Самолёт летел по городу…
Да, да, это не ошибка! Он летел не НАД городом, а ПО городу.
Я уже знаю, вы сейчас скажете, так не бывает, самолёты летают только по небу, а по улицам — никогда!
Но не торопитесь. Пожалуйста, не торопитесь. Этот самолёт летел именно по городу, просто по городским улицам, прямо по тротуарам, где ходят пешеходы.
Он вылетел из дома на бульваре Космонавтов и полетел по проспекту Мира.
Один раз этот удивительный самолёт даже попробовал залететь в троллейбус номер четырнадцать, но у него ничего не получилось: троллейбусные двери оказались для него слишком узкими, а крылья — слишком широкими.
На того, кто управлял этим самолётом, даже закричали:
— Вы куда?!
В такси самолёт тоже не поместился, и тогда дед Петя решил тащить его на руках до самого того дома, где жил его внук, тоже Петя, которому он нёс этот самолёт в подарок.
Теперь вам понятно, почему самолёт летел не над городом, а по городу, по городским улицам, по тротуарам, где ходят пешеходы? Понятно?
Тогда слушайте дальше.
А в это самое время Петины родители как ни в чём не бывало поднялись на лифте на шестой этаж, отперли дверь своей квартиры, вошли в прихожую и вдруг… насторожились: мебель стояла совсем не на своих местах, все вещи были разбросаны, и можно было подумать, что недавно здесь пронеслась сильная буря или произошло ужасное землетрясение.
Вполне возможно, эта буря ещё бушевала в большой комнате, потому что оттуда доносилось какое-то непонятное гудение.
Мама удивлённо поглядела на папу, папа — на маму, и оба на всякий случай побледнели.
А загадочное гудение в большой комнате становилось всё громче и громче и наконец превратилось в какое-то непонятное завывание. Можно было подумать, что это воет голодный волк.
Тогда испуганная мама на цыпочках подошла к двери, заглянула в неё и чуть было не упала от неожиданности.
Мамины глаза широко открылись, она побледнела ещё больше и прошептала дрожащими губами:
— Тихий ужас!…
Она, может быть, и упала бы, но сзади её поддержал Петин папа. Через мамино плечо он тоже заглянул в большую комнату, перестал бледнеть, покраснел и тоже сказал:
— Тихий ужас!..
Он бы, наверное, сам упал от неожиданности, но, во-первых, был мужчиной и должен был поддерживать Петину маму, чтобы не упала она, а во-вторых, за его спиной оказалась стена, которая поддержала его, как он поддержал маму.
Прямо перед мамой и папой, посреди большой комнаты, готовился взлететь другой замечательный самолёт. Он был почти как настоящий.
Петя построил свой самолёт из всей мебели, какая только нашлась в квартире.
Спинки двух стульев, положенных набок, были точь-в-точь как крылья, а между их ножек получилась очень удобная кабина лётчика. Ну, все, конечно, знают, что перед лётчиком должны находиться приборы управления с кнопками и рычажками. Петя подумал и вместо приборов поставил перед собой на кухонный табурет папину пишущую машинку под названием «Эрика». Папа очень любил свою машинку, и поэтому Петя старался обращаться с ней очень аккуратно. Хвост своего самолёта Петя построил из четырёх других стульев, а кабину для пассажиров сделал из полосатой доски, на которой мама обычно гладила бельё.
Впереди самолёта крутился большой голубой вентилятор, а прямо за ним, там, где полагалось быть мотору, Петя поставил мамину швейную машину, она очень пригодилась для этого случая.
Как известно, всякий нормальный самолёт должен сильно гудеть. И Петя придумал — поставил под спинкой стула пылесос и включил его.
Только с большим платяным шкафом Петя не знал, что делать: он оказался таким тяжёлым, что его просто невозможно было сдвинуть с места. И тогда Петя сообразил: пусть этот шкаф будет аэровокзалом! Петя настежь распахнул его дверцы и теперь, когда нужно, заходил в него и выходил обратно по разным авиационным делам.
Всё наконец было готово, и наступило время посадки в самолёт.
Чтобы не скучать в полёте, Петя пригласил в пассажирскую кабину двух писателей: Александра Сергеевича Пушкина и Льва Николаевича Толстого. До посадки в самолёт их бронзовые бюсты скучали на папином столе далеко друг от друга, но теперь Петя так удобно поставил их рядом на полосатую гладильную доску, что Александр Сергеевич мог в полёте сколько угодно разговаривать с Львом Николаевичем о разных интересных вещах.
Петя зорко оглядел всю комнату: что бы ещё такое использовать в его самолёте?..
Ага! На шкафу стоял большой глобус… Отлично! Петя расположил его около своих ног. Теперь, если этот глобус слегка поворачивать, будет казаться, что летишь над земным шаром. Если, к примеру, земля на глобусе похожа на сапог, это значит, что самолёт летит над Италией, а если земля на глобусе точь-в-точь как собака, значит, ты летишь над Норвегией.
И Петя полетел!
Сначала его самолёт нёсся над самой землёй, потом стал подниматься выше, выше, выше, и вот уже под Петей поплыли облака, похожие на большие белые подушки.
— Стоп! — закричал Петя и бросился в спальню. Он принёс оттуда две большие подушки и положил их под спинки стульев, то есть под крылья.
Теперь действительно стало похоже, будто его самолёт летит высоко-высоко над облаками.
Но Петя не торопился лететь, ему ещё чего-то не хватало. Он подумал, подумал и вспомнил. Конечно, ему не хватало теперь только одного — гермошлема.
Вчера он сам видел по телевизору, что у настоящих лётчиков на голове обязательно бывает надет гермошлем, такой шлем, в котором всегда тепло и всегда есть воздух, даже если самолёт поднимается так высоко, что становится очень холодно и нечем дышать.
Значит, гермошлем просто совершенно необходим!
«А из чего его можно сделать? — подумал Петя. — Где его взять?..»
Подумал, подумал и тут же сообразил: «На кухне!»
Там в мамином хозяйстве было сколько угодно прекрасных кастрюль.
Но когда Петя стал примерять эти кастрюли себе на голову, то оказалось, что подходящую найти не так-то просто. Одни кастрюли были большие и тяжёлые, в них ничего не было видно, и они больно давили на плечи и макушку, а другие были такие маленькие, что даже не закрывали ушей и всё время падали с головы.
И вдруг Петя неожиданно наткнулся на кастрюлю, которая как будто только того и дожидалась, чтобы стать лётным гермошлемом. Она хорошо надевалась, плотно прижимала уши и не соскакивала, даже если сильно потрясти головой.
Ура! В такой кастрюльке, то есть в таком гермошлеме, можно было вполне отправляться в дальний рейс.
Петя опять забрался на своё пилотское место, нажал на кнопки папиной пишущей машинки, крутанул ногами глобус и… полёт продолжался снова.
Его самолёт летел высоко над облаками-подушками, а далеко внизу поворачивался земной шар — глобус. Петя уже пролетел над Италией, похожей на сапог, над Норвегией, похожей на собаку, когда в дверь вошли папа и мама, побледнели и сказали:
— Тихий ужас!..
И мама и папа, конечно, очень рассердились, что все вещи лежат не на своих местах.
Пете казалось, что он построил замечательный самолёт, а маме и папе казалось, что он устроил страшный беспорядок. Ну и конечно, родители тут же стали разрушать Петин самолёт и расставлять всё по прежним местам.
Первым делом папа отобрал у Пети свою любимую пишущую машинку под названием «Эрика».
— Это же мои приборы! — простонал Петя.
— Ха-ха! — сказал папа. — Пока ещё это моя машинка!
— А это мой мотор! — попробовал объяснить Петя своей маме, но та даже не захотела его слушать.
— Ошибаешься! — заявила она и вынула из-под лётчика свою швейную машину.
Тут папа схватил Льва Николаевича Толстого и Александра Сергеевича Пушкина, прижал их к груди и грозно спросил сына:
— Ну хорошо, а писатели, они тебе кто — приятели?! Папа так сердился, что даже сам не заметил, как заговорил стихами: «писатели — приятели». Это получилось, наверное, потому, что он прижимал к себе бронзового Пушкина, а Пушкин, как известно, довольно хорошо сочинял стихи.
