Музыкальное для тех, которые размышляли о нем, всегда заключало в себе нечто загадочное в отношении эстетического подхода к нему. Музыка с одной стороны есть искусство самое понятное для души, для непосредственно–ощущающей человеческой души; с другой же стороны она доставляет трудности для тех, кто хочет понять оказываемую ею воздействие. Если мы хотим сравнить музыку с другими искусствами, то можно, пожалуй сказать следующее. Все другие искусства, собственно создает ста имеет свой прообраз в физическом мире. Например, когда скульптор создает статую Аполлона или Зевса, он тогда работает, следуя идеализированной действительности мира людей. То же относится и к живописи. Ныне в живописи хотят даже признавать только то, что непосредственно передает впечатления от окружающей действительности. Равным образом и в поэзии стараются создать отражение действительности. Но кто хотел бы приложить эту теорию к музыке, тот едва ли пришел бы к какому–либо результату. Человек должен спросить себя: — откуда же собственно, происходит образование художественного тона? к чему в мире он имеет отношение?
Тем умом XIX столетия, который в отношении искусства привнес ясные и меткие представления, был Шопенгауэр (1788-1860). Он отводит музыке совсем особое место среди всех искусств, а именно, место такого искусства, которое имеет совершенно особенную ценность в жизни людей. Шопенгауэр взял за лейтмотив своей философии следующее положение: жизнь есть злосчастье, и я стараюсь сделать её выносимой тем, что я размышляю о ней. — Во всем мире господствует — согласно представлению Шопенгауэра — бессознательная слепая воля. Она создает камень, а затем из камня — растение и т. д. и т. д., потому, что она всегда испытывает неудовлетворенность. Таким образом во всем живет тоска по чему–то высшему.
Сами люди переживают это, но весьма по–разному: дикарь, живущий со смутным сознанием, гораздо меньше чувствует неудовлетворенность воли бытием, чем человек, выше стоящий по своему развитию, последний может гораздо яснее ощутить боль существования. Тут Шопенгауэр говорит: есть еще нечто другое, что человек знает помимо воли; это — представление. Оно есть некая фата–моргана[1]; оно подобно облачному образованию или пене на гребнях волн, где находят свои отображения смутные устремления воли. В человеке воля возвышается до создания таких мнимых образов. Но когда он взирает через них на действующую в нем волю, то становится еще более неудовлетворенным чем прежде. Однако, существует средства, посредством которых человек может придти к своего рода освобождению от слепого давления воли. Одним из этих средств является искусство. Благодаря нему человек в состоянии ускользнуть от неудовлетворенности воли бытием.
Когда человек создает художественное произведение, то он творит, исходя из свого представления. Но в то время как другие представления суть просто отображения, с произведениями искусства дело обстоит иначе. Например, Зевс Фидия не возник путем изображения какого–то действительного человека. Художник тут дал сочетание многих впечатлений, из которых он удержал в своей памяти все достоинства и отбросил все недостатки. Из наблюдений над многими людьми он образовал себе некий прообраз, который нигде не осуществлен в мире природы, но разбит, рассеян в своих чертах среди многих отдельных личностей. Шопенгауэр говорит, что истинный художник в своих произведениях передает прообразы, а не те представления, которые в иных случаях имеет человек, — передает не отображение, но прообразы. Благодаря тому, что человек таким образом словно погружается в глубины творящей природы, он творит себе некое освобождение [от её давления].
Так обстоит со всеми искусствами кроме музыки. Другие искусства должны прокладывать себе путь через представление, то есть давать образы воли. А музыкальный тон есть непосредственное выражение самой воли — без вклинивания представления. Когда человек художественно творит в музыкальных тонах, он как бы приникает своим ухом к сердцу самой природы; он воспринимает волю природы и передает её в той или иной последовательности музыкальных тонов. Итак [говорит Шопенгауэр], человек тогда находится в интимном отношении к «вещам в себе», — он проникает в самую внутреннюю сущность вещеё. Как раз потому, что человек в музыке чувствует себя близким к самой сущности вещей, он и переживает глубокое удовлетворение от музыки.
Вот таким образом Шопенгауэр, исходя из своего рода инстинктивного познания, приписал музыке роль, способную непосредственно передавать сущность Космоса. Он имел своего рода инстинктивное предчувствие о действительном положении вещей. Почему музыкальное искусство может гласить всем людям, почему музыкальное искусство оказывает свое воздействие на человека, начиная с его самого раннего детства, — это становится ясным нам в том царстве бытия, где музыка имеет её действительные прообразы.
Когда музыкант сочиняет свои композиции, то он не может подражать чему–либо. Из своей души должен он извлекать мотивы музыкальных творений. Откуда он черпает эти мотивы, — это открывается в нам, если мы направим наше внимание на те миры, которые недоступны восприятиям внешних чувств. Тут нам надлежит узреть, как, собственно, устроены эти высшие миры. Дело в том, что человек в состоянии развить в себе высшие способности, заключенные в его душе и пока мест дремлющие. Подобно тому, как слепорожденному после операции становится видимым физический мир, так и у человека могут быть отверзнуты те внутренние органы, которые позволяют обрести познания высших духовных миров.
Когда человек начинает развивать такие способности, которые иначе в нем дремлют, — когда он начинает при помощи медитации и концентрации и т. д. развивать свою душу, то он ступень за ступенью продвигается вперед. И первое, что он тогда переживает, — это есть особенное преобразование его мира сновидений. Когда человек научается при медитации полностью исключать все воспоминания о мире внешних чувств и связанные с ним переживания, и если он при этом все же имеет в душе некое содержание, тогда его мир сновидений начинает приобретать все большую и большую упорядоченность. Тогда человек при пробуждении чувствует себя так, как если бы он вынырнул из некоего волнующегося космического моря. Он знает, что он теперь переживает нечто новое, — при пробуждении он как бы вышел из такого моря, образованного светом и красками, чего он еще никогда не знал в физическом мире. Все больше и больше отчетливости приобретает его сновидения. Проснувшись он вспоминает, что в этом мире света и красок были некие вещи и существа, которые отличались от предметов физического мира тем, что сквозь них можно было проходить и что они при этом не оказывали никакого сопротивления. Он научается познанию многих таких существ, стихией которых, телесность которых является краски. Это суть такие существа, которые открываются в красках, воплощаются в них. Постепенно сознание человека в отношении этого мира расширяется и он уже может при пробуждении вспомнить о том, что и сам он там как–то действовал. Дальнейшим шагом будет переживание этого мира и днем. Тогда человек постепенно научается лицезрению того, что называют астральным телом человека. Он переживает некий мир, который гораздо реальнее, чем обычный физический мир. Физический мир есть своего рода уплотнение, выкристаллизовавшееся из астрального мира. Таким способом человек обретает две ступени сознания: повседневное бодрствуюшее сознание и сновидческое сознание.
Еще более высокий ступени достигает человек тогда, когда он оказывается в состоянии преобразовать полностью бессознательное состояние глубокого сна сновидения в состояние сознательное. «Чела» или ученик научается простирать непрерывность сознания на ту часть ночи, на те части ночного сна, где отсутствует жизнь сновидений, и человек совсем ничего не сознает. Тогда он научается обретать сознание в отношении некоего мира, о котором он до того ничего не знал. Этот новый мир не есть мир света и красок, но он возвещает о себе, прежде всего, как мир музыкальных тонов. В этом состоянии сознания человек достигает способности духовного слуха, — способности воспринимать такие сочетания тонов, такие многообразия музыкальных тонов, которые неслышимы для физического уха. Этот мир называют миром Девахана.
