L'état de siège
Чума
Секретарша
Нада
Виктория
Судья Касадо
Жена судьи
Диего
Губернатор
Алькальд
Рыбак
Мужчины
Женщины
Перевозчик трупов
В 1941 году у Жана-Луи Барро возник замысел спектакля, основой которого должен был стать миф о чуме, привлекавший в свое время и Антонена Арто. Позднее Барро решил, что проще всего использовать для этой цели великую книгу Даниеля Дефо «Дневник чумного года», и набросал план постановки.
Узнав, что я собираюсь публиковать роман на ту же тему, он предложил мне написать диалоги по намеченной им канве. Я не во всем был с ним согласен и, в частности, считал, что лучше отказаться от инсценировки и вернуться к первоначальному замыслу самого Барро.
Задача заключалась, по существу, в том, чтобы сочинить миф, доступный пониманию широкого зрителя 1948 года. «Осадное положение» и есть такая попытка, заслуживающая, как я имею слабость полагать, некоторого интереса.
Но:
во-первых, подчеркиваю, «Осадное положение», что бы ни говорилось на сей счет, ни в малейшей степени не является сценическим вариантом моего романа;
во-вторых, это не пьеса с традиционной структурой, но представление, где намеренно взято за принцип смешение всех драматических форм выражения — от лирического монолога до массовых сцен, включая пантомиму, обычный диалог, фарс и хор;
и в-третьих, хотя я действительно являюсь автором всего текста, имя Жана-Луи Барро должно было бы по справедливости стоять рядом с моим. Это оказалось невозможным по причинам, которые я счел уважительными. Но должен со всей определенностью заявить, что в этом смысле я остаюсь его должником.
20 ноября 1948. А. К.
© Перевод на русский язык, И. Кузнецова, 1997
Звучит увертюра. В ней отчетливо слышна тема, напоминающая сигнал воздушной тревоги. Занавес поднимается. На сцене полная тьма.
Увертюра кончается, но издали по-прежнему доносится тревожный вой сирены.
Внезапно справа, в глубине, появляется комета и медленно проплывает над сценой. Она выхватывает из темноты очертания крепостных стен испанского города и силуэты людей, которые, запрокинув голову, неподвижно стоят спиной к публике и смотрят на комету. Часы бьют четыре. Диалог звучит приглушенно, неразборчиво:
— Конец света!
— Да брось ты!
— Мир гибнет...
— Брось, приятель. Мир, но не Испания!
— Испания тоже может погибнуть.
— На колени!
— Комета — знамение беды!
— Только не Испания, приятель, только не Испания!
Некоторые оглядываются. Один-два человека опасливо переходят на другое место, и снова все застывают. Сигнал тревоги раздается совсем близко, в пронзительном завывании сирены звучит угроза.
Одновременно комета начинает расти и достигает невероятной величины. Душераздирающий женский вопль. Музыка умолкает, и комета уменьшается до прежних размеров. Женщина в смятении убегает. На площади начинается суматоха. Диалог звучит резче, с отчетливым шипением и присвистом, но слова по-прежнему разобрать трудно:
— Это предвестие войны!
— Уж точно!
— Да какое там предвестие!
— Еще увидишь!
— Что вы все заладили? Это предвестие жары!
— Нашей испанской жары!
— Хватит вам!
— Эта комета слишком уж громко свистит!
— Просто оглушает!
— Она наведет на Кадис порчу.
— Ай! Порчу на Кадис!
— Тише! Тише!
Все снова смотрят на комету.
В тишине приятно звучит голос Офицера городской стражи.
Офицер. Расходитесь по домам! Нечего глаза таращить! Насмотрелись, хватит. Только галдите попусту! Много шума из ничего. Что ему сделается, вашему Кадису!
Голоса из толпы. Но ведь это же знамение! Знамений ни с того ни с сего не бывает.
— О великий и страшный Бог!
— Скоро война, вот что значит эта комета!
— Дубина ты! Кто в наше время верит в кометы! Мы, слава богу, не дураки.
— Вот-вот, такие умники, что скоро без головы останемся. Бараны безмозглые, вот мы кто. А бараны на то и есть, чтобы их резать.
Офицер. По домам! Война вас не касается. Это наше дело, а не ваше.
Н ад а (калека). Ох, если бы так! Но ведь нет же, офицеры-то умирают в своей постели, а животы протыкают нам!
Голос из толпы. Нада, Нада пришел. Придурок явился!
Другой голос. Ну, Нада, ты все знаешь. Скажи-ка нам, что значит эта комета?
Нада. Вам не понравится то, что я скажу. Вы вечно надо мной насмехаетесь. Спросите у студента, он будущий врач. А я лучше побеседую с бутылкой. (Подносит ко рту бутылку.)
Голос из толпы. Диего, на что он намекает?
Диего. Какая разница? Не трусьте, и все будет в порядке.
Голос из толпы. Надо спросить, что думает офицер.
Офицер. Офицер думает, что вы нарушаете общественный порядок.
Нада. Стражникам можно позавидовать. Они мыслят просто.
Диего. Смотрите, опять...
Голос из толпы. О великий и страшный Бог!
Снова слышится вой сирены. Комета проплывает второй раз.
Голоса из толпы. Хватит, хватит!
— Довольно!
— О Кадис!
— Она воет!
— Это порча...
— На наш город...
— Тише! Тише!
Бьет пять часов. Комната исчезла. Светает.
— Нада (стоя на каменной тумбе, насмешливо). Ну вот! Я, умнейший и образованнейший человек в городе, пьяница, потому что мне на все плевать и я брезгую вашими почестями, всеобщее посмешище, ибо я сохранил свободу открыто все презирать, — я, сам Нада, желаю после этого фейерверка сделать вам бесплатное предостережение. Итак, имею вам сообщить, что дело наше плохо и, дайте срок, будет еще хуже. Заметьте себе, что дело наше плохо уже давно. Но осознать это дано было только пьянице. Чем же оно плохо? Это уж вы, мои благоразумные сограждане, должны угадать. А я остаюсь при своих взглядах, я давно пришел к выводу, что между жизнью и смертью большой разницы нет, а человек — просто щепка, которая отлично горит в костре. Верьте мне, у вас будут неприятности. Комета — дурной знак. Это сигнал тревоги! Вам не верится? Я так и знал. Вы думаете, если вы едите три раза в день, отрабатываете свои восемь часов и содержите двух жен, то все в порядке. Но вы не в порядке, вы в строю! Благодушные, аккуратно построенные в затылок, вы вполне созрели для беды. Ну, люди добрые, я вас предупредил, совесть моя чиста. Впрочем, можете не волноваться, вами наверху занимаются. Чем это пахнет, вы сами знаете: с Ним шутки плохи!
Судья. Прекрати богохульствовать, Нала! Ты уже давно позволяешь себе преступные вольности в отношении неба.
Нада. Разве я сказал хоть слово о небе, судья? Кто- кто, а я одобряю все, что оно творит. Я тоже судья на свой лад. Я читал в книжках, что лучше быть пособником неба, чем его жертвой. К тому же, небо, по-моему, тут ни при чем. Когда люди начинают крушить все вокруг, в том числе и друг друга, выясняется, что Господь Бог, который тоже мастер по этой части, по сравнению с ними просто дитя.
Судья. Вот из-за этих безбожников вроде тебя небо и шлет нам знамения беды. Ибо это и вправду предостережение. Но оно послано тем, у кого развращены души. Страшитесь все, как бы на нас не обрушились ужасные бедствия, и молите Бога, чтобы он простил ваши прегрешения. На колени! На колени, приказываю вам!
