— Из-за такого пустяка все дело стало. Старались, старались! Денег что ушло! Трудов уж и не говорю.
— В том-то и дело, что это не пустяк.
— Как же нам быть теперь?
— Я вот что думаю, братишки. Из Москвы теперь едет масса нэпачей. Мы будем на пристанях следить за ними…
— Зачем? Не понимаю!
— А видишь ли, они угощают своих дам и сами кушают шоколад!
— Ага! Я понял! Дда! Шоколад!..
— Вынь из кармана платок. Оботри губы!
Разговор идет в крапиве и кустах на откосе… Вечер. В павильоне наверху играет музыка. Разговаривают, лежа на траве, — их трое: Клерк Максвелл, Жорж Арко и Володька Поульсен. Им всем вместе нет и сорока лет. Младшему Володьке Поульсену— одиннадцать. Это он и воскликнул:
— Дда! Шоколад!
И грустно вздохнул. Жорж Арко сердито повторил:
— Володька, говорю тебе, вытри губы, слюнтяй.
— Ну ты, бе-граф, не больно задавайся! — сказал В. Поульсен, сжимая кулаки и бычась.
Жорж Арко вспыхнул. Вот этого-то он и не выносит. Конечно, Георг Арко был граф — он бывший граф, или сокращенно «бе-граф», но нельзя же без конца тыкать его буржуазным происхождением. Жорж Арко вскочил на четвереньки и ударил Володьку Поульсена головой в живот. Володька охнул и хотел ответить Жоржу, тот увернулся и удар пришелся в грудь Максвеллу.
— Ну, что ж, давай! — воскликнул Жорж Арко.
— Постой, товарищи!
Максвелл просунулся меж Поульсеном и Арко, готовыми сразиться.
— Все забыли! Володька, Жорж, помни клятву: сигналы великанов!
Арко и Поульсен опомнились и ворча повалились на траву. Максвелл улегся между ними и примирительно болтал:
— Вы квиты, будет! Один ударил, другой ответил. Баста. Ты, Вальдемар, не прав, конечно, напоминать Жоржу то, что он давно забыл: его высокое происхождение. Хотя и ты все требуешь, чтобы Володька вынул из кармана носовой платок. Ты знаешь, что у него в кармане нет платка. И даже не карман, а одна дыра… Это тоже, ведь, значит, тыкать пролетарством… И, конечно, шоколад прекрасная вещь, но пока, — я говорю о переходном периоде, — пролетариату недоступен.
— Ну, понес свое!
— Постой. Слушай: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Соединимся — у нас будет шоколад. Для меня, впрочем, не это важно. А пока нам это на руку, что есть люди, которые кушают.
— Жрут! — мрачно поправил Володька Поульсен.
— Пусть по-твоему — которые «жрут» шоколад — если это тебя утешает. Главное, нам соединиться! А поэтому: наша задача не упустить из виду ни одного гражданина, ни одну гражданку, которые кушают, или, по более удачному выражению Вальдемара, жрут шоколад.
— Ты мне скажи, зачем мы следить должны? — спросил Вальдемар.
— Постучи себя в лоб указательным перстом!..
— Ну?
— Постучал?
— Постучал.
— И ничего?
Максвелл и Жорж Арко покатились по траве и нарочно громко хохотали…
Вальдемар Поульсен плюнул и, смущенно улыбаясь, говорил:
— Ну, я понял! Чего грохочете, черти… Это вы на счет станиоля? Верно, Макс?
— Охо-хо-хо!
— Аха-ха-ха!..
Арко с Максвеллом катались по траве, поджимая животы. Нахохотались, Максвелл сказал:
— А ты, Володя, у нас неглупый парень. Идем, товарищи.
— Я возьму с собой Марсиану?
— Ладно, Володя, бери, с ней ты скорее выпросишь!
Володька знал, что Марсиана дома. Постучал в парадное крыльцо. Но вместо бойкого топота Марсианы из-за двери послышалось старческое шарканье. Не дожидаясь, когда отворят дверь, Володька юркнул за бочку под водостоком и притаился.
— Кто там?
Дверь открылась, и на крыльцо вышла косматая старуха с запором в руках. Осмотрелась кругом, проворчала:
— Охальники! Думала Марька, а это кто-то балуется. Видно, нынче мазуту пролили мало.
Старуха постучала о крыльцо запором и погрозила:
— Я вас! Кто баловат? Кто в дверь стучит?
Володька промолчал. Старуха постояла на крыльце и ушла в дом.
Из слов старухи Володька понял, где искать Марсиану, и прямо от крыльца бегом на пассажирскую. Пути и платформы пусты, скорый отошел. Только на запасе подали для дачного состав, и смазчики заливают буксы[1] нефтью и постукивают по колесам длинными молотками: не лопнул ли бандаж на колесе, чтобы выкинуть больной вагон.
На главном пути шныряют несколько малышей — мальчишек и девчонок с засученными рукавами. Они собирают горстями вместе с грязью и песком мазут: там и тут стоят меж шпал зелено-черные лужицы, пролитые паровозом и из букс. Из горсти дети льют мазут в жестянки.
И Марсиана с худыми ручонками, голыми чуть не до плеча, в желтых потеках нефти. Она, подобно трясогузке, перепархивает от лужицы к лужице, но отстает. У всех жестянки полны, а бидон Марсианы почти пуст…
— Ого! Придется подсобить тебе, Марсиана! — сказал Володька и засучил рукава… Завидев лужу, подбежал к ней, оттолкнул другого мальчугана и, зачерпнув полные горсти, стал лить густую нефть в бидон Марсианы.
— Неспособно! Ты ходила бы с воронкой.
Пока в узкое горлышко бидона сливается (и мимо!) нефть, другие вычерпали лужу до сухого…
— Эх, ты! Постой! Идем!
Володька увидал, что по ту сторону вагонов старый смазчик поставил лейку на землю, а сам вертит собачью ножку — закурить.
— Айда, Марсиана!
Володька шмыгнул под вагон, подкрался сзади с бидоном Марсианы, схватил лейку и начал лить в бидон из лейки старика мазут…
Не поворачивая головы, старик слюнил папироску и сказал:
— Я тебя, поганца, стукну по голове, брось лейку!
— Я, дедушка, маленько. Ты гляди, я не себе, а ей, вот!
Старик поглядел на Марсиану. Она, расставив голые запачканные руки, чтобы не замарать нефтью платьишка, радостно сияла своими огромными синими глазами, глядя на зеленую струю. За эти непомерные глаза и прозвали Марьку мальчишки Марсианой, вычитав в какой-то книжке, что на планете Марс живут марсиане — и глаза у них огромные—«по столовой ложке»…
Марсиана засмотрелась на нефтяную струйку, старик — на веселое Марсианино лицо. Володька поставил лейку на землю: бидон Марсианы полон. Старик закурил и задумчиво сказал:
— Дитё из пеленок прямо, а уж должно заработать… Ну, времена!
— Кто не работает, дедушка, тот да не ест! — подхватывая бидон, ответил весело Володька… Айда, Марсиана! Бегом!
Старик рассердился:
— За такую тебя работу я в отогпу[2]!
Запнулся на мудреном слове, сплюнул и, взяв лейку, сунул ее рыльце в буксу, кинув туда сначала кусочек пакли, чтобы головка вагонной оси вращаясь не разбрызгивала смазки.
— Я тебе, бабушка, много нефти принесла! Чи-истая!.. Как масло… Ты погляди… Пусти меня с Володей погулять.
Бабушка взвесила на руке бидон, принесенный Марсианой, и ответила:
— Иди! На пристань, чай, пойдете? Ты «постреляй» там; господ-то много едет.
Марсиана вымыла из глиняного рукомойника на крыльце руки и, Хлопотливо спуская коротенькие рукава, сказала:
— Бабушка, а я опять из платья выросла! — и выбежала за калитку. Они схватились с Володькой за руки и побежали к пристаням на Весеннюю. У конторки стоял готовый к отвалу теплоход. На зеленом фоне городской горы веял, весело алея, флаг.
По сходням сновали грузчики с кладью и матросы с багажом. На балконе второй палубы было много хорошо одетых пассажиров. Володька с Марсианой шмыгнули мимо вахтенного матроса наверх и пошли вокруг.
— Смотри, Володя! — шепнула Марсиана, толкнув товарища: — она хочет есть шоколад.
Марсиана указывала на молодую нарядную даму; она стояла у барьера и рассеянно смотрела вниз, вертя в руках плитку шоколада. Володя остановился, выжидая. Дама принялась лениво разрывать обертку. Володя подошел и сказал даме:
— Гражданка! Вы хотите жр… то-есть нет, вы будете кушать шоколад?
Дама посмотрела на Володьку и Марсиану и, недоумевая, ответила:
— Конечно. А что же мне с ним делать?
— Очень вас прошу: разверните…
Дама нахмурилась, глядя на Марсиану, положившую в рот палец…
— Нет, нет! — заспешил Володька — вы меня не поняли. Я прошу вас, развертывайте как можно осторожней! Главное — олово! И не мните его! Ведь вам оно не нужно?
— Нет…
— Отдайте мне его.
— Возьми, — сказала дама, пожав плечами.
— Спасибо. Идем, Марсиана, дальше! — сказал Володька, расцветая. Он аккуратно сложил листочек и повлек Марсиану дальше. Та неохотно следует за ним…
— Девочка! Погоди! — и дама отломила и дала Марсиане уголочек плитки.
— Видишь! вон еще жрать собирается, идем!
Володя увлекал Марсиану. Марсиана торопливо разжевала шоколад и проглотила.
Володя остановился перед высоким упитанным бритым человеком в мягкой шляпе, пестром галстухе и коротеньких брючках, из-под которых были видны небесно голубые чулки над черными лаковыми ботинками.
Человек в голубых чулках задумчиво икал, вертя в руках плитку шоколада.
— Гражданин! Вы будете кушать шоколад?
Гражданин икнул, мутно посмотрел на Володю и Марсиану и ответил:
— Чево?
— Кушать, спрашиваю, будете шоколад?
— А тебе какое дело? Захочу и сожру!
Гражданин покрутил головою и решительно разорвал обертку с надписью по коричневому полю: фабрики Красный Октябрь.
— Стойте, стойте! — залепетал Володька, — вы изорвете так и олово.
— А изорву! Тебе какое дело…
— Не комкайте! Отдайте мне!
— Чево!
Гражданин скомкал оловянную обертку в кулаке и хотел кинуть в воду.
— Ах, зачем! — вздохнул Володька, схватив гражданина за рукав.
— Ты что меня хваташь? Ты знашь, что за это полагается, бродяга, хам, стрелок! — закричал на Володьку гражданин, кинув в рот полплитки шоколада. — Тебя отправят в детский дом! Понял? в детский дом!
Володя попятился и потянул за собой Марсиану.
Гражданин кинул в рот вторую половину плитки шоколада и, наступая на Володьку и Марсиану, продолжал шуметь:
— Чорт знает, что за порядки! Расплодили нищих! По карманам шарят. Матрос! Кто пустил сюда? Я — протокол! Слышите, протокол!
Ребята в ужасе — бежать. Гражданин за ними, споткнулся, задел скамейку, уронил…
Подбежал виновато вахтенный матрос. Вокруг гражданина, матроса и ребят собрался кружок любопытных.
— Протокол! — требовал гражданин в голубых чулках, притопывая лаковыми остроносыми сапожками.
— В чем дело? — спросил, спокойно подходя к кружку, человек в фуражке с зеленым околышем и с револьвером.
— Отогпу! — испуганно шепнул Поульсен Марсиане.
— Пожалуйте в контору, — приглашает агент гражданина в голубых чулках. Вы, горчица, — обратился он к Володьке и Марсиане, — за мной…
— Ну-с. что у вас случилось? — спросил агент отогпу, когда сошли по трапу в контору на пристани.
— Вот, изволите видеть, товарищ, я спрашиваю вас, может ли при таких условиях освежить прогулка по Волге? Например, я нервный человек, и доктора…
— Короче. Что вы там кричали?
— Да вот, воруют! — указал гражданин на Володьку и Марсиану.
— Он у вас украл? Что?
— То-есть, нет, я не то, чтобы украл, а ведь вполне возможно! Ты посмотри, товарищ, сам, — явное жулье.
— Дяденька, дяденька, — завопил Володька, — он все врет. Я не жулик. Я не воровал. Я только попросил у него. Он шоколад ел…
— Просить тоже нельзя…
— Я, дяденька, не шоколад просил, а только оловянную бумажку. Ему не надо, а нам надо… А он в воду кинул… Вот хоть Марсиану спросите — верно.
Марсиана в знак подтверждения захныкала. Милиционер спросил гражданина:
— Это верно, что он просил бумажку?..
— Ик! — сказал гражданин, кивая головой, — это все равно, бумажка тоже моя!
Милиционер пристально взглянул в мутные глаза гражданина и сквозь зубы сказал:
— Вы пьяны? Ребята, убирайтесь отсюда, — махнул он рукою на Володьку и Марсианy…
— Как это пьян? — спросил гражданин, для большей устойчивости облокотясь о конторскую стойку.
— Попросите врача! — сказал милиционер, — для определения степени опьянения этого гражданина. Ну, что ж вы, горчица, марш отсюда! — грозно крикнул агент отогпу на ребят, поправляя кобур на поясе и шевеля усами.
Володька и Марсиана выбежали из конторы и по сходням пристани на берег.
— Вот так так! чуть не попались мы с тобой, Маруська!
— Какой он! А ты видел у него, Володька, штаны коротенькие… Отчего?
— Это мода такая. Американская.
— Не-ет! Это оттого, что он шоколаду много ест и вырос из костюмчика, — возразила Марсиана, — я знаю, шоколад питательный! Когда я вырасту, я тоже буду много, много шоколаду есть и тоже буду большая, большая… И куплю себе голубые чулки! В полосочку!
