Москва встретила Светлану мелким слепым дождем. Она подивилась своей проницательности и, надев джинсы и куртку, направилась по перрону в том направлении, куда двигался людской поток. Никто из носильщиков и нищих не остановил ее. Даже не смотря на большую сумку, она выглядела москвичкой. Ее уверенная походка говорила, что девушка сейчас спустится в метро, проедет две остановки, пройдет по подземному переходу и, выйдя на улицу, попадет в свой двор, где выросла и живет. Вместо этого она вышла на площадь перед вокзалом и остановила такси, искренне удивившись, что нет очереди, так часто показываемой в кино.
— Куда? — спросил водитель, тронувшись с места.
— Каширское шоссе, голубчик.
— А дом?
— Дом шесть, — немного подумав, ответила Светлана.
Водитель бросил недовольный взгляд в зеркало заднего обзора и прибавил скорость. За окном замелькали каменные громады большого города. Через двадцать минут машина выехала на привычные для Светланы улицы девятиэтажек, а еще через десять — остановилась на троллейбусной остановке.
— Во двор заезжать?
— Не надо, — ответила Светлана, протягивая разноцветную купюру.
— Спасибо, — сказал водитель, отворачиваясь.
— Что, гусары денег не берут?
— Не берут.
— Ну, что же, удачи вам.
— Вам она больше пригодится, — бросил водитель уже через закрытую дверь и резко тронул желтый автомобиль с шашечками.
Светлана направилась в сторону домов по тропинке и скоро увидела то, к чему уже была готова. Место, которое можно было назвать пустырем или свалкой, окружала большая группа людей. Из-за человеческих фигур не возможно было разглядеть, что происходит там, в центре. Над головами зевак возвышались бетонные плиты, сваленные, словно костяшки домино. Светлана ощущала, что сердце бьется сильнее, и в ушах шумит кровь, как после физического упражнения, но этим все и ограничивалось. «Странно, почему я так спокойна?», — пронеслось у нее в голове. Девушка вышла на площадку перед местом катастрофы и осмотрелась. Оказалось, что зеваки не окружили дом полностью, а стоят только с одной стороны, с той, откуда пришла Светлана. Слева и справа находилось около двух десятков машин: пожарной охраны, скорой помощи и неизвестной ей службы с голубыми полосами по бортам. Кроме этого здесь были тяжелые грузовики, покрашенные в цвет хаки, с набором труб и толстых шлангов, напоминавших огромных дождевых червей. Было несколько трейлеров с большими коробками прицепов, пара тракторов и экскаватор. По обломкам бетона ходил человек с большой черной овчаркой. Недалеко от него несколько рабочих в спецодежде сидели на бетонной плите и собирали какое-то устройство. Уже по земле бегали люди в ярко-синих и красных комбинезонах с нашитыми белыми и желтыми полосками на рукавах и спине. Место было огорожено желтой лентой, за которой через равные промежутки стояли солдаты без оружия, если не считать болтавшихся на ремнях штык ножей. Группа милиционеров стояла возле зеленого УАЗика, три человека в белых халатах сидели на коробках и банках. Складывалось ощущение, что еще никто не приступал к разбору завала.
Из невидимого мегафона раздался голос, сообщивший непонятную для девушки фразу, и, как по мановению волшебной палочки, место преобразилось. Из-за стоящего трейлера появилась стрела подъемного крана и стала поворачиваться к завалу. Кинолог с собакой исчезли, и люди в ярких комбинезонах стали карабкаться по груде битого бетона. Теперь место катастрофы больше походило на муравейник. Подъехали две тяжелые машины и неторопливо стали разворачиваться. Судя по проложенной колее, они совершили не по одному десятку рейсов.
Светлана прошла влево, затем вправо, подошла ближе к толпе и прислушалась к разговору, который сводился к обсуждению жутких подробностей катастрофы, рассказам тех, кто здесь был давно и пересказу рассказов очевидцев. Светлану удивило, что среди присутствующих нет ни жильцов дома, ни их родственников и знакомых. Она проходила мимо людей, бросая быстрые взгляды на их лица, и ей становилось сразу понятно, что эти люди никого не потеряли, а пришли поглазеть и развлечься.
Она узнала его сразу. Он стоял возле самого ограждения, опершись на палочку, и по нему можно было только сказать, что он устал. Мужчина преклонных лет, возраст которого скрывала стриженая седая борода, стоял, и, казалось, вот-вот упадет, но почему-то не падал, и это было странным.
Светлана подошла и осторожно взяла его под руку. Он тяжело повернул голову в ее сторону, и их глаза встретились.
— Ради бога, скажите, есть ли живые? — спросила она охрипшим голосом.
Старик отрицательно покачал головой.
— У меня здесь жили родственники, — уверенно соврала Светлана.
Но старик так и не проронил ни слова, продолжая смотреть в одну точку.
— Ты, дочка, подойди к милиционерам, вон они, в машине, — показала пальцем женщина в платке, — у них есть списки, и они тебе скажут, что и как. Они всех родственников опрашивают, как с ними связаться ежели что.
— Где? — переспросила Светлана.
— Да вон.
Она уже давно увидела группу милиционеров. Но никак не могла сообразить, стоит ли идти туда и что говорить, если ей станут задавать вопросы. Так и не решив ничего конкретного, она направилась вдоль ограждения по дорожке из расступившихся людей, кидающих в ее сторону заинтересованные взгляды. УАЗик находился за ограждением, но еще до него, стояло две легковые машины с мигалками, в которых сидели водители в форме. Она постучала в стекло ближайшей машины.
— Простите, с кем я могу поговорить?
Водитель недовольно осмотрел Светлану, открыл дверь и вышел из машины.
— Вы журналистка? — спросил он, рассматривая дорожную сумку.
— Нет.
— Что же вы хотите?
— У меня здесь жили родственники.
— Сейчас, — буркнул водитель, пролезая под ограждение.
Он подошел к группе людей в фуражках и, кивнув в сторону Светланы, стал говорить с человеком в форме полковника. Через несколько секунд он уже шел к машине, по-мальчишески размахивая руками.
— Садитесь в машину.
— Зачем? — спросила Светлана.
— Я вас отвезу в отделение.
— Для чего?
— Вы же хотели поговорить?
— Конечно.
— Здесь вам никто ничего не скажет. Вся информация стекается в штаб, там есть специальные люди, которые с вами поговорят.
— У меня есть с кем поговорить, мне нужно узнать… — Светлана задумалась над следующей фразой, но так и не смогла придумать, что же ей собственно хочется узнать.
— Так вы едите? — переспросил водитель, уже включивший зажигание.
Светлана неторопливо села на заднее сидение. Машина тронулась и покатила прочь. Она выехала на улицу и направилась в сторону, откуда только что приехала девушка.
— Далековато до отделения, — бросила реплику Светлана после продолжительного молчания.
— Уже приехали, — ответил неразговорчивый водитель.
Еще через пятнадцать минут машина въехала во двор, огороженный кованым забором, и остановилась на стоянке, где находилось около десятка иномарок.
— Приехали.
— Здесь? — удивилась Светлана.
— Да, — ответил водитель и вышел.
Он, не оборачиваясь, пошел к входу, крутя на пальце связку ключей. Светлана последовала за ним, перекидывая ремень сумки с одного плеча на другой. В дверях ее остановил дежурный с одной толстой лычкой на погонах и коротким автоматом на плече.
— Куда? — громко сказал он, нагло разглядывая Светлану.
— Это со мной, родственник с Каширского, — сказал водитель, увлекая Светлану за руку.
— Хороший родственник, — ехидно улыбаясь, отпустил реплику дежурный.
Светлана и водитель поднялись по крутым ступенькам на четвертый этаж и оказались в длинном коридоре, перегороженном полупрозрачными дверями.
— Здесь, — сказал водитель, показывая на десяток человек, сидевших возле стены на стульях, — дождетесь своей очереди, вам там все расскажут, — и торопливо припустил к выходу.
Светлана посмотрела на сидевших возле стены людей и ей стало не по себе. Она быстро села на свободный стул и уставилась в пол, стараясь не смотреть вокруг. Минуты тянулись часами, ее стало мутить. Она хотела только одного: поскорее уйти отсюда, чтобы больше никогда не видеть этих людей. Как назло, очередь двигалась медленно. Люди заходили и оставались в кабинете по сорок минут, а оставшиеся продолжали молчать так, словно кричали во весь голос. Наконец, одна женщина не выдержала и тихо-тихо заплакала, прикрыв лицо ладонями. И словно по команде, к ней присоединился другой голос, такой же тихий и беспомощный, словно кто-то не плакал, а просил о помощи, но знал, что она не придет.
