Однажды вечером госпожа Шармэ возвратилась домой около пяти часов и вышла из своей скромной кареты, держа за руку четырнадцати- или пятнадцатилетнюю хорошенькую девочку.
Раскаявшаяся продажная женщина, называвшаяся прежде Баккара, проездила целый день. Эта дама-благотворительница была неутомима в исполнении своих обязанностей, она каждый день спасала от порока какую-нибудь бедную девушку и обращала ее на путь истинный.
В этот день она спасла целое семейство, или лучше сказать, трех сестер сирот, которые были готовы предаться праздности и пороку в то время, когда она явилась к ним благодетельною посредницей Провидения. Старшей из них, двадцатилетней девушке, она доставила место горничной в одном английском семействе, вторую из них, семнадцатилетнюю девушку, она поместила ученицей в магазин шелковых изделий. Наконец, третью, которой еще не исполнилось пятнадцати лет, но которую уже старался соблазнить старый развратник торгаш, Баккара взяла на время к себе.
Баккара привела молодую девочку в большую мрачную залу отеля Бюси, украшенную черной деревянной резьбою. Она села с нею у огня и, поцеловав ее в лоб, сказала:
- Не скучно ли тебе, дитя, со мною?
— О нет! — отвечала маленькая еврейка.
Она и ее сестры действительно были еврейки. В то время, когда Баккара нашла их, они дрожали от холода и умирали с голоду, готовясь последовать за первым мужчиной, который захотел бы увести их на бедный чердак улицы Верерри.
Девочка прибавила с простодушным восхищением:
- Вы так прекрасны… и так добры… и здесь все так красиво! Бедная девочка никогда еще не видала такой роскоши какая ее окружала теперь; мрачный и темный дом, походивший на монастырь, показался ей царскими чертогами.
Молодой девочке было почти пятнадцать лет, но она была так мала ростом и так тонка, что ей едва ли можно было дать и двенадцать. У нее были какие-то вдохновенные, большие черные глаза, озаренные светом, исходящим как будто бы из глубины их. Смуглый, золотистый цвет ее лица напоминал жгучие лучи восточного солнца. Ее пурпуровые губки, ее белые зубы и ее черные, как вороново крыло, волосы были отличительными признаками ее племени, которого она была чистейшим типом. Формы ее детских рук и ног были восхитительны. Она называлась Лией, как вторая жена Иакова. Баккара почувствовала влечение к этому прелестному маленькому созданию. Когда строгая, кающаяся женщина, отказавшаяся для Бога от радостей сего мира, увидела эту девочку, ей пришла мирская мысль усыновить ее и сделать подругой своей жизни. Кроме этого, у нее явилась задняя мысль, а именно: обучить ее догматам католицизма и довести до того, чтобы она отказалась от своей веры. Она предоставила девочке на выбор: поступить ученицей в швейную мастерскую или остаться жить у нее. Маленькая еврейка не задумалась ни на минуту и поехала со своей благодетельницей к ней в дом, на улицу Бюси.
Баккара приказала отогреть ей ноги и, взяв ее за маленькие ручки, стала обогревать их в своих руках.
- Я покажу тебе, дитя мое, комнату, в которой ты будешь спать,- сказала она,- эта комната подле моей спальни.
Баккара отворила дверь и ввела девочку в маленькую комнату, убранство которой состояло из железной кровати, стола, двух стульев и белых занавесок над окном и над кроватью.
Дитя пришло в восхищение.
- Я научу тебя читать и писать, - продолжала она, - а после этого я научу тебя шить и вышивать…
- Научите меня всему, чему угодно, моя милая барыня,- отвечала маленькая еврейка,- я буду делать все, что вам угодно… Вы такая добрая!
Баккара хотела поцеловать малютку, чтоб поблагодарить ее за этот ответ, как вдруг она услышала звон колокола во дворе.
Особы, посещавшие госпожу Шармэ, священники, старые дамы-благотворительницы и начальники богаделен, никогда не являлись к ней после пяти часов. Следовательно, это было необыкновенное посещение, по делу, вероятно, нетерпящему отлагательства й очень важному, по крайней мере, так показалось ей.
На всякий случай госпожа Шармэ позвонила и велела старой служанке присмотреть за девочкой.
- Поди погрейся, дитя мое, в кухне, - сказала она,- ты начнешь заниматься с завтрашнего дня. Женевьева сейчас сходит с тобою в магазин и купит для тебя белье и одежду.
В то время, как девочка выходила с Женевьевой через потаенную дверь в людскую, единственный, слуга дома ввел одну женщину через парадный вход.
Эта женщина была Вишня.
Госпожа Роллан редко виделась со своей сестрой, несмотря на их взаимную привязанность. Днем Баккара почти никогда не была дома, а вечер Вишня проводила со своим мужем, которому она старалась помочь забыть усталость дневного труда своею предупредительностью и милыми выходками.
Баккара приезжала иногда к Вишне рекомендовать молодых девушек, бедных работниц, не имеющих работы, отцов, не имеющих средств содержать семейство, и которых Леон принимал в свою мастерскую.
Удивление старшей сестры было чрезвычайно, когда к ней приехала в сумерки младшая сестра, но ее удивление, превратилось в беспокойство, когда она разглядела ее.
Вишню нельзя было узнать. Она уже не походила на свежую, прекрасную молодую женщину, на лице которой сияло тихое счастье и улыбка любимой супруги и счастливой гордой матери. Вишня стала бледна, она похудела, ее глаза впали и вокруг них образовались темные круги; ее губы посинели, ее взгляд померк, все ее движения изобличали страдание… Она бросилась в объятия сестры и сказала ей изменившимся голосом:
- Я пришла к тебе, потому что страшно страдаю уже целую неделю и не смела, и не хочу никому довериться кроме тебя.
- Ты страдаешь! - воскликнула Баккара с порывом почти материнской. нежности,-голубушка моя! Ты страдаешь уже целую неделю, а я и не знака этого!
Она осыпала ее поцелуями и, взяв за обе руки, увлекла к камину и посадила к себе на колени…
- Скажи же, что с тобою случилось, - сказала она, - отчего ты страдаешь?
Вишня прижала руку к сердцу и залилась слезами.
- Боже мой,- сказала Баккара,- твое дитя?
- О! Оно здорово,- отвечала молодая женщина сквозь рыдания.
- Твой муж…
Вишня ничего не ответила, но еще сильнее залилась слезами.
- Леон болен?..- спросила Баккара.
- Нет… о, нет!..
Вишня зарыдала.
Баккара догадалась, что произошла какая-нибудь домашняя ссора… Набожная женщина, раскаявшаяся грешница, у которой давно не было ни страстей, ни гнева, почувствовала вдруг, что в ее жилах течет еще горячая кровь, она вскрикнула, как раненая львица.
- О! - сказала она.- Если Леон позволил себе хоть сколько- нибудь огорчить мою милочку Вишню, клянусь честным словом Баккара, я разделаюсь с ним.
Ее глаза заблистали, как молния, и напомнили ту энергичную и смелую женщину, которая однажды вечером, в доме умалишенных, приставила кинжал к горлу Фанни, прижав ее к полу своими сильными коленями.
- Ах! - сказала Вишня.- Он не столько виноват, сколько несчастен… прости его… он сошел с ума…
Бедная молодая женщина, удерживая рыдания и утирая слезы, рассказала своей сестре, какая ужасная перемена совершилась с некоторых пор в ее жизни.
Леон перестал любить ее, он сделался неверен ей и им овладело странное безумие.
В торжественные часы жизни самая простая женщина, не имеющая никакого воображения, почерпнет в своем сердце дивную поэзию и трогательное красноречие, горесть придает ей красоту изложения. Вишня описывала в таких горячих выражениях, с такой простой и трогательной поэзией, с такой возвышенностью мыслей, происшествия нескольких дней ее жизни, но которых было достаточно для того; чтобы погубить ее счастье и омрачить радости… Она рассказала сестре, как ее мужем овладела вдруг смертельная тоска и как он сделался мрачен, молчалив и даже груб, как он убежал от семейного очага, бросив, работу и мастерскую и стал вести вне дома непонятную и преступную жизнь… Уже целая неделя прошла с тех пор, как Леон бросил свою мастерскую, своих работников и жену, и жил неизвестно где. Он почти не занимался своими делами, даже не являлся к обеду. Он стал чувствовать отвращение к Вишне, грубил своей матери, как преступник убегал каждый вечер тайком из дому и возвращался поздно ночью… Его жизнь сделалась адской жизнью. Вишня подслушала, что он произносил во сне женское имя, но увы, не ее.
Рассказывая это сестре, она мешала слова со слезами и призналась, что желает умереть.
- Умереть! - воскликнула Баккара. - Умереть! Тебе, мое дитя, тебе - прекрасной и добродетельной, как ангел! О, если мне придется сделаться даже прежнею женщиной, если мне придется следить за ним по пятам каждый день, каждый час, до тех пор, пока я не открою недостойную тварь, похитившую твоего мужа, я возвращу тебе его!
