«Добрый день, не найдётся закурить?» Нет, лучше не так, какой же это день? На часах полночь. Неважно что светло как днём – в Ленинграде в мае белая ночь.
«Доброй ночи, закурить не найдётся?» Курить действительно хочется. Проклятая работа. Где остальные? Толкутся в подворотне, спрятались от пронзительного влажного ветра. Ветер дует со стороны Финского залива и несёт майские запахи – запахи сирени с бульваров. В такую ночь надо гулять по городу с девчонкой, рассказывать ей про мужественную службу. Не упоминая конечно никаких служебных подробностей – не положено. И чтобы она слушала, восторженно полуоткрыв алый ротик и хлопала ресницами. Но вместо этого надо стоять тут уже четвёртый час, изображая штатского забулдыгу. А вдруг он вообще не появится?
«Простите пожалуйста, вы не ощущаете тяжести в области темени?» И он удивлённо так вскинется: «Что-о-о?» С английским акцентом, естественно. Да ничего, ничего, просто я на вас положил. И на работу эту положил бы. С большим удовольствием. Почему его надо брать именно здесь? Приказ.
Стоп. Кто-то идёт! Серый плащ, чёрный портфель. Всем приготовиться! А, ребята уже и сами заметили. Четверо в подворотне, двое в парадном напротив. И вдалеке прогуливается Олег по кличке Волкодав. Моя рука привычно сжимает рукоять пистолета «Гроза» – я командир бригады и оружие полагается только мне. На самый крайний случай, запрещённый инструкцией. Шершавая рукоять послушно ложится в ладонь. Уникальный советский пистолет, не имеющий аналогов в мире. Абсолютно бесшумный – пулю толкают не взорвавшиеся пороховые газы, а поршень, ходящий внутри специальной гильзы. И этот же поршень закупоривает отверстие гильзы после выстрела, не давая газу выйти с шумом наружу. Правда заряда в «Грозе» умещается всего два – но был приказ брать живым, значит и они не должны понадобиться.
Он приближается. Ничем не примечатальный человек. Пожилой, лысый. Его жалко – он ведь ещё не знает что через несколько секунд ему придётся иметь дело с бригадой захвата «Ветер», лучшей бригадой второго отделения спецслужбы разведки.
– Эй, братан, огонька не найдётся?
– Извините, не курю, – даже не остановился, спешит.
– Да стой ты. А сколько времени?
– Часов нет, – спешит, но шаг не ускорил.
– Стоять! – я же изображаю шпану, правильно?
Остановился.
– Что вам надо? – быстрый пронзительный взгляд из-под густых бровей.
– Деньги есть?
– Кто вы такой? – встревожен.
Резко хватаю его за плечо, пытаясь сквозь плащ нащупать и сжать нерв. Краем глаза вижу как из подворотни выходит Малец со своими костоломами. Открывается дверь парадного и вываливаются Нырок и Логопед. Сворачивает в переулок Олег-Волкодав…
Вкус крови на губах, моё тело невесомое и лёгкое, оно лежит на мостовой у поребрика – кто его положил сюда? Как я здесь оказался?
Перед глазами туман, и сквозь него я вижу фигуры вдалеке. Я вижу как расплывается в воздухе рука лысого и его указательный палец уже выходит наружу из глаза Мальца, а вслед за ним вырывается фонтан крови. Малец медленно летит лицом вниз на мостовую, а вместо глаза у него кровавая багровая дыра. На мостовой уже лежат трое костоломов Мальца – шея одного из них вывернута под неестественным углом, изо рта толчками вытекает тёмная струя крови. У другого вырвано горло – сбоку, там где шла артерия, теперь висят лохмотья алого мяса. С двух сторон на лысого налетают Нырок и Логопед – лысый разворачивается на месте, широко расставляет руки, и вот Нырок и Логопед сталкиваются лбами, а в горло им уже одновременно впиваются оба локтя лысого и раздаётся противный скользкий хруст. Но сзади на лысого уже обрушивается Волкодав, и лысый падает под ним, а Волкодав валится на него – сто двадцать пять килограмм сплошных мышц и сухожилий. Голова моя смотрит чуть вверх, поэтому мне не видно что там происходит, но что-то смачно чавкает, снова раздаётся хруст, и вот лысый уже на ногах, с его руки стекает кровь, а Волкодав всё ещё лежит на мостовой.
Но я же старший? У меня же «Гроза» – у одного меня. И рука у меня по-прежнему в кармане, а палец лежит на курке, как и положено по инструкции. Надо только приподнять дуло и нажать на спуск – пуля пробьёт брезент кармана.
Я резко поднимаю дуло спецпистолета в кармане, но вдруг лысый исчезает и оказывается чуть сбоку, я перевожу дуло и стреляю, но он оказывается уже надо мной и в крохотную долю секунды я успеваю разглядеть спокойные стальные глаза и окровавленную руку с расставленными пальцами, поднятую для удара. И мир взрывается радужной пеленой и уходит, растворяясь в вечном покое непонятного цвета, неизвестной формы, невозможного звука и небывалого запаха. Навсегда.
– Значит он спокойно ушёл, и ваши люди ничего не смогли сделать?
– Товарищ генерал-лейтенант, но…
– Без «но». Я прочёл ваш письменный отчёт, ничего нового вы мне не скажете, правильно? У меня не укладывается в голове как восемь – я подчёркиваю! – восемь тренированных боевиков элитного разведкорпуса могут упустить одного – подчёркиваю! – одного агента, пусть даже сильного агента американской разведки? Что вы молчите, отвечайте, Плеханов.
– Товарищ генерал-лейтенант, вы правы, мне больше нечего добавить. – Плеханов развёл руками. – Я потерял восьмерых лучших людей – пятеро погибли сразу, двое скончались в реанимации госпиталя, один, по кличке Нырок, остался навсегда парализованным. Если бы он потерял ещё и речь, мы бы вообще ничего не узнали о случившемся. Мне нечего больше добавить, я готов завтра представить рапорт об отставке!
