Драма
с латышского перевел Дайнис Гринвалд
Действующие лица:
Жебровский — градоначальник
Густав — работает в городской думе
Анна
Гвидо
Сембий
Симма
Линна
Двор старого дома. Ветви акаций склонились над крышей. На бельевых веревках по ветру развеиваются длинные рубахи из льняной ткани.
Анна (оглянулась на свою работу). Так… Это дело сделано… Только бы… Не пошел бы дождь… То опять снимай… Чудища эти… Уж полно, честное слово, полно… Устала я…
Появляется Гвидо.
Гвидо. Анна… Привет вам, донна Анна… Не ждали, да-с?… Простите, да вы только не волнуетесь!.. Все в порядке!.. Как красиво, правда?…
Анна. Господин Гвидо… Я и не заметила, как вы подошли…
Гвидо. Я обернулся в тень. Посему и не заметили!
Анна. Если бы и я так могла…
Гвидо. Вы устали? Я вам так чрезвычайно благодарен! Вы смотрите! Разве они не как птицы?…
Анна. Может быть, но тяжелы-то они, птички эти… Я хочу у вас спросить… Если можно?…
Гвидо. Само собой, донна Анна!
Анна. Ну вот… Опять вы так… Пожалуйста, говорите мне просто — Анна.
Гвидо. Я исправлюсь. Пожалуйста, так о чём вы пожелали спросить?
Анна. Да так. Я лишь хотела понять — почему вы всё это богатство не несете в прачечную! Это же было бы для вас удобнее!
Гвидо. Да что вы! Какая прачечная! Ни в коем случае! Им нужна только чистая вода! Из колодца. Это то, единственное, что им нужно! К великому счастью нашему тут у вас такой колодец сохранился!
Анна. Я сделала всё, как вы сказали — «никаких порошков, никакого мыла, только чтоб напились чистой воды» — всё так, как вы сказали…
Гвидо. Именно так — напились чистой воды!..
Анна. Хорошо так хорошо, однако я всё же не понимаю, да что вы так о хламидах этих заботитесь!
Гвидо. Не хламиды они, госпожа Анна… Годами эта была их единственная одежда.
Анна. Какая одежда. Чья одежда?
Гвидо. Извините, не стоит об этом говорить…
Анна. Ну, коли не стоит, то не стоит… (Пауза.)
Гвидо. Я нашел их в заброшенном подвале нашей лечебницы за вконец обветшалой дверью — скажу, почти археологическая находка. И вот — теперь они тут — судьбы на веревках!
Анна. Ну. Вы и странный! Судьбы — ведь мы истории их никогда не узнаем!
Гвидо. Да, годами средь глухих стен да тупых надзирателей, да годы в подвале. (Пауза.) Теперь хоть немного пусть развеются. Может, и на ночь оставить тут, никто ведь не тронет.
Анна. Как скажете, господин Гвидо.
Гвидо. Я скоро опять появлюсь! До свидания!
Анна. До свидания!
Гвидо ушел. Анна тоже собирается заходить в дом. Почти тут же с двуколкой появился Сембий.
Сембий. Куда ты, Анна, стой, эх, прокачу!
Анна. Сембий, сумасшедший, опять тебе покоя нету!
Сембий. Нет покоя под оливковыми деревьями! Так вперед?! Старого Семби нынче отменно подковали! Сапожки на железке, как у солдат в старину.
Анна. Такие сапоги… Смотри, кому еще не понравится, схватят…
Сембий. За что же? Моя двуколка ни у кого есть не просит! Залезай! Хоть до угла прокачу! С ветерком!
Анна. Прокати девушек, это будет совсем иная картина!
Сембий. Я катал, катал я — вчера по Извозчичьей улице, хвалили они меня, говорили: — бедовая лошадка, бедовая, жаль, овса у нас нету, но мы тебе жвачку дадим!..
Анна. Насмехались над тобой?
Сембий. Насмешкой меня уже не возьмешь! Да и ведь девушкам всем любо смеяться! (Пауза.) Анна — а что это тут у тебя? На веревках?
Анна. Ну, это… Господин Гвидо принес… Заплатил, чтобы прополоскала водой из колодца. Так что из того…
Сембий. Какой Гвидо, откудово? Я такого не припоминаю…
Анна. Как припомнишь, коли, никогда не видел…
Сембий. Скорее всего, видел, да вот не встречал — вот в чём разница!
Анна. Да не фантазируй ты опять…
Сембий. Лучше ты всё же поснимай чудища эти, нужно ли на нашем дворе такое!
Анна. Они еще просохнуть должны. (Пауза.)
Сембий. Мне кажется, я такое когда-то, где-то видел уже, вот только припомнить не могу…
Анна. Да разве не всё ли равно…
Сембий. Вот и не всё равно!.. Это же те самые! Рубахи то те самые! Людей в таких впихивали! Повяжут, как мешков да потом бить да бить!
Анна. Сембий, да что ты возомнил!
Сембий. Может, тот, кто их и принес, тот и людей избивал… Видела, какие у них длинные рукава, это чтоб побыстрее, да покрепче связать — им-то всё равно — человек ли, конь ли, лишь бы кого поядреней побить…
Анна. Ну что ты это за разговоры завел, Сембий…
Сембий. Тогда на селе пьяный парторг лошаденку убил!
Анна. Как, за что…
Сембий. Да кто-то заложил, что мы будто с лесными братьями заодно… Что прятали кого-то… Мама как разрыдалась… Не будет у нас уже лошадушки своей никогда… Так она. А я сказал: будет, будет, я той лошадушкой буду…
Анна. Ты всё не можешь этого забыть…
Сембий. Я ничего забыть не могу. Всё возвращается опять… Посмотри, какие облака… Ночью опять будет дождь. Придется навес, какой поискать…
Анна. Ты что говоришь! Опять пропадать будешь где-то!
Сембий. На то и бродяга я. Люблю ночной дождь. Маленькие улочки, когда пусты, а я тащу повозку свою — клип-клап, клип-клап, в такие мгновения я больше уже лошадь, чем человек и тогда вижу я, что лошадушка наша бежит ко мне через поле…
Анна. Ты прав, дождь нынче ночью будет.
Сембий. Ты всё же должна их снять!
Анна. Сниму, сниму, ты не бойся!
Сембий. Не нравится мне всё это… Появляется вдруг какой-то Гвидо и вот они на нашем дворе — будто какие-то повешенные качаются, накаркают еще беду, птицы эти…
Анна. Для господина Гвидо то было важно и тогда нужно сделать, лишне не спрашивая — почему.
Сембий. Поскачу, на базаре наверняка какая работенка дожидается…
Анна. Было бы хорошо, если ты ночью вернулся бы домой, сосед — а то дом совсем пуст, кто знает, как долго нам еще будет дозволенно тут…
Сембий. Зря ты так… Владелец же в свою Германию дом не повезет. Да и хорошим человеком вроде показался, да сам сюда уже не вернется… Кому такая развалюха нужна.
Анна. Ну, сказал… развалюха… Я вообще нигде, ни в каком другом месте жить бы не смогла…
Сембий. Да и я тоже… По правде говоря. (Ускакал.)
Где-то зазвучала скрипка.
Анна. Ну, вот, и музыка у нас появилась, хоть и не заказывали, сверх своих средств живем! (Пауза.) А вот знаете ли вы, господа на веревках, я танцовщицей когда-то была… (Напевает.) «Вся… от угла до угла, земля отцов наших…» Ну, кто похрабрей?… Кто первым пригласить меня придет? Замолчали? Тогда я сама той смелой буду!
Анна срывает рубашку и начинает с ней танцевать. Музыка постепенно отдаляется.
Анна. Сто лет не танцевала, а не плохо у нас получилось, ведь правда? Надеюсь, никто нас не видел… Еще подумают — Анна свихнулась… Так пусть думают, пусть говорят что хотят. То одно, то главное — кто был тот, с кем я танцевала — то всё равно навсегда останется моей тайной.
Анна заботливо возвращает рубашку на веревку, вдруг увидела Симму.
Анна. Вы что-то хотели?
Симма. Добрый день, Анна, вам привет от Гвидо!
Анна. Добрый день. Господин Гвидо недавно тут наведывался.
Симма. Я знаю. Он сказал мне, что только что вернулся из оазиса!
Анна. Так и сказал?
Симма. И мне казалось, что он весь изменился, весь как бы светился изнутри… (Пауза.) Я когда-то знала брата Гвидо. Имя моё Симма.
Анна. Редкое имя.
Симма. Да. В календаре нету…
Анна. Вы хотели что-нибудь?
Симма. Простите… Нет… Мне ничего не нужно… Во всем виноват Гвидо.
Анна. В каком отношении?
Симма. Когда он сказал — я прямо из оазиса — этого было достаточно, чтобы и я вот пришла сюда — я понимаю — это не прилично, но…
Анна. Да не говорите, я вас понимаю… Тебя… Если можно так…
Симма. Конечно.
Анна. Тебе не надо извиняться! Это хорошо, что ты пришла… Ты сказала — ты знала брата Гвидо?
Симма. Да. Знала… Только… Это не то слово.
Анна. Я понимаю.
Симма. Магнус пропал без вести еще в то время.
Анна. Ты хочешь сказать…
Симма. Да, он из тех безумцев, кто шел супротив стенки… За так называемую антисоветчину его в психушку сунули, да когда выпустили, скоро он и исчез. (Пауза.) Анна, могу я попросить у тебя стакан воды?
Анна. Я сейчас. Я принесу. (Анна уходит. Опять слышна игра уличного музыканта.)
Симма. Давно забытая вода из ко-лод-ца — это почти как Божья милость. (Анна возвращается с кружкой воды.)
Анна. Вода из колодца холодна!
Симма. Свята…
Анна. Ты очень взволнованна…
Симма. Сегодня день рождения Магнуса. Я уже почти запамятовала — где уж те годы… Да Гвидо вспомнил!
Анна. Брат брата всегда помнит!
Симма. Я готова была тогда пойти вместе с ним! Всё равно куда, я думала — у нас сын будет… Ведь Магнус — это имя короля! Да мы еще говорили — будет у нас Магнус Второй! (Пауза.) Прости, мне не нужно было так насесть на вас…
Анна. Нужно было, нужно! Ты попей воды… Я еще принесу!
Симма. В церковь я не хожу… А тут… Да, тут стало легче… (Пауза). И Гвидо появился сегодня такой воодушевленный, даже не смог припомнить название этой улицы, но всё увиденное обрисовал мне как в картине…
Анна. Эта улица туманов…
Симма. То-то оно…
Анна. Гвидо такой странный, как бы не от мира сего.
Симма. Да и понятно. С этим миром у него свои счеты!
Анна. Слышь! Музыкант вновь! Играет, да не видела я его никогда!
Симма. Не зря это улица туманов…
Симма подходит к рубашкам, музыка постепенно отдаляется.
Симма. Тут всё как музыка… И дом этот старинный, да акации наклонившись через крышу… Окна как нигде… (Пауза.) Ты могла бы вообще жить где-нибудь в другом месте?
Анна. Такое представить я не могу. Без колодезной воды я бы кончилась, иссякла… Ты веришь?
Симма. Я верю… Тут такая тишина… А кто еще тут живет?
Анна. Сембий. Старый рикша, Сембий.
Симма. Рикша?
Анна. Он сам себя так окликает. И без своей двуколки никуда!
Симма. Ветер набирает силу! Ты смотри — не унесет ли?… Может, следует их снять?
Анна. Нет. Пусть. Может, и еще Гвидо дождемся!
Симма. Разве он сказал, что вернется?
Анна. Нет. Да почему ему не прийти. Если уж сегодня день рождения Магнуса, да знает он, что ты здесь!
Симма. Он не придет.
Анна. Ты не хочешь его видеть?
Симма. Честно говоря — не хочу. Ему все кажется, что я в чем-то виновата — что не сумела Магнуса уберечь! Да такое не мог никто! Магнус отлично знал, на что идет!
Анна. Ветер крепчает… Теперь уж видно — рубашки те, право птицы!
Симма. Те же птицы в неволе, на веревках повешены!
Анна. Симма, что с тобой! Ты плачешь!
Симма. Ничего, ничего!
Анна. Не каменные мы. Нет!
Симма. Это окно… Там в углу верхнем — кто там когда-то жил?
Анна. Когда-то это была комнаты госпожи Надины… Отец её, офицер Латвийской армии, когда красные вошли, самоубийство сделал.
Внезапно появился Гвидо.
Гвидо. Симма, Симма… Магнус! Это был Магнус!
Симма. Что ты… Ты успокойся!
Гвидо. Это он! Я узнал! С длинными волосами, седой совсем! Как странник, какой…
Симма. Гвидо. Ну что ты! Ты что такое безумство говоришь!
Гвидо. Знаю! Знаю я! Магнус жив!
Симма. Что, же ты не привел его сюда! Призраков я не хочу! Ими ты можешь себя мучить!
Гвидо. Он это! Я видел ясно! Да как ошарашенный, как вкопанный стал… А он будто как в воду канул…
Симма. Будто как в воду канул… Это как в сказке? Тут был, тут как в колодец провалился!..
Гвидо. Смолкни! Господа ради! Слушать такое я не в силах!
Симма. Ты не в силах, а я вынуждена слушать, да мне, по-твоему, ничего — меня можно всё время ножом — крест накрест!
Гвидо. Ну, прости, ты прости. Не хотел я сделать тебе больно. Но ты должна меня понять…
Анна. Я лучше оставлю вас вдвоем… До рынка дойду, может Сембия встречу…
Гвидо. Простите, пожалуйста, я же понимаю, со стороны всё совсем иным кажется… Не уходите, пожалуйста, это я виновен, ведь все это я затеял… Я вот тут… Как варвар, какой… Ворвался в ваш двор… Простите… Пожалуйста…
Анна. Я… Да я ну никак не знаю, как вам помочь…
Гвидо. Мне помощь не нужна. Ему… Его возвести просто — в вестники, в апостолы, да только он не поздравлений ждет, ничего такого он уже не ждет… Он лишь поведать хочет — «я не без вести пропавший, нет, я тут, тут с вами!» (Пауза.)
Симма. Куда ты, Гвидо!
Гвидо. Я жажду… Если разрешите, я к колодцу пойду! Напьюсь! (Гвидо уходит.)
Анна. Вода из колодца так холодна и так умиротворяет!
Симма. Надо попытаться его как-то привести в чувство.
Анна. Как это?
Симма. Попридержать тут, он и угомонится.
Анна. А вдруг это в действительности был — Магнус!
Симма. Без вести пропавшие, увы, не возвращаются!
Анна. Но ведь было и, что вернулись! (Входит Гвидо.)
Симма. Утолился?
Гвидо. Спасибо. Пил я. То вдруг почудилось мне, что колодец начинает просыхать!
Анна. Погода жаркая.
Гвидо. Да, жара, в полдень такой у колодцев злые карлики объявляются. (Пауза. Он подаёт другим кувшин.) Я принес, будете пить?
Симма. Буду. (Пауза.) Какая студеная!
Гвидо. Пожалуйста, Анна, вы тоже!
Анна. Да. Я тоже, само собой…
Гвидо. Спасибо. (Пауза.) Я пойду теперь.
Анна. Подождите… Побудьте с нами, ведь даже не известно где искать-то его… Ну и… Может, мы как-то сможем помочь?…
Гвидо. Нет. Брата уж брат найти обязан.
Симма. Пожалуйста, ты утихомирься, Гвидо.
Гвидо. Ты не пугайся. Пропасть я никуда не пропаду — эти висельники меня стерегут! (Показывает на рубашки.) Зовите их тряпками, хламидами зовите — как угодно зовите — они братья мои…
Анна. Гвидо, ну как долго еще…
Гвидо. Как долго это продолжиться? Вы хотели это спросить? У вас самой — есть такой «без вести пропавший»?
Анна. Нет… Я только хотела… Так оставить их на ночь?
Гвидо. Да. Пусть остаются.
Анна. А если дождь?
Гвидо. Они ко всему привыкли… Пусть. На ветру. И под дождем. День да ночь. Да будет то флаг всех без вести пропавших! (Ушел.)
Симма. Одержимость это!
Анна. В нем что-то изумительное! Это она — любовь к ближнему до безумия!..
Симма. Может, ты и права…
Где-то зазвучала скрипка.
Анна. Вновь скрипач тот… Вдруг объявляется и вдруг да исчезнет…
Симма. Это — «Цыганские мелодии» Пабло Сарасате.
Анна. Красиво, ощущение, как пред солнечным затмением, вот-вот — да занавесь закроется!
Симма. Я пойду! Тревожно мне как-то.
Анна. Боишься за Гвидо?
Симма. И не знаю — безумцев то ведь Бог стережет. Пойду я теперь. Мы еще встретимся. (Ушла.)
Анна подходит к веревкам. Пауза.
Анна. Ну, так, где же он, брат наш Магнус? Молчите вы… Но ведь ищет его кто, да ждет. Без вести пропавших всегда ждут, даже когда разум уже для веры запер дверь…
Появился Густав. Анна сразу не заметила его.
Густав. Не пугаетесь, пожалуйста, я настройщик фортепиано, Густав — вот моя визитка.
Анна. Спасибо, но мне не нужно. Рояля у меня нет.
Густав. Я понимаю. Но в таком доме как ваш должен быть рояль. Я чую их словно лунатик.
Анна. То верно. Госпожа Надина рояль оставила. Только её самой уже нет.
Густав. Мне очень жаль… Он теперь там… Пылью покрыт…
Анна. Да. Пылью… И пусть никто не смеет его тронуть!
Густав. Вы меня превратно поняли… Я просто люблю рояль, она для меня как мать, как сестра, как любимая… А если разладилась, это значит — она больна и мне больно заодно…
Анна. И вы хотели бы посмотреть её — как пациента?
Густав. Именно так — как пациента, рояль ведь — как человек — стареет, незаметно седеет… А брошенный рояль — это как могильный камень неизвестному страннику…
Анна. Будь по вашему. Пойдем, осмотрим!..
Густав. Обязательно… Только… (Пауза.) Я немного поспешил с роялю… Видите… Я из городской думы и я обязан сообщить вам одно известие…
Анна. Что… О чем это вы…
Густав. Мы получили извещение из Германии. Владелец вашего дома, господин Гельмут, расстался с этим миром. (Пауза.)
Анна. Господин Гельмут. (Пауза.) Да ведь еще прошлым летом он ходил тут… Он был как такой тихий припев прошлому… Я всё еще вижу его… Белым вином нас угостил… Душой он всё еще жил тут…
Густав. Я очень сожалею. Очень. (Пауза.) И так как у господина Ламбсдорфа не было наследников, и завещание он не оставил, то дом этот ныне… Переходит во владение города.
Анна. А то значит, что мы… (Пауза.)
Густав. Что, что вы…
Анна. Ничего… Словом… Пора вещи собирать…
Густав. Да что вы! Зачем сразу так! Не те времена… Я только пришел сказать вам… Я должен был прийти… Ну, зачем вещи, я еще ничего не знаю…
Анна. Но ведь мы не собственность города.
Густав. Я понимаю.
Анна. Нет, господин из думы. На разных языках мы говорим… Я только думаю… Что станется с этим домом, который для всех нас близок как мать. Что с деревьями станет. Они ведь всё помнят, молчат только. Да колодезь старый… Он уже никому не нужен будет, да засыплют его… (Пауза.)
Густав. Вы говорите так…
Анна. А как иначе еще… Ликвидируют, изничтожат, да уж вы такого что, мало видели?
Густав. Да, я понимаю, я знаю… Только простите — это вам только так кажется, что на разных языках мы говорим!
Анна. Этого не нужно теперь, да, только, пожалуйста, нет. Я в пластырях не нуждаюсь. Я вот только подумала — как рикша такую тяжесть потянет…
Густав. Кто?
Анна. Сосед мой, Сембий.
Густав. Нет, вы сказали, Рикша.
Анна. Да. Странно звучит? Конечно не в Азии мы. Но рикша у нас существует. С двуколкой… (Пауза). Клип-клап-клип-клап… Могли бы вы так, как рикша?…
Густав. Кажется, не мог бы.
Анна. Да, вы не могли бы. Сембий — не как другие — он на половину человек, на половину лошадь и в глазах у него всегда такая лошадиная грусть… Бог ты мой, кому я всё это рассказываю? Вы ведь… Да кто вы такой есть? (Пауза.)
Густав. Я никто.
Анна. Ну, сказали — знатный человек из думы — и теперь говорите — никто…
Густав. Это не имеет никакого значения, тут всё иначе… Если можно так выразиться… Эта мирская цепь от часов, куда то провалилась… Тут у вас такой покой… Такой, вроде, оазис…
Анна. И вы явились прочесть нашему оазису смертный приговор.
Густав. Да не надо Анна, прошу вас…
Анна. Ну что вы еще хотите… Уходите, пожалуйста…
Густав. Не гоните меня, я прошу! Я хочу помочь вам…
Анна. Помочь. Смешно. Подумали, что баррикады может, станем возводить, голодуху объявим? А может, вы нам на рояле сыграть желаете? Вальс «эвтаназия». Я былая танцовщица. Будем знакомы — Анна Павлова. (Пауза.)
Густав. Танцовщица…
Анна. Да. Только танцовщицы умирают после последнего танца, вот в чем шутка…
Густав. Да с кем же я это говорю! Ведь с танцовщицей!
Анна. Нет, господин думец. Поздновато немного.
Густав. Могу я к вам еще прийти?
Анна. Зачем?
Густав. Я не знаю… Рояль этот… Рояль нельзя бросить во власть судьбы… Когда-то, когда пожгли старую сельскую школу, мы в повозке тащили такой совсем обгорелый рояль, мне казалось, она боролась с болью так же как человек!
Анна. Зачем же это вы всё мне рассказываете?
Густав. Не знаю. На меня что-то навалилось. Я должен был кому-то это всё рассказать…
Анна. И именно мне?
Густав. Именно вам, Анна Павлова!
Анна. Оставим эту романтику. Та была другая Анна Павлова.
Густав. Тут всё для меня иное. Когда увидел я вас у тех веревок, это было как в чудной картине…
Анна. А что на веревках. Это вы тоже знаете?
Густав. Я вижу, но это, кажется, не тот ответ, которого вы ждете.
Анна. Это все наши ближние… Без вести пропавшие… Самоубийцы может… Все, все ближние… (Пауза). Это я так сказала… Сама себе… Меня ведь тоже — уже почти нет…
Тихо волоча повозку, появляется Сембий.
Анна. Ну, вот и Сембий домой идет… Сембий, хорошо, что ты вернулся.
Сембий. Что стряслось, Анна…
Анна. Вести худые… Господин Гельмут скончался. (Пауза.)
Сембий (не выпускает из рук повозку). Умер… Так вот.
Анна. Господин из городской думы извещение принес.
Густав. Мне очень жаль, простите…
Сембий. Да… и дальше что?
Густав. В связи с тем, что у господина Гельмута наследников не было, да и завещание он не оставил, дом, значит, переходит в собственность города, другой владелец очевидно будет…
Сембий. Да. Владелец… (Пауза.) Это означает, мы должны убираться…
Густав. Такое я не сказал.
Сембий. Никуда мы отсюда не уйдем. Убейте. Не уйдем.
Густав. Может и всё останется по старому, я ничего пока не слышал…
Сембий. Я и не желаю ничего слышать! Я уж, поверьте, скорее, пожгу дом этот, нам уже нечего терять, и через выгоревшую дверь тогда вы гордо сюда шагнете!
Сцена темнеет, слышно ритмичное похлопывание хлыста.
Кабинет Жебровского. Стол, несколько стульев и небольшой деревянный конек. Жебровский с хлыстом вошел в роль дрессировщика.
Жебровский. Алле, хоп! Вот и хорошо, алле-хоп! Держись пони, всё еще впереди, держись, малыш, алле-хоп! Легче, еще легче! Хорошо, пони. Алле-хоп. Молодец. Истинный мустанг! Такие кони гордость наша, именно так… Мы еще покажем, где раки зимуют!
Входит Густав.
Густав. Извините… Вы сказали, чтобы я вошел…
Жебровский Я сказал — алле-хоп! Да… Что тебе надо?
Густав. Вы сказали, чтобы я позже зашел.
Жебровский. Ах да — это чёртово собрание… Это наше собрание мы перенесем на завтра, у меня сегодня алле-хоп, у лошадей надобно быть, ты понял?
Густав. Понял, но члены городской думы уже начали собираться
Жебровский. Да бог с ними, пусть посидят под пальмой да покурят, а завтра всем быть на месте — в двенадцать ноль-ноль.
Густав. Хорошо, я передам.
Жебровский. Постой, мы о главном не потолковали. Ты сходил на эту улицу туманов?
Густав. Сходил.
Жебровский. Ну и где же «рентген»!?
Густав. Какой рентген?
Жебровский. Ну, ты и без воображения человек! Жильцов просветил?
Густав. Эту крепость будет трудно взять.
Жебровский. Ты что хочешь сказать?
Густав. Не покинут они того места.
Жебровский. Почему? Какой — то ветхий дом… Мы можем квартиры предоставить. Со всеми удобствами.
Густав. Не в квартирах дело. Тут другое.
Жебровский. Что, другое?
Густав. Для них это… Оазис жизни…
Жебровский. Не понял. Какой оазис! Что, мы в пустыне живем?! Они что — в других широтах хотят поселиться?
Густав. Они не отступят. Старый рикша дом скорее подожжет, чем уйдет.
Жебровский. Какой рикша, что ты мелешь!
Густав. Я хочу сказать, Сембий — просто человек, который никогда не расстается со своей двуколкой.
Жебровский. И поджечь грозился!
Густав. Сказал — нам уже нечего терять.
Жебровский. Так он не совсем нормален!
Густав. Вполне нормален.
Жебровский. Хлыст тут нужен, хлыст… К сожалению, до выборов, не могу я это себе позволить… (Пауза) Не по спортивному может выйти… Что скажешь, пони, так ведь? Хорошо. И кто еще кроме рикши в тереме том обитает?
Густав. Да… Еще одна бывшая танцовщица Анна Павлова.
Жебровский. Знаем этих танцовщиц. Может тоже поджигательница…
Густав. Она… Мне кажется, она скорее сама себя сожжет…
Жебровский. Ты понимаешь, что ты тут несешь… Какой бы из всего этого вышел резонанс? Женщина сожглась, протестуя против… Да, против чего? Тебе в действительности казалось, что она такое может?
Густав. Не знаю. Не знаю.
Жебровский. Но это ты-то у нас спец то отношениям с общественностью — «пэ эр» (Смеется.) Ты — знать должен. Всё знать должен! Послушай — ты устроишь мне с этим рикшей встречу, в каком-нибудь уголке где потише… В манеже! Заодно он братьев по крови обнюхает…
Густав. Каких братьев по крови?
Жебровский. Так рикша разве на половину не лошадь?
Густав. Я так не думаю.
Жебровский. Лошадку, конечно, надо покормить, погладить… Ну и с рикшей то же самое проделаем… Хоть и кнут — это такой кайф! В общем, так — если в течение трёх дней он ко мне не прискачет, пиши «по собственному»! Понял?! Пшел! (Густав ушел.) Вот, так-то оно, вот так, товарищи. Фу-ты, никак от этих товарищей не избавиться. Ничего пони, але-хоп а там одним прыжком в оазис — брык! Что, дружочек, скажешь. В хоромы иныя тебя пустим, водицы с колодца напьешься, кобылок тебе приведем… Оазис… Слышь, как звучит! Гордо! Что ты таким грустным выглядишь? Что тебе не нравится? (Пауза.) Что-то кажись, не нравится… Конь то всё чувствует… (Пауза). Я тебе не рассказал сон тот? Плохой сон в видел… Будто я в огромной клетке, да какой-то отвратительный орангутанг меня сторожил… Я ему говорю — послушай, ты выпусти меня — ты ведь тоже когда-то человеком будешь, а он как поглядел на меня, да как на идиота поглядел, да скрестил свои обезьяньи ноги, да газету стал читать… (Пауза). Отвратительный сон… Нужно было мне кому-то это рассказать, ты ведь знаешь, пони, сны не всем рассказывают… Ну, але-хоп!
