Память детства не исчезает. Первые впечатления формируют личность и остаются с нами до конца жизни. Звуки, образы и, наконец, запахи — стоит их только представить, как ассоциативно мы тут же попадаем в самые сокровенные свои воспоминания. Особенно сильна память запахов, потому что отстоит отдельно от других «якорей», являясь по сути физиологической и животной. Воспоминания о родном доме — запах пирожков с капустой? Мамины духи «Красная Москва»? Почти неуловимый таинственный аромат, исходящих от клавиш старинного пианино? Или же все сразу?
Мой дом пахнул фотохимикатами, горячими снимками из глянцевателя и мумие. Когда отец уезжал в командировку, химические запахи ослабевали и только мумие продолжало пропитывать собой все, вплоть до самых глухих уголков квартиры. Повсюду на книжных полках, на журнальном столике, в моей комнате на письменном столе лежали куски горных пород с черными натеками. И вот эта тонкая черная пленка источала горький «нефтяной» аромат, напоминающий дым от сожженных осенних листьев. Я люблю осень и люблю этот запах.
Мумие называют слезами гор, потому что сочится оно из узких расщелин, с потолков пещер и по руслам горных рек. Не верьте тому, кто утверждает, что это сгнившие остатки помета животных. Или покажите мне такое животное, которое сможет пролезть в узкую трещину в камне или нагадить на потолок. Нет, вещество рождается внутри скалы и от давления или температурных перепадов выдавливается наружу. Все эти камни, прижившиеся в нашей квартире, были привезены с западного Тянь-Шаня, а именно, с Чаткальского хребта. Именно туда ездил мой отец «охотиться» на мумие. Он был журналистом и никогда не занимался альпинизмом. Его спутники тоже альпинистами не были, и все их снаряжение состояло из каната и ледоруба. Тогда, в начале семидесятых, было полно таких охотников. Думаю, что их появление было связано со вторым рождением чудесного бальзама, известного с древних времен, но почему-то подзабытого.
Существует легенда об иранском царе Фаридуне, ранившем джейрана. Животное умчалось вместе со стрелой, пронзившей его спину. А через какое-то время его обнаружили с зажившей раной, из которой так и торчала стрела, а место ранения было вымазано в каком-то черном веществе. Он пасся возле пещеры. Люди вошли в пещеру и увидели это самое вещество. По преданию, животные поедали его, чтобы излечить раны, переломы и болезни. С тех пор люди тоже начали лечиться мумие и написали о его свойствах множество трактатов о том, как и при каких болезнях следует им пользоваться, как приготовить микстуру или мазь, Словом, описали все свойства и лечились многие века, а потом, с развитием фармакологии — забыли. Народная медицина Тибета, Индии, Средней Азии, Ирана, Афганистана использовала слезы гор всегда. А когда-то очарованная Европа, оказалась ветреной особой и почти на сто пятьдесят лет забыла о его существовании и даже вычеркнула из всех фармакопей. Мне кажется, что, если бы не движение хиппи и не призывы вернуться к природе, никто бы о нем и не вспомнил.
Видов мумие полно. Есть твердое, есть жидкое, есть зеленое, коричневое, черное. Все зависит от района, где его добывают. Я же рассказываю только о черном или, как его называют узбеки — мумие-асиль, лучшее, настоящее.
Мумие очищали, и грязные, смешанные с пылью, шерстью животных и прочим мусором, натеки превращали в тонкие черные пластинки, которые упаковывали в полиэтиленовые пакетики. Кусочки размером со спичечную головку можно было принимать внутрь, они исцеляли язвы и любые раны в желудке и кишечнике, или же помогали сращению костей при переломах. Для наружных или глубоких полостных ран — мумие разводили в воде, делая крепкий настой, похожий на йод. Я ничем не болел, но обожал отгрызать края этих липких черных пластинок, несмотря на их резкий запах и сильную горечь. Отец говорил, что у маленьких детей такие же инстинкты, как у животных. Если есть потребность, то запрещать не нужно. С тех пор прошло более сорока лет, но у меня ни разу не было переломов. Конечно, это может быть и простым совпадением, и результатом моей собственной осторожности.
С детства я жил в каменных джунглях, окруженный высокими домами, ходил по асфальтированным дорожкам, слышал лязг трамвая, перекрывающий пение птиц, и множество других звуков, присущих огромному городу. Но в хорошую погоду, я видел вдали за домами горы — голубоватые силуэты заснеженных вершин, почти сливающиеся с небом. Тянь-Шаньские горы — многоуровневые. Но на этом, видимом из города уровне, самом высоком, мне так не довелось побывать. Мы ездили в предгорья за тюльпанами, мы поднимались выше, туда, где в избытке росла облепиха, дикие яблони. Куда еще дотягивались дороги, где на склонах паслись отары овец. Однажды весной я даже побывал на леднике, из-под которого вытекал бурный ручей — сай, питавшийся талой водой. Но я никогда не был и на тех скалах, где добывали мумие, где деревья редки и растут из расщелин, часто не вверх, а вбок.
Говорили, что именно там водится йети или, как принято его называть у нас, каптар. Каптар по-узбекски — голубь. Я не знаю, связаны ли эти два слова по смыслу, но звучат одинаково. И даже, если это разные слова, то в моем сознании они навсегда связаны вместе. Точно так же, как странным образом, связались каптар и мумие. После удачной охоты отец любил рассказывать обо всем, что видел, и часто вспоминал снежного человека. Часто это были смешные рассказы о том, как один из участников охоты решил «протаять» в снегу огромные следы и полночи ходил вокруг палатки босиком. В другой раз, уже летом, кто-то нацепил на острые камни куски искусственного меха оранжевого цвета, потому что по преданию, многие каптары — рыжие. Но отец никогда не говорил, что видел снежного человека живьем — ни вблизи, ни вдали.
В высокогорных кишлаках, где охотники иногда останавливались на ночь, ходило множество легенд. Старики рассказывали, что снежные люди в старые времена встречались очень часто и даже несколько особей проживало вместе с людьми. Говорили, что люди и каптары переженились и их потомки живут себе поживают и сейчас. Огромного роста, почти великаны и силищи необыкновенной. Но, на мой детский взгляд, самой интересной была байка про телепатию и излучение. Сфотографировать каптара невозможно. Даже не пытайтесь, хоть лицом к лицу встречайтесь. Пленка обязательно окажется засвеченной, как будто он излучает рентгеновские лучи. Сейчас, в век цифровой фотографии, можно было бы и попробовать, потому что засвечивать нечего, но, почему-то, каптары перестали появляться. И это печально.
Но самым главным достоинством снежного человека является, конечно же, умение общаться без слов. Все знают, что если повстречаешь на своем пути снежного человека, то даже ни одну мысль подумать не сможешь. Так и будешь стоять как парализованный и слышать «белый шум», а больше ничего.
