Хороший день начинается с солнечной погоды, пения птиц за окном и чашки ароматного кофе. Плохой — со звонка Олега Банникова.
Говорят, у каждого из нас есть особая миссия. Если это действительно так, то миссия Банникова — портить мне жизнь. Не то чтобы он делал это изо дня в день, но появлялся в моей жизни ровно тогда, когда в ней должно было произойти что-то судьбоносное — то, что вот-вот изменит ее в лучшую сторону…
Вот как сегодня — у меня долгожданное первое свидание (ну, почти).
Я собиралась как следует выспаться, а этот тип меня разбудил! В субботу! Утром! Ну что за срочность?
— Алё-ё-ё…
— Ты была обязана закончить работу еще в среду! А сегодня какой день?
— Олег Сергеевич, те папки наверху… я просто не смогла их достать!
— Надо же, — голос в трубке язвительнее некуда, — а я-то думал, что «доставать» — как раз один из немногих твоих талантов!
Я стиснула зубы, чтобы не ляпнуть в ответ лишнего.
Я сильная, я смогу сдержаться!
Надо только чуть-чуть потерпеть, и я такое этому гаду устрою!
Ведь у меня есть замечательный план, который не может не сработать!
А впрочем, обо всем по порядку…
За несколько лет до основных событий
Учебный год только начался. Теперь мы — шестиклассники — учились во вторую смену. В тот день первым уроком была физкультура, а вторым — английский. Но из-за того, что учительница английского еще не вышла на работу, вторым уроком тоже была физкультура.
Мальчишки из нашего класса играли в футбол, а я и моя лучшая подруга Василиса забрались на невысокую разрисованную каракулями краски из баллончиков трибуну школьного стадиона.
Деревянные лавочки трибуны были усеяны вырезанными, выдавленными, выцарапанными и даже выжженными признаниями разных поколений школьников в любви и ненависти друг к другу. Настоящий музей разбитых и полуразбитых сердец под открытым небом.
Интересно, были ли среди них истории любви со счастливым концом?
Васька, смахнув рукой немногочисленные сухие листья, растянулась во весь рост на лавочке и положила голову мне на колени.
— Все-таки хорошо, что англичанка застряла в отпуске за границей, иначе сидели бы сейчас в душном классе и зубрили всякие фьючер-ин-зэ-пэст, — закрыв глаза и подставляя лицо теплому сентябрьскому солнцу, разглагольствовала Васька. — А тут лежишь себе в презент континиум, греешься на солнышке и дышишь свежим воздухом. Ну разве не бьютифул?
— Угу, — согласилась я.
— Угу? — приоткрыла один глаз Васька и закатила его, поглядывая на меня. — Да это же О-ГО-ГО!
Рядом с нами о скамейку с силой ударился мяч. Васька приподнялась на локтях и гневно посмотрела в сторону мальчишек, пытаясь вычислить нарушителя ее идиллии.
За мячом подбежал ее заклятый враг Миронов, с которым они просидели за одной партой первые четыре класса и половину пятого. За это время они докатились до того, что в буквальном смысле делили парту, заключив своего рода пакт о делимитации границы1.
Посередине парты проходила линия разграничения, и если Миронов нарочно или случайно пересекал ее (даже в воздухе), Васька ему тут же давала отпор (когда словами, а когда и локтем в бок) за что часто получала сдачи.
Из-за нараставших ссор и стычек, не утихавших даже во время уроков, классуха решила раз и навсегда их рассадить. Однако Миронова это не спасло от Васькиной мстительности и при любом подходящем случае она готова была припомнить ему старые обиды.
— Миронов, ты все никак не угомонишься?! — набросилась на него Васька.
— А я тут причем?! — защищался Миронов. — Это Костян косячит.
— Ну ладно тогда, живи пока, — смилостивилась Васька. — И передай Костяну… — тут Васька почему-то замялась.
— Чего передать-то? — спросил Миронов.
— Ничего, вали давай! — огрызнулась Васька.
— Как была шизой, так и осталась, — схватив мяч, пробормотал недовольно Миронов и покрутил пальцем у виска.
— Миронов, не зли меня! — закипала Васька. Но Миронов, под смех мальчишек, уже вводил мяч в игру.
— И чего вас никак мир не берет? — спросила я.
— Мне кажется, — заговорческим тоном начала Васька, — что Миронов в меня втюрился и никак не может пережить нашу вынужденную разлуку, — закончила она и закатилась звонким смехом.
В ответ я тоже рассмеялась. Мальчишки вдруг как по команде замерли и уставились в нашу сторону.
— Вон, видишь, — указывая головой в сторону мальчишек и захлебываясь смехом, чуть ли не визжала Васька, — какими влюбленными глазами на меня смотрит?!
Мне показалось, что Миронов даже немного покраснел, наблюдая за Васькиной истерикой. Но Васька и не думала останавливаться на этом. Она послала Миронову воздушный поцелуй и игриво помахала пальчиками.
— Что это с ней? — спросил у Миронова Банников.
— Да ну её нафиг, — махнул рукой Миронов. — Давайте играть!
Вдоволь насмеявшись, Васька вдруг села, сделала серьезное лицо и глубоко вздохнула. Это предвещало только одно — она собирается мне в чем-то признаться.
Трянув кудряшками и смахнув паутинку с носа, Василиса, наконец, решилась:
— Ася, — сказала она. — Я хочу открыть тебе тайну. Только обещай, что никому и ни-ког-да об этом не расскажешь.
— Обещаю, — не задумываясь, подтвердила я.
— Дело в том, что мне… э-э-э… ну, то есть… в общем… — Василиса запнулась, но потом, набравшись смелости, продолжила: — А вот скажи, кто тебе в нашем классе из мальчиков нравится?
Вопрос оказался неожиданным и поставил меня в тупик.
— Не знаю, — промямлила я. — Наверное, никто.
— А мне вот нравится Костя Васин, — заявила Василиса. И зачем-то уточнила: — С которым ты сидишь.
Уловив в ее голосе угрожающие нотки, я на всякий случай решила промолчать и стала внимательно рассматривать свои туфли.
— Ась, он тебе точно не нравится? — не унималась Василиса. — Честно?
— Да не нравится он мне! Честно-пречестно!
— Ну ладно тогда, — Васька облегченно выдохнула. — А как думаешь, я ему нравлюсь? Стоит его на днюху пригласить?
Я пожала плечами:
— Не знаю. Как хочешь. Днюха же у тебя.
— Ладно, насчет днюхи еще подумаю, — после этих слов подруга наклонилась в моему уху и заговорчески зашептала: — в принципе, он и без того в меня влюбится, если еще не… Ведь какая у него фамилия? Васин! Ва-син! Это знак, Ася, точно тебе говорю!
Уже тогда Василиса безоговорочно верила в Знаки. Настолько безоговорочно, что даже забыла, как сильно ненавидит, когда ее называют Васей.
Василиса требовала от окружающих называть себя Лиссой, и никак иначе. Никто, понятное дело, это требование не выполнял, но всё же презрение Васьки к своему имени немного портило теорию о предназначении ничего не подозревающего Константина в суженные моей подруги. Однако стоило мне открыть рот, чтобы честно напомнить об этом досадном факте, как футбольный мяч, вылетев с поля, в этот раз больно стукнул Ваську по ноге.
— А-а-а-а! — завопила она, и, сходу вычислив виновного, тут же на него накинулась: — Миронов, ну куда ты лупишь со всей дури! Не видишь — люди сидят! Или снова скажешь, что это не ты?
— Я же не специально, — начал было оправдываться Миронов. (Но я подумала, что он все-таки сделал это специально.)
— Не хватало ещё, чтобы ты это сделал специально, дебил! — не унималась Василиса.
— Сама дебилка! — парировал Миронов. — Чего развалилась тут, места, что ли, больше не нашлось?
— Так я же не в воротах развалилась, а на трибуне, Месси ты недоделанный! — закипала Василиса. Тут следует пояснить, что на Миронове была надета его гордость — сине-гранатовая футболка «Барселоны» с номером десять и фамилией «Месси» на спине. По его рассказам он купил её ни где-нибудь, а на «Камп Ноу» — домашней арене каталонского клуба. Поскольку футболка была на несколько размеров больше, Миронов в ней выглядел почти как его кумир, получивший в своё время прозвище «Блоха».
