Алешка с удивлением разглядывала калитку, на которую наткнулась в лесу. Калитка как калитка, таких в деревне полно. Некрашеная, покосившаяся… ни забора, ни двора, стоит посреди леса сама по себе. Девушка толкнула ее, ступила, а калитка взвизгнула и захлопнулась. Испугалась Алешка: угодила со света ясного да в темень черную. Сердце стучит, требует ворочаться, а глазам в тот миг отворяется таинственное болото. Неохватные во мху деревья, подобно чудищам-великанам, стоят в недвижной тине, лапами над водой выпростаны их громадные корни. В том дремучем безмолвии блистают на воде диковинные кувшинки. Алешка очарована зрелищем… С лиановых зарослей свешиваются вниз обезьянки и бросают к ногам гостьи изумрудные камушки. Их все больше – кругом все светлее. Под толщей воды что-то мерцает, блестит глянцем – непонятное чудище поднимается из трясины. Вскрикнула Алешка, попятилась и в тот миг услыхала.
– Не бойся, милая, – голос был мягкий, добрый. – Ты лесу моему приветна, миру его живому. Кликнул я тебя, калитку указал. Хочу, чтоб с дарами от меня ушла.
Алешка по сторонам головой повертела, затем поклонилась.
– Спасибо, хозяин добрый. Бабушка не велит брать чужого. Сказывает, коль в руки само идет – не иначе как нечисть подле.
Вдалеке за болотом восходила луна, золотистой дорожкой воду устилала. Алешке подумалось: не она ли говорит. А голос отозвался снова.
– До тебя тут многие побывали… Уносили – сколько унести могли. Ты одна устояла…
С лианы сползала вниз красивая, радужная змея. В ее пасти сверкал крохотный изумруд.
– Это самое дорогое, что есть… – сказал голос. – Он мал, но вершина его недосягаема! Возьми на память обо мне!
Сквозь листву пробивались солнечные лучи, падали на лицо. Алешка открыла глаза. Вокруг привычный лес: ни болота, ни калитки.
«Так это был сон… – девушка улыбнулась, – какой чудесный сон!»
Разжала кулак и ахнула – на ладони сверкал камушек. Тот самый. Побрела Алешка домой в раздумьях, рассказала бабушке про сон, камень показала. Та помрачнела.
– В старину знали: есть на земле болото с богатствами невиданными. Еще дед мой сказывал: много люда через то богатство сгинуло. Уж не то ль болото, ни лешего ль голос?
– Добрый он, бабушка и ласковый.
– Зверя и змею не тронь – не укусят. А вот беса лесного стерегись, – бабушка торопливо перекрестилась. – Он с человеком по-человечьи, со зверем и птицей по-лесному, а сказывает голосом юноши.
Утром прибежал друг Егорка, звал кататься верхом. Алешка отругала парня, что хозяйского коня одного на пастбище бросил да отправила обратно. А к вечеру по деревне молва пошла: коня украли, а Егорку бросили в подпол. Заплакала Алешка, загоревала. Два дня места себе не находила, а на третий решила идти искать коня. Стала бабушка отговаривать внучку, да та стояла на своем.
Спозаранку обняла Алешка бабушку, пошла вдоль речки и сама того не заметила, как ноги понесли ее к лесу. Знакомо скрипнула калитка… То же дремучее болото, те же кувшинки в нежном цвету… да что-то привиделось в лесной куще. А как разглядела – вздрогнула. Маленький, сгорбленный карлик таился за зарослью, седая копна волос доставала до тины.
– Я не причиню тебе зла, Аленушка, – откликнулся старец. – Знаю: путь твой нелегкий, потому показался тебе.
Осмелела девушка, спросила:
– Откуда знаешь, как звать меня!? Бабушка кличет коротко Алешка. Все так стали… Ты один Аленушкой назвал.
– Все живое в лесу переговаривается. Птицы и звери все про всех знают.
Насторожилась Алешка, вспомнила слова бабушки: говорит голосом молодого, с человеком по-человечьи, со зверем и птицей по-лесному. Поклонилась она в пояс старцу:
– Прощай, хозяин лесной. Скажи только, как вспоминать мне тебя.
– Леший я.
– Леший!? – Алешка попятилась.
– Постой, милая! Я укажу путь, где идти тебе за конем.
Девушка замерла. Сердце ее от страха колотилось.
– Пойдешь по дороге прямо, где солнце встанет. Минуешь тридцать деревень и три царства. Откроется тебе поле маковое. От него до царства Макового рукой подать… Там и отыщешь коня своего!
Старик положил что-то в кувшинку, подтолкнул к девушке.
– Возьми на удачу. Меня до 100 лет хранил и тебя охранит.
Алешка подняла зверушку из меха. Это был оберег!
– Как же ты без него, дедушка?
– Ступай, милая. Может, еще свидимся…
Дорога вела Алешку прямехонько туда, где спозаранку солнце вставало. Тридцать деревень миновала она, три царства да поле красное от маков. На одиннадцатый день ступила на землю царства Макового. Как увидела дворец – ахнула, такого величия зреть не приходилось. Но не ведомо было ей, что таилось за тем величием.
Тропинку к царской конюшне указали люди добрые. Вела она к подлеску. Забором из речного камня огорожена была конюшня, у дубовых ворот стража, ни пройти, ни прошмыгнуть. Ходила девушка вокруг да около, заглядывала в щелочки, пока не прогнали.
Брела Алешка по лесу и плакала. Кружила меж сосен, горевала, да не сразу клик услыхала. Обернулась – перед ней старик.
– Милая, что есть на свете такого, из-за чего слезы градом!?..
Сказала Алешка, что отыскала пропажу, а она в неволе под замком.
– Эхе-хе, – вздохнул дед. – Тут все в узде, и ходу нет, и мочи скинуть нет.
Алешка утерла слезы.
– Поделись, дедушка… Камень души всегда легче вдвоем нести.
Старик опустился на пенек.
– Снится мне каждую ночь сон один: будто дворец – посередь болота… а государев трон в болотном смраде вязнет. Не к добру это… Прежде царевич сгинул, теперь вот царь… Непонятное творится в государстве. А еще объявилось в моей конюшне чудо невиданное: конь-огонь!
У Алешки вмиг пересохли слезы, забилось сердце. А дед продолжил.
– Строптивый, необъезженный… собой хорош! И где только такой уродился!?..
– В Грибном! – не удержала радости Алешка.
– Да вот беда… – вздохнул дед. – Близко никого не подпускает, сколь дней уж ни ест, ни пьет… Угасает чудо природы.
– Это Бес! – вскричала Алешка, стала поднимать старика. – Скорее идем.
Она увидела коня – и сердце ее сжалось. Он был понур, безучастен, кожа потускнела.
«Бес!..» – кликнула Алешка.
Старик увидел, как по крупу коня побежала волна дрожи. Привядшие уши подтянулись, голова дернулась, он стал вскидываться. Алешка бросилась к коню, обняла за шею. Старик не мог совладать с собой, ком в горле мешал ему дышать. Девушка рассказала, что коня выкрали, а Егорку посадили в подпол.
– Теперь я нашла его, а вызволить мочи нет.
– Не грусти, – сказал дед. – Солнце на вечерней зорьке служанкой провожают, а с рассветом царицей величают!
Три дня Алешка возилась с ослабленным конем: водила к сочным травам, к чистому ручью, купала в голубом озере. И однажды сказала деду, что на опушку выходит лев и глядит на них с Бесом.
– Его Алешенька приручил. Уж три года, как сгинул царевич… а зверь все выходит…
– Жалко, – девушка грустно улыбнулась. – Значит, царевича, как и меня, Алешкой звали?
– Уродился-то он Алешенькой, но царь звал его Лешим.
– Лешим? – удивилась девушка.
– Едва мальчик научился говорить, стал рассказывать, о чем говорят птицы и звери в лесу.
– И у нас есть Леший! – воскликнула Алешка. – Только настоящий. Он отдал мне свою обезьянку! Вот…
Она показала зверушку. Старик глянул и поменялся в лице. Его губы свело так, что он не мог выговорить и слова.
– Что с тобой?! – испугалась Алешка.
– Не может быть… Не может быть… – повторял старик, – это оберег старой цыганки… Алешенька никогда не расставался с ним.
Холодок побежал теперь по Алешкиной спине. Старик рассказал, что после смерти царицы простая экономка втерлась в доверие царя, а царевича возненавидела лютой ненавистью. Чтобы ублажать государя, она по всему свету скупает породистых лошадей и устраивает для него праздники.
Старика не было два дня, на третий он объявился. Ему удалось узнать, что самозванка за день до исчезновения царевича побывала в заколдованном лесу. Дед с Алешкой сговорились ночью идти в тот лес.
Путь был не близкий, лошади шли шагом. Девушка спросила, почему лес называется «заколдованным», старик ответил: люди поговаривают о чертовщине в нем. Когда дорога пошла под гору, перед ними открылся абсолютно круглый, словно на блюде, лес. Подъехали – спешились. И только подошли к кромке, как оглушительный удар молнии сотряс «лесное блюдо». Старик с Алешкой испугались, попятились. Лес зашелся грохотом, ливнем. Под ясным ночным небом в лесном круге разбушевалась небывалая гроза.
