Под Новый Год все гадали: Хозяйка на кофейной гуще, Кот — на сметане, Мышь — на хлебных крошках.
А Бог смотрел на них и думал: "Ну куда им без Меня?"
Зима. Стужа. В лесу под сугробом лежит Волк и думает о себе, о Волчихе, о голодных Волчатах.
А по другую сторону сугроба спрятался Заяц и думает о том же: о Волке, о Волчихе, о голодных Волчатах…
— Заходите, пожалуйста, — вежливо приглашает белоснежная Скатерть разнообразные Яства, — располагайтесь поудобнее, будем веселиться!
— Больно-то хотелось, — краснея винными пятнами, морщится она после ужина, стряхивая с себя многочисленные крошки и словно не замечая того, что от ее собеседников осталось одно воспоминание.
Кусок Рафинада лежал в сахарнице и очень гордился своей белизной. А рядом дымилась чашка с Черным Кофе, источая в воздух тонкий аромат.
— Однако чего-то не хватает, — заметил Хозяин, попробовав Кофе. Он ловко ухватил Кусок Рафинада щипчиками за бока и бросил его в чашку. Сахар булькнул от возмущения, почернел от досады и на глазах растворился.
И Кофе стал сладким, хотя и не менее черным. Впрочем, гордиться своим совершенством ему тоже пришлось недолго.
— Ах, — восклицает утром Солнце, восходя над миром, — какая же она сонная, эта Земля!
— Ну что вы там суетитесь, — замечает оно в полдень, — бежите неизвестно куда…
— Глаза прямо слипаются, — сонно молвит светило, скрываясь вечером за горизонтом.
— Баиньки.
А у человека все только еще начинается.
Когда-нибудь я сколочу себе плот и отправлюсь на нем в путешествие по большой реке.
Но ведь сначала мне придется вырастить деревья и выплавить из руды железо, чтобы сделать себе пилу, топор и гвозди.
Лучше мне с этим не заводиться.
Мой диван меня обожает. До неприличия.
Утром, чтобы встать с него, мне каждый раз приходится буквально разрывать его объятия, и он очень обижается.
Но до чего же хорошо нам вечером!
Многие люди мечтают о пенсии.
А я — о школе. О первом классе. О "жи" и "ши", гнушающихся буквой "ы".
Как это жестоко — знать, что выученная грамматика не пустит тебя снова за детскую парту!
Как меня в школе мучил учитель литературы!
Я никак не мог понять, чего он от меня ждет. А все было очень просто: он хотел, чтобы я выражал свои личные мысли, и они совпадали с его собственными.
Плохо он меня выучил.
У меня какая-то глупая совесть. То и дело напоминает о том, что было когда-то.
Лучше бы глядела вперед.
За что меня в жизни любили женщины — непонятно. По-моему, я вел себя очень глупо.
Впрочем, они, может быть, и сейчас бы меня любили. Но я поумнел и не даюсь.
Бог, мне кажется, чего-то от меня хочет. Но прямо не говорит. А я, пользуясь этим,
делаю вид, что вовсе не при чем.
Одни люди умеют жить, другие — работать.
А третьи чередуют одно неумение с другим.
Мужчина всегда думает, что знает, чего хочет. И в этом он ошибается. Он этого не знает. Зато это хорошо знает женщина. Но только про него. А чего хочет она, не знает даже Бог, сотворивший Небо и Землю.
Когда у меня болит душа, я прямо в одежде ложусь на диван, сворачиваюсь калачиком и дремлю, мечтая, чтобы мой ангел-хранитель накрыл меня одеялом.
И он так и делает.
Хорошо еврею в России. Просторно. И в Израиль можно уехать. И обратно потом вернуться.
Живи — не хочу!
Наша единственная головная боль — это пятна на Луне.
Что такое свобода слова, нынешнему поколению не понять: она у него есть.
А нашему поколению она не нужна — мы и так привыкли.
Барышни заигрывают, постреливая глазками. А коленки — это уже тяжелая артиллерия.
Как создать великую империю, не уморив четверти ее населения? А впрочем, она так и так со временем вымрет.
Культура — душа народа, и одновременно — чахлая прослойка в пироге Государственности.
Заяц во всех отношениях превосходит черепаху: и подвижнее, и выразительнее, и обаятельнее, и пушистей, и ушастей, — да просто вкуснее, наконец. Непонятно только одно: как жив состоит?
Читая книги, он видел в них себя. Но некоторые оказывались кривыми зеркалами, и он считал их лишенными художественной правды.
Миросозерцание есть не у всех. Оно предполагает отделенность человека от мира: мир — там, а человек — здесь, и снаружи его созерцает, то есть отрешенно рассматривает.
Может ли миру такое понравиться? Разумеется, нет, и он начинает активно возражать.
Людей, которые категорически не слышат этих возражений, совсем немного: это философы и ученые.
Чем правда отличается от истины? Правда предполагает отсутствие откровенной лжи, истина — глубину рассмотрения.
Например, правда жизни нередко противоречит ее истине.
Я многое могу себе внушить. Но не хочу.
Потому что — не поверю.
Моя самость очень любит выражать себя.
А душа по большей части молчит.
Жареная картошка — вкуснее, а вареная — полезней. Но если с укропом, то разница исчезает.
А без любви вообще не проживешь.
Дети бывают удачные и неудачные. А если честно, то похожие на родителей или другие.
А родители бывают справедливые и несправедливые. А если злые, то это и не родители вовсе.
Понимание чего угодно — дар Божий. А обмануть Бога трудно, поэтому попытки понять что-либо самостоятельно обычно оканчиваются провалом.
Бог говорит человеку: иди ко Мне. И человек идет, а сам для себя думает, что занимается коммерцией, наукой, искусством…
Смысл любого действия тоньше его самого. Но с этим бывает очень трудно примириться.
Меридианы одинаковые, а параллели — разные. Поэтому меридианы сходятся, а параллели — нет.
Атеизм — странная теория. Как можно доказать НЕ существование Бога, когда даже с Его существованием — и то упаришься?
Мудрецы говорят — познай самого себя. А если мне интересны другие? Что тогда лучше — лицемерить или самовольничать?
Нет ничего противнее требования любви. А если ее нет и не предвидится? Что тогда — лгать себе и другим, или же красть — опять-таки, у кого? У Всевышнего?
Хорошо государственному человеку, когда государство сильное — есть чем гордиться, да и в обиду оно не даст.
А если государство слабое — тем более хорошо, можно поживиться за его счет.
Куда ни кинь — одни сплошные выгоды.
Есть ли в народе мудрость? По идее — должна быть. Однако на практике ее незаметно. Скрывает, должно быть, от абы кого.
Может ли русский человек воевать с немцем? Может. А с американцем? Тоже, наверное, хотя это и глупо. А с украинцем? Нет, никогда. Не воюется с хохлами.
Чувство юмора развивал у Себя Бог, когда творил этот мир, громоздя одну нелепость на другую.
Кое-что и людям перепало — по Его недосмотру.
Каждый вечер ко мне в голову приходят мысли. Но свои — редко, чаще чужие. И что с ними делать, я не знаю.
Вот — в тетрадочку записываю.
У моего народа есть душа. И он ее бережет. Чужим не показывает.
Да и сам не очень-то смотрит.
Одиночество должно приходить к человеку вечером. Утро и день предлагают столько впечатлений, что уже и не важно, сколько тебя.
А вечернее одиночество — это святое.
Лук — овощ, который много себе понимает. Он знает, что правильно жарить его умеют только в Одессе. Но даже и там это делают, не отходя от сковороды и непрерывно его помешивая — до золотистого цвета.
Умеют некоторые себя поставить.
Все люди, испытавшие счастье, как один, говорят, что оно мимолетно.
И так же дружно умалчивают, сколько оно требует труда.
И смирения.
Гордость — нехорошее слово. Вежливый заменитель чванства.
Мне скажут: а как же гордость своим народом? Это же хорошо!
Хорошо — если идет рядом с искренним стыдом за него.
Заварочный Чайник считает себя украшением стола. И очень огорчается, когда
Хозяйка, заварив чай, надевает на него ватную Бабу.
— Я и так не простужусь, — захлебывается он через носик.
— А мне что, не надо телу-то погреть? — возражает Чайнику Баба, уютно усаживаясь сверху.
А хозяйка, не слушая их, аккуратно расставляет на столе чашки и блюдца.
Настольная Лампа усердно освещает письменный стол.
А под потолком висит Хрустальная Люстра и страшно зазнается.
— Я — главная, — поучает она Настольную Лампу. — Меня всегда включают первой! И я освещаю всю комнату!
И Настольная Лампа уныло опускает голову, признавая свою вторичность.
Но есть и у нее в жизни светлые минуты — когда, объединившись с Люстрой, они вместе презирают Маленький Ночничок, чуть мерцающий вечерами у кровати Хозяина.
Сомнение — неприятная вещь. Особенно когда сомневаешься в том, в чем абсолютно уверен. Но вот что интересно: чем скромнее человек, тем меньше сомнения его мучают.
Как грабители, которые видят, что у жертвы кошелек тощий.
Дверной Звонок очень экспансивен — он буквально кричит Хозяевам, кто пришел к ним в гости. Хороший это человек или плохой, взрослый или детский, юноша или девушка.
Но когда Хозяева его не слушают и задают глупый вопрос: "Интересно, кто бы это мог быть?" — Звонок очень обижается и замолкает. И Хозяин долго и тщетно пытается найти в Звонке неисправность, хотя достаточно просто извиниться.
Дороги судьбы всегда проселочные. Даже если человеку кажется, что он едет по ним на лимузине. Однако, присмотревшись, легко увидеть, что ноги — в пыли.
Судя по всему, загробная жизнь — не сахар. Иначе бы почему к ней надо так долго готовиться?
Все основное в моей жизни уже сделано. И произошло. И торопиться и стремиться толком некуда.
Когда же окружающие это поймут?!
Материалист — это человек, признающий реальным лишь то, что для него материально. О том, что материально для других, он старается не думать.
Довольно часто за отчаянием стоит упорное нежелание человека сменить тему, давно себя исчерпавшую.
Когда мне не спится, я кручусь на своем диване, и он сочувственно постанывает мне своими пружинами. А потом из глубины его чрева выползает мягкое облако, путающее мои мысли и превращающее их в цветные картины…
Ни одному ценителю искусства не придет в голову рассматривать картину, начиная с ее левого нижнего угла и кончая правым верхним.
Почему же книгу надо читать по порядку страниц?! В это верят только очень наивные авторы.
Вера бывает наивная и принципиальная. Например, истинный поэт наивно верит в силу слова и принципиально — в свое предназначение.
Вера, надежда и любовь суть различные приправы к блюду Жизни. А роль картошки в нем играет работа.
Форма помогает содержанию появиться на свет Божий. Однако, встав на ноги, Содержание быстро об этом забывает и начинает вести как бы независимое существование.
Повадился кувшин по воду ходить — тут ему и голову сломить.
Искусство жить предполагает использование мысли лишь в тех случаях, когда это абсолютно необходимо.
Пафос зрелости плохо понят философской мыслью. Видимо, потому, что она никак не свяжет концы и начало.
Я заметил, что читатель литературной критики обычно не удостаивает своим вниманием исходное произведение.
И критики знают это с самого начала.
Зарытые в глубинах собственного компьютера файлы с черновиками — сущий клад для писателя. Главное при этом — не натолкнуться на дневники Толстого, случайно вылетев в Интернет.
Месть — нехорошее занятие. Но иногда без нее не обойдешься. И лучше при удобном случае острой булавкой подколоть обидчика, чем всю жизнь носить против него тяжелый камень за пазухой.
А несогласные могут дальше не читать.
Квартирная Дверь очень не любит открываться.
— Вот еще что удумал, невесть куда ни свет ни заря отправляться, — недовольно скрипит она утром, провожая Хозяина на работу. И поплотнее закрывается на замок до вечера.
Однако ближе к его возвращению настроение Двери смягчается:
— Ну, если вовремя, и ключи не потерял, тогда, стало быть, впущу, — добродушно разрешает она Хозяину себя отворить.
Но тут же поскорее закрывается снова — от греха.
Дождь несет Земле благодать с Неба — и понимающие это растения сразу же расцветают.
А глупые люди раскрывают зонтики или прячутся под крышей.
Хотя именно с нее начал дьявол свои козни против Всевышнего.
Фальшь — это не то, чего можно избежать. Фальшь — это то, чего следует стыдиться.
И в тех случаях, когда неизбежно фальшивишь, петь потише.
— Поскольку мои учителя — не боги, то, значит, Бог мне не учитель! — заявил Скептик.
— Но чему-то в жизни ты все же выучился, — заметил Мудрец.
— Это иллюзия, — нашелся Скептик.
— Не большая, чем Я, — обиделся Бог.
Школьники слишком поздно понимают, что отметки за обучение их учителя на самом деле ставят себе.
Вначале Бог создал Законы и Понятия. И уж потом — Вселенную, чтобы было чем управлять и что понимать.
А человек идет в обратном порядке.
Когда Облака закрывают Землю от Солнца, оно быстро начинает скучать.
— Как там, интересно, без меня живется? — беспокоится Светило. — Наверное, спят все до единого. Надо бы их разбудить.
И Солнце пристально смотрит на облачную завесу, надеясь проткнуть ее хоть одним своим лучиком.
Но что такое "темно" и "холодно", Солнце не знает.
Медлительные Перистые Облака свысока взирают на Кучевые.
— Эй, там, внизу, белая баранина, — дразнятся они. — Чего суетитесь попусту?
Но когда Кучевые Облака собираются в огромные горы и, чернея, угрожающе сверкают молниями, Перистые Облака незаметно тают, стараясь не привлекать к себе особого внимания.
Громыхать-то они не умеют.
Если у человека отнять все лишнее, останется одна душа. А если вынуть и душу, то на ее месте поселится злой фантом.
Прямолинейность до добра не доводит.
Восточные мудрецы говорят, что Бог — один, а вот пути к нему — разные.
А может быть, наоборот: путь один, но разных людей он приводит к разным Богам?
Трудно с единобожием и монорельсом.
Когда я что-то рассказываю своему Богу, Он меня внимательно слушает, а черт всячески перебивает. А потом пытается отвечать от Божественного имени.
И я прекрасно вижу эти чертовские уловки, но не могу понять одного: как Бог их не замечает?
Вечерние сумерки смазывают четкие контуры домов, давая Большому Городу отдохнуть от напряжения Дневных Страстей.
Но Город не начинает отдыхать — он на минуту теряется, не зная, что делать дальше, и с наступлением темноты радостно погружается в Ночные Страсти.
Земля не доверяет Небу — оно слишком непостоянно. То облака, то туман, то дождь со снегом.
Зато Небо, как может, развлекает Землю, посылая ей разные подарки: облака, туманы, дожди, снег.
И Земля нехотя принимает небесные дары, радуясь не столько сама, сколько за своих детей: травы, цветы, деревья.
В русском характере — ссылаться на судьбу: "Так получилось".
А в американском характере — личная воля: "Я так решил".
Но между Россией и Америкой лежат два океана — Тихий и Атлантический.
И никто об этом не думает.
Подушка — очень нежное существо. Она так обнимает Голову! Но Голова полна своими мыслями и крутится во все стороны, не обращая на Подушку никакого внимания. И несчастная Подушка от такого пренебрежения делается худой и жесткой.
А от ударов кулаком в бок нежности в ней не прибавляется.
Эмоции располагаются между словами художественного произведения, а мысли — между его строками.
А текст сам по себе — основа для будущих словарей.
Хороший писатель заботится о смысле, средний — о словах, а графоман — о бумаге и ручке.
И что самое интересное: у каждого — свои читатели!
Слова, которыми пользуются поэты и писатели — разные, не говоря уже о просто болтающей публике.
Так для настоящего музыканта ре-диез и ми-бемоль — разные ноты, хотя клавиша на рояле — одна.
Несчастные люди — разные. Одни просто страдают, а другие делают это с чувством.
Скромность украшает человека, но сильно обедняет его трагедию.
Человеку, жалующемуся на бедность, мне всегда хочется задать вопрос: "А кому в своей жизни ты конкретно полезен?" И если в ответ звучит: "Да кто они такие?!" — то, значит, Бог на Своем месте.
Хрустальная люстра — не только главное украшение комнаты; она еще и мелодично звенит, украшая хозяйский слух.
— А ты — слишком яркая и горячая, голая и примитивная до изумления, — объясняет Люстра Лампочке, светящейся у нее внутри.
И Лампочка, не умея возразить, от огорчения перегорает.
Впрочем, Хозяин быстро меняет ее на новую.
Фотография — убийца жизни. И одновременно творительница другой, мертвой жизни, с остановившимся временем.
И в комнате, где по стенам висят фотографии, течение времени замедляется, а иногда и прекращается вовсе. И тогда люди на фотографиях становятся живее настоящих.
Островерхие крыши помогают человеку удерживать тяжесть неба.
А для тех, кто ее не чувствует, годятся и плоские.
Встав слишком близко к Богу, человек рискует бросить тень на весь мир.
Первым признаком ослабления Божественной силы будет повсеместное исчезновение атеистов.
Бог создал этот мир не плоским, а с выдумкой. Однако некоторым людям она не нравится, и они пытаются ее не замечать, называя себя атеистами.
Формулы ничего не объясняют и объяснить не могут. Они похожи на железные щипцы, которыми можно держать раскаленное добела чудо Жизни.
Но искры все равно летят во все стороны.
Не стоит искать Божественную печать на изнанке мира.
Атеист — это человек, воспитанием которого Бог пока занимался лишь косвенно.
Чайная Чашка не любит, когда в нее наливают Чай — он нахальный, горячий и оставляет следы.
Гораздо лучше гордо стоять в чистоте на парадной полке. И риска, что разобьют, куда меньше.
Гладильная доска вечно тоскует по Утюгу — он такой горячий, страстный, ласковый. Увы! Между ними всегда возникает какая-нибудь Блузка или Юбка, которой и достаются все его поглаживания.
Круглый Обеденный Стол очень стыдлив, и поэтому Хозяева всегда прикрывают его скатертью. Дело в том, что у него с детства кривые ноги, в отличие от Письменного Стола, гордо выставившего свои блестящие пряменькие на всеобщее обозрение.
Но зато по большим праздникам Обеденный Стол раздвигается, превращаясь в Праздничный, и всем гостям за ним хватает места, и они так этому радуются, что Обеденный Стол забывает про свое тайное горе.
Тайный враг Хрустальной Люстры — Выключатель. Маленький, серый, невзрачный, он умеет лишить ее блеска и очарования в одно мгновение.
И хотя он же Люстру и зажигает, это не имеет значения: его вина абсолютна!
Пест не слишком-то жалует Орехи, забирающиеся в Ступку.
— Бух — и долой, бух — и долой, — рассуждает он. — Нечего к нам без спросу-то являться!
И Ступка с ним полностью солидарна.
Каждый человек должен что-то оставить после себя. А самому попадать в Историю не обязательно.
Грязно там.
Школа ничему не учит. Зато она приучает: списывать, обманывать, лицемерить, унижать и терпеть унижения. А знания, которые она нехотя выдает — это тощий соус к блюду Общей Социализации.
Интересно, что к слабым людям обычно подкрадываются сильные Соблазны — видимо, привыкли действовать наверняка.
Стоит только перейти к сексуальным отношениям, как все остальные куда-то деваются.
Сколько русских людей переживало свою моральную смерть как гибель России!
Я не прошу тебя больше ни о чем.
И не скажу тебе больше ни слова.
Ни единого.
!!!
Если сомневаешься в себе — ищи Бога. Если сомневаешься в Боге — ищи себя.
В любом случае оно того стоит.
Не в кулинарном рецепте истина, но в руках повара.
Не учебник сдает экзамен, но студент.
Поэт не знает счастья читателя.
Сибирь настолько огромная, что только разумом ее и обнимешь. А автодорогами — никак.
Настоящее искушение ничего особенного не делает. Оно просто есть — и этого хватает.
Нежная, ласковая, пологая Волна безмятежно странствует по морским просторам.
Однако при виде Берега ее настроение резко меняется.
— Что же, он думает, будто я так сразу паду к его ногам? — возмущается Волна, пенясь от гнева и вставая во весь свой исполинский рост.
Но Берег привык к женским штучкам и, нисколько не испугавшись, принимает в свои объятия то, что от Волны остается — немного пены и парочку луж, быстро уходящих обратно в море.
— А вот и я! — сказала Горизонтальная Морщинка, появившись на Лбу.
— Откуда ты взялась? — удивился Лоб, и Морщинка превратилась в Морщину.
— А я тоже есть! — заявила Маленькая Вертикальная Морщинка, ранее притворявшаяся Складкой.
— Уходи отсюда! — нахмурился Лоб, и Маленькая Вертикальная Морщинка превратилась в Большую Вертикальную Морщину.
И теперь так просто они не уйдут.
Когда человеку не хватает силы жить, он просит ее у Бога. И те, кому Он помогает, становятся верующими. А остальным психологически проще объявить себя атеистами.
Бескорыстное добро прочно связывает людей. И развязать их после этого может только бескорыстное зло.
Сила воли это инструмент, превращающий желание в намерение.
А сила, превращающая намерение в результат, называется терпением.
Разум дан человеку для того, чтобы отличать свою волю от Божественной.
А мудрость — чтобы замечать, когда они совпадают.
Человек, привязанный к прошлому, чувствует себя как дворовый пес на цепи.
Человек, привязанный к будущему, ощущает себя ишаком, которого тянут за узду.
Человек, привязанный к настоящему, подобен белке, крутящейся в колесе.
Мудрец, пребывающий в Вечности, привязан к Ней, как младенец к материнской груди.
Человек, умеющий думать, и пустую мысль заставляет работать на себя.
Человек, раздираемый желаниями, подобен зайцу, оказавшемуся между волком и медведем.
Человек, раздираемый сомнениями, подобен рыбе, выброшенной на берег.
Человек, лишенный желаний и сомнений, подобен верблюду, пересекающему великую пустыню.
Королевская Кобра очень гордится своим капюшоном и любит выставлять его напоказ. А того, кто не обратит на него внимания, Кобра может и ужалить — больше для острастки.
Способности и Возможности человека вечно борются за его душу.
А душе, честно сказать, гораздо легче без них.
Серьезное размышление требует успокоения ума. А несерьезное обходится вовсе без него, и успокаиваться приходится окружающим.
Критиковать глупые мысли не лучше, чем метлой разгонять облака — и хлопот не оберешься, и туман не рассеется.
Наполнив Лужу до краев, Ливень устал и начал пускать в ней пузыри, а Грозная Молния превратилась в Разноцветную Радугу. И только вечно недовольный Гром еще поворчал, прячась в уходящую Тучу.
Индюк не чванится — он просто большой, красивый и с хорошей осанкой. А что петухи ему завидуют и индюшки оглядываются — так он выше этого.
Какую книгу я сейчас читаю — это моя тайна. Вот прочитаю, отпереживаю, успокоюсь — тогда расскажу.
Вишне очень нравится горячий медный таз, в котором ее варят, и от удовольствия она вся оказывается в сладком сиропе и покрывается румяной пенкой.
А потом — долгие месяцы в темноте под железной крышкой.
Маленький Ручеек никак не предполагает стать Большой Рекой.
А Большая Река настолько полна собой, что и думать забыла о Ручейках, которыми была когда-то.
Но что-то смутно знакомое ощущает она в многочисленных Рукавах Дельты, по которым впадает в море.
Потолок остро завидует Полу. Там, внизу, такая интересная жизнь: Ковер, Диван, Стулья, Хозяева с Гостями. А тут — только крюк в середине да Люстра на нем.
Но предложить Полу поменяться с ним местами Потолок все-таки не решается.
Кто знает, как оно повернется?
Зеркалу в прихожей совсем не безразлично, кого отражать.
Оно любит веселую Хозяйку и побаивается Хозяина, особенно когда утром перед выходом на работу он рассматривает свои усы.
А Кота Зеркало презирает и не отражает вовсе. Не дорос еще, мелкота.
Писатели притворяются, что они понимают в жизни.
Литературоведы делают вид, что они понимают в художественных произведениях.
А еще выше находятся ангелы и Бог, который мог бы положить конец всеобщему лицемерию, но почему-то этого не делает.
Видимо, так надо.
Человеку нужны спокойствие и надежность — когда его донимает суматоха мира.
А иногда, наоборот, напряжение и риск — когда опостылевает монотонность бытия.
И еще Бог — чтобы вовремя менял одно на другое.
Даже самые расхлябанные люди очень редко опаздывают к самолету. Как-то он их дисциплинирует.
Неужели крыльями?
Море стесняется Берегом. Оно вообще очень стеснительное, и хорошо чувствует себя только на просторе. А все эти заливы и бухты — лишь формальная вежливость по отношению к суше, не более того.
У Сковороды плохой характер. Чуть что она ругается и плюется, и попытки умаслить нисколько не укрощают ее гнева.
Кастрюля — другое дело. Она вместительна и уютна и всегда тихо мурлычет что - то себе самой. И обиженные темпераментом Сковороды Продукты в Кастрюле смягчаются и примиряются со своей участью.
Холодильник считает себя центром Квартиры, то есть Вселенной. Он постоянно чувствует на себе заинтересованные взгляды Детей и Хозяина, и озабоченные — Хозяйки.
И он очень переживает за них за всех и от этого мерзнет, а чтобы спастись от холода, выращивает себе красивую белую шубу.
Не надо его размораживать!
Именинный Пирог знает, на что идет: свечи задуют, а самого разрежут на куски и съедят.
И все-таки он весь, до самой начинки, желает имениннику счастья.
Судьба выбирает человека, а он — способы сопротивления ей.
В отсутствие Бога и человек как-то мельче смотрится.
Ковер не любит, когда из него выбивают пыль — ведь это его память о прошедшей жизни. А лишившись ее, он не молодеет, а глупеет.
У человека столько возможностей заболеть, что совершенно непонятно, как это некоторые до сих пор живы. Однако что такое жизнь, науке тоже не известно.
Серьезная Болезнь — это та, которая умирает вместе со своим хозяином. А несерьезная при случае перекидывается на других.
С чего вы взяли, что у меня "недомогание"? Вот ровно столько я и могу!
Тюлевая Занавеска страшно легкомысленна и склонна волноваться, метаться и заигрывать с каждым встречным Ветерком. И тяжелая Бархатная Штора, висящая у стены, очень осуждает свою ветреную подругу.
Зато вечером, надежно отгородив Квартиру от Внешнего Мира своим бархатным телом, Штора подает Занавеске убедительный пример достойного поведения.
Собрание лесных хищников критиковало Зайца.
Лиса — за слишком короткий хвост.
Волк — за то, что летом серый, а зимой — белый.
Медведь — за несоразмерность лап.
Однако заячий вкус был оценен комиссией по достоинству.
Биллиардный Шар побаивается Кия и недолюбливает его — за прямолинейность указаний. Но зато с какой лихостью он мчится мимо своих друзей прямо в заветную Лузу — как будто сам спланировал свой полет.
Змею Господь создавал как образец гибкости и приспособляемости. А ядовитый зуб — это побочный результат приспособления.
Для чего Бог сотворил дьявола?
— В порядке Самокритики;
— для помощи человеку в интерпретации Своей воли;
— чтобы оттенить Свои заслуги в творении мира;
— чтобы было на кого свалить ответственность за Собственную халтуру;
— чтобы добро и зло стали, наконец, внятно различимы; а главное: что еще сделаешь из пары рогов, пары копыт, хвоста и клочка шерсти?
— Ну подожди, я до тебя доберусь! — сказало Знание Истине.
— Да, но что к тому времени от тебя останется? — заметила Истина.
Заяц может гордиться своими ушами, лиса — хвостом, волк — зубищами.
А что делать лягушонку?
Если бы аист выучился гудеть, как самолет, он мог бы летать, не двигая крыльями.
Но кому от этого было бы лучше?
Парус надувается сам по себе — от собственной важности. От того, на какой замечательной яхте его подняли. От далеких краев, куда ему плыть. И, конечно, от своей неземной красоты.
И ветра, между прочим, без паруса — не видно и не слышно.
Флюгер всегда имеет собственное мнение. А что оно совпадает с направлением ветра — так это заслуга флюгера, а не его бесхребетность.
Алчно преследуя сиюминутную выгоду, человек становится подобным кораблю, не способному держать выбранный курс — и ждать встречи с рифами или мелью долго не приходится.
Слава не только кружит голову — она еще и сбивает шаг, а спокойную рысь превращает в неистовый галоп.
Ангел-хранитель защищает человека, который слушается себя. А того, который не слушается, тоже защищает, но в основном от глупости, а на остальное крыльев уже не хватает.
Некоторым людям вера нужна постоянно, а другим — лишь иногда, в минуты падения. Интересно, что и падают они куда чаще.
Оступившись раз, подняться легко. Оступившись дважды, уже сильно пачкаешься. А после третьего падения придется долго ползти на брюхе.
Наивная вера хороша, пока не разобьется. Но потом ее осколки не склеишь, как ни старайся.
Ум, мудрость и вера хороши, когда дружат. А если начинают цапаться, то хоть живьем в гроб ложись.
У юности — энтузиазм, у зрелости — сила, у старости — безмерное сожаление о том и другом.
Человек плывет в море Упущенных Возможностей. Но очень наивно думать, что лучшее — впереди.
Мир, очищенный от Бога — дьявольская идея. Однако Бог, очищенный от мира — тоже промысел лукавого.
Стул может обойтись без спинки, а кресло — без ножек. А девушке необходимо и то, и другое.
Моральная легкость, с которой в животном и растительном мирах питаются друг другом, смущает только вегетарианцев.
Комар удивительно изящен и строен; и если бы не пищал и не кусался — можно было бы залюбоваться.
Одни люди богов выдумывают, а другие — творят, и разница существенна: первых легко забыть, от вторых трудно избавиться.
Жертв требует не искусство, а неумение работать.
Волк любит зайцев — они его развлекают. Без них в мире чего-то бы недоставало.
Я побаиваюсь людей с могучим умом. У меня лично есть только разум — маленький и увертливый.
Дойдя до пределов, обозначенных ему судьбой, человек склонен думать, что здесь и Земля кончается.
Самое интересное происходит на обочине Жизненного Пути. И там же располагаются знаки дорожного движения.
На поворотах жизненного пути крепче держись за руль, человек!
А тормозить надо было раньше.
Гордая высокая Свеча на глазах тает, превращаясь в маленький Огарок, скромный и молчаливый.
Но сгорает не только парафин Свечи, но и ее гордость и высокомерие, превращаясь в содержание и мудрость.
Остро наточенный Нож приблизился к Картошине, нисколько не скрывая своих дерзких намерений.
Только, пожалуйста, без вольностей, молодой человек, — сразу предупредила его Картошина.
Сделаем все в лучшем виде, не извольте беспокоиться, — и Нож моментально снял с Картошины тонкую кожуру, оставив ее непривычно голой перед миром.
Но ведь меня могут увидеть посторонние, — тонким голосом возопила Картошина, чуствуя, что главные неприятности впереди.
Только не надо щекотать меня под ребрами, — визжала она, пока Нож извлекал из ее белого тела глазки.
Но скоро, всем снова довольная, Картошина радостно булькала под крышкой в приятном обществе Лука и Моркови.
Есть вещи, которые можно увидеть, только заранее про них зная — таковы, например, Гордость, Великолепие и Авторитет. А если не знать, то они вполне могут показаться Чванством, Напыщенностью и Спесью.
Двуспальная Тахта прочно стоит на своих коротеньких ножках, и у нее широкий взгляд на мир, так как она вмещает в себя Мужское и Женское начала одновременно. Однако всему есть предел, и Детского начала Тахта не признает, безжалостно изгоняя его с блестящего атласного покрывала.
