял на меня взгляд. Его глаза вспыхнули тем, что я вряд ли видел раньше.
— Да.
Кассир забрал альбом, проверил на предмет царапин и вернул в обложку. Я заплатил за него неприличную сумму денег, поблагодарил кассира, и мы ушли. Только продвинулись мы не так уж и далеко. Пройдя по улице всего несколько шагов, Эндрю остановился.
— Не верится в то, что ты сделал, — сказал он, до сих пор держа альбом так, будто тот был самым священным Граалем.
— Было не сложно, — пояснил я. — Ты говорил, что «Лунная Соната» — твоя любимая песня. Разумеется, я погуглил лучшие исполнения, почитал, что пишут на форумах единомышленники, и мне без конца попадался этот парень. — Я указал на старого чувака на обложке.
— Нет. — Эндрю покачал головой, будто я не уловил смысл. — В то, что ты сделал для меня. Ты так тщательно продумал то, что меня порадует.
— А тебя порадовало? — спросил я.
— Невероятно.
— Заказ я сделал несколько дней назад, — рассказал я. — И вроде как даже не вспоминал, пока ты не упомянул о покупке нового альбома. Я даже не был в курсе, доставлен ли он.
— И ты поспорил на самый лучший альбом, не зная, удастся ли его добыть?
— Конечно. Я бы нашел что — нибудь другое.
Он медленно покачал головой.
— Но не столь же идеальное.
— Раз уж ты вспомнил о пари, — задумчиво произнес я, — предлагаю вернуться ко мне и «обновить» кресло из ротанга.
Он хмыкнул, и слабый румянец опустился со щек на шею.
— Ты ни за что не проиграл бы спор.
Я обнял его за плечи, и мы продолжили прогулку.
— Ни за что. Разве что найдется сторона «Б» записи, где Джефф Бакли исполняет Бетховена. А так сомневаюсь, что идеальный альбом на самом деле существует.
Мы занесли Эмилио обед, а войдя в квартиру, я забрал у Эндрю альбом и положил на обеденный стол. Я не стал тратить попусту время и поцеловал его. Обнял его лицо руками и подтолкнул в сторону кресла из ротанга. Конечно, круглое, в форме тарелки, кресло, которое ко всему прочему еще и двигалось, не совсем подходило для секса, но мне хотелось принять этот вызов. И победить.
Несколько недель он глазел на это кресло и даже упоминал, что ему было интересно, настолько оно годно для секса. Поэтому я знал, что ему хотелось попробовать.
Он оторвался от меня.
— Ванная, — прошептал он, а потом скрылся в ванной комнате.
Я тут же начал скучать по вкусу его губ. Но, предположив, что он появится лишь через несколько минут после того, как приведет себя в порядок, я забрал из спальни смазку и презервативы и положил на кресло из ротанга. Потом опустил пластинку на проигрыватель, но включать не стал. Пока что.
Когда он вернулся, на нем было лишь обмотанное вокруг талии полотенце и нервная улыбка на губах. Боже, как он был великолепен. Взглянув на него, я застонал. А еще из — за того, что сулила его нагота. От предвкушения мой член запульсировал.
Неспешно Эндрю подошел к креслу из ротанга и закусил губу.
— Э — э…
— Встань на колени, — пробормотал я. — Держись за спинку, как за руль.
Пока он выполнял, я разделся и швырнул одежду куда — то за спину. Я был слишком занят наблюдением за Эндрю, чтоб замечать что — то еще. Поверх подушки кресла он постелил полотенце и опустился на колени, широко раздвинув ноги и вцепившись руками в спинку. Смотрелся он прекрасно.
