Критянин повернул через ворота в высокой кирпичной стене, окружающей дом возле Риджентс-парка, шагнул в кустарник, сливаясь с тенями. Он взглянул на светящийся циферблат своих часов. Без десяти минут семь, что означало, что у него было немного времени в запасе.
На нем была темная куртка-анорак, из кармана которой он достал маузер с выпуклым глушителем на конце ствола. Он проверил действие и сунул его обратно в карман.
Дом был достаточно внушительным, чего и следовало ожидать, поскольку он принадлежал Максвеллу Джейкобу Коэну — Максу Коэну для его друзей. Помимо всего прочего, председатель крупнейшего производителя одежды в мире, один из самых влиятельных евреев в британском обществе. Человек, которого любили и уважали все, кто его знал.
К сожалению, он также был ярым сионистом, что является значительным недостатком в глазах определенных людей. Не то чтобы это беспокоило критянина. Политика была чепухой. Игры для детей. Он никогда не задавал вопросов о цели, только о деталях, и в этом случае он тщательно их проверил. Там были Коэн, его жена и горничная — больше никого. Остальные слуги выжили.
Он достал из кармана черный шлем-балаклаву, который натянул на голову, оставив открытыми только глаза, нос и рот, затем натянул капюшон куртки, вышел из кустарника и направился к дому.
Мария, испанская горничная Коэнов, была в гостиной, когда раздался звонок в дверь. Когда она открыла его, она испытала сильнейший в своей жизни шок. Призрак перед ней держал пистолет в правой руке. Когда губы шевельнулись в непристойном разрезе на шерстяном шлеме, он несколько хрипло заговорил по-английски с сильным иностранным акцентом.
— Отведите меня к мистеру Коэну. Мария открыла рот, чтобы возразить. Пистолет был угрожающе вытянут, когда критянин вошел внутрь и закрыл за собой дверь. — А теперь быстро, если хочешь жить.
Девушка повернулась, чтобы подняться по лестнице, и критянин последовал за ней. Когда они шли по лестничной площадке, дверь спальни открылась, и появилась миссис Коэн. Она жила со страхом перед такого рода вещами уже несколько лет, увидела Марию, человека в капюшоне, пистолет и рефлекторно отскочила назад в спальню. Она захлопнула и заперла дверь, затем подбежала к телефону и набрала девять-девять-девять.
Критянин подтолкнул Марию вперед. Горничная споткнулась, потеряв туфлю, затем остановилась у двери кабинета своего хозяина. Она поколебалась, затем постучала.
Макс Коэн ответил с некоторым удивлением, потому что это было строгое правило дома, что его никогда нельзя беспокоить в его кабинете до восьми вечера. Он осознал, что Мария стоит там, без одной туфли, с ужасом на лице, а затем ее оттащили в сторону, и появился критянин с пистолетом с глушителем в руке. Он кашлянул один раз.
Макс Коэн в молодости был боксером, и на мгновение мне показалось, что я снова на ринге. Хороший сильный удар в лицо, который сбил его с ног. А потом он лежал на спине в кабинете.
Его губы пытались сформировать слова самой распространенной еврейской молитвы, которую читает любой еврей, последней молитвы, которую он произносит перед смертью. Слушай, 0 Израиль. Господь, Бог наш, Господь един. Но слова отказывались приходить, и свет очень быстро угасал, а потом была только тьма.
Когда критянин выбежал из парадной двери, в конце улицы появилась первая полицейская машина, которая ответила на звонок, и он услышал, как другие быстро приближаются. Он метнулся через сад в тень и перелез через стену в другой сад. Наконец, он открыл ворота, чтобы через несколько мгновений выйти на узкий переулок. Он опустил капюшон, снял шлем-балаклаву и поспешил прочь.
Его описание, полученное от горничной экипажем первой полицейской машины, прибывшей на место происшествия, уже передавалось по радио. Не то, чтобы это имело значение. Пара сотен ярдов, и он затерялся бы в зелени Риджентс-парка. Прямо до станции метро на другой стороне, пересадка на Оксфорд-серкус.
