Вертелся потолок, и книжная полка, и самолётик-лего на полке, и ноут на столе, а больше всего вертелась склонившаяся над ним Динка. Она звонко смеялась, тыча в него пальцем:
— Проиграл! Проиграл! Я дольше кручусь! Не быть тебе лётчиком! Б-а-а-а-а-лбесина!
— И пожалуйста, зато ты во все настолки проигрываешь. А вестибулярный аппарат натренировать проще, чем мозг.
Петька, шатаясь, встал с дивана и полез на полку за коробкой с «Колонизаторами»:
— Ксю скоро придёт?
Торжествующая улыбка сползла с Динкиного лица.
— Н-у-у-у-у понимаешь, так получилось…
За четыре года их дружбы, не слишком сильный в физиогномике Петька научился безошибочно угадывать это смущённое выражение на остренькой мордашке Динки. А уж когда она принялась наматывать на палец один из выскользнувших из заколки локонов, пристально разглядывая ссадины на худых коленках, сомнений не осталось вовсе:
— Ты её не позвала!
— Да нет, я не то чтобы не позвала…
Съёжившись под суровым взглядом друга, она пыталась оправдываться, но Петька не слушал. Всё больше распаляясь, он нарезал круги по комнате:
— Ты обещала! А ведь я хотел напомнить, но подумал, что тебе можно доверять…
Петька остановился, сверля Динку взглядом. Белёсые полоски бровей вздымались над лезущими из орбит голубыми глазами в опушке светлых ресниц — скорее комично, чем страшно. Кроме того, оба знали, если она встанет, кричать ему придётся снизу-вверх. Он не был карликом или хилятиком, а рядом с Динкиной подругой Ксю и вовсе казался великаном, просто девчонки начинают расти первыми, и в тринадцать лет — это особенно заметно.
— Что за шум? — из приоткрытой двери выглядывала излучающая любопытство Петина мама, Инна Сергеевна.
— Ничего.
Петька шагнул к двери, но захлопнуть не успел. Мама, с прыткостью, неожиданной для её тучного тела, проскочила внутрь.
— Как не стыдно, кричать на девочку! Что она тебе сделала?
— Она не выполнила то, что я сказал.
— Тоже мне прынц выискался — слушайся его беспрекословно. Раз не выполнила, значит, причины были. Так ведь?
Инна Сергеевна поощрительно улыбнулась Динке.
— Не были… Я просто забыла Ксюшу с собой взять, а для игры третий участник нужен.
— И из-за такой ерунды ссориться! Давайте я с вами поиграю.
— Нет! — Петька встал между Инной Сергеевной и диваном, пытаясь оттеснить её к двери, — Тебе объяснять долго, и ты всё равно не поймёшь.
— Я, между прочим, школу с медалью закончила, а институт с красным дипломом, — возмутилась мама, переместившись к окну, — это чего-нибудь да стоит!
Она шумно втянула толстеньким коротким носом воздух, словно подкачивая и без того круглое раскрасневшееся лицо. «Всё, теперь ещё на час нотаций!» — пронеслось в голове у Пети. Но вместо наставлений на друзей обрушился пронзительный крик. Мама попятилась к шкафу, с ужасом глядя на подоконник.
— Убери это… это от меня — пробормотала она, указывая дрожащей рукой на маленького жучка.
Петька осторожно накрыл божью коровку ладонью:
— Всё, не бойся, она тебя не тронет.
— Выкинь её! — крикнула мама, выскакивая за дверь.
— Да, видишь, выкидываю, — Петька помахал рукой у открытого окна.
Когда мамины шаги в коридоре затихли, он раскрыл ладонь и поднёс коровку к лицу.
— Динка, смотри, это она!
— Кто?
Девочка подошла рассмотреть жучка поближе. Он был крупней божьей коровки, и чёрная точка на алой спинке вовсе не точка, а скошенный ромбик с заострёнными краями. Совсем как…
— Неужели ты думаешь… н-е-е-е-т, от дачи на машине три часа ехать, она бы не смогла… и времени сколько прошло, а они долго не живут.
Жучок взлетел, но лишь для того чтобы сделать круг по комнате и на этот раз усесться Пете на голову, щекоча кожу под волосами. Петька рассмеялся:
— Это моя Каравелла! Она вернулась.
— Не может быть! Ну, похожа, наверное, жуки такой породы одинаковые, а у вас на всём что летает семейное помешательство.
— Знаешь, что, — Петины брови снова понеслись вверх, — проваливай к своим нормальным, и чтоб я тебя больше не видел!
— Петь, извини, я не хотела…
— Я сказал: проваливай.
За окном прогремел гром. Ливень обрушился стеной внезапно, как будто кран повернули.
— У меня зонтика нет, можно я останусь, пожалуйста… — Динка жалобно поглядывала то на друга, то в окно.
Петька молча прошёл в коридор. Динка, нарочно копаясь с ремешками на босоножках, продолжала извиняться. Петька вынул с полки зонт и, сунув его Динке, буркнул:
— Себе оставь.
Едва за Динкой закрылась дверь, божья коровка больно куснула Петьку в затылок. Ему пришлось вылавливать коровку на голове и успокаивать.
— Всё хорошо, девочка, тебя никто не обидит, — шептал Петька, — только никогда больше не улетай, обещаешь?
Каравелла потёрлась усиками о Петькину руку и устремилась к дедушкиной фотографии, висящей на стене. Здесь коровка увлечённо закопалась в излучине резной деревянной рамы, не обращая внимания на строгий взгляд дедушки.
Петькин дед, Пётр Васильевич Орлов, в молодости был лётчиком-испытателем, а на пенсии, не желая скучать дома, преподавал в кадетском училище. Домашних он тоже приучил к дисциплине. По первому его требованию Петькин папа Георгий Петрович отрывался от компьютера и шёл выносить мусор, бабушка Алевтина добавляла в борщ чеснока и перца, а у мамы волшебным образом заканчивались приступы удушья. Петька обожал деда, хоть и получал от него иногда увесистые тумаки. Не зря назвали его в честь Петра Васильевича: тонкие стежки Петькиных бровей сходились у переносицы так же строго, как лохматые белёсые заросли на лице деда и, если «парочка упрямцев» что-то решали никто не мог их переубедить. Они вместе клеили модели самолётов, разгадывали задачки из «занятной математики», а ещё у деда был старый невероятно шумный мотоцикл. Каждую поездку на нём Петька ждал с нетерпением.
Дед никогда не болел даже простудой, и его смерть потрясла семью громом среди ясного неба. Оставшуюся после него пустоту в доме мама с бабушкой заполняли слезами, а папа стал засиживаться допоздна на работе. Когда ему предложили место в Дивногорске, все обрадовались переезду. Вот только он пошёл не по плану и в тот день, четыре года назад, Петька впервые узнал о своём «проклятье».
***
Вещи отправили поездом, а сами решили лететь. С первыми лучами солнца в радостном предвкушении Орловы примчались на такси в аэропорт. Он был огромным и светлым. Петька выпросил у отца деньги на горячий шоколад, только чтобы пробежаться из одного конца в другой. А потом он вдруг увидел в окне «дедушкин» самолёт. Конечно не тот, на котором дед улетел последний раз в командировку. Просто похожий. Только горячий шоколад вдруг застрял в горле и стал горьким. А небо заволокли чёрные тучи. Пять часов Орловы просидели в аэропорту глядя на бушующую за окнами грозу и табло с отменой рейсов. А потом мама не выдержала, и они заселились в гостиницу неподалёку. Пока родители оформляли документы, Петька залип в рекламу турфирмы — на экране во всю стену показывали детей, играющих на берегу океана. Вот куда им нужно летать в каникулы — а не на базу отдыха! Чирикнула пришедшая на папин телефон смска и тут же раздался его крик:
— Погода наладилась! Летим!
Орловы снова загрузились на такси и рванули к аэропорту.
— А полетели следующим летом на океан! — предложил Петька.
— Ну… следующим может и не выйдет, а вот через год… если с работой всё будет хорошо… Как раз деньги после переезда останутся… — задумался папа.
— Про ремонт на новом месте не забудь! Я в хлеву жить не собираюсь, — напомнила мама.
— Да чего на нём делать на этом океане? Скукотища! А деньги понадобятся участочек прикупить…
Петька даже спорить не стал — бесполезно. Голубое небо снова заволокли тучи, а между ними мелькнул «дедушкин» самолётик. У Петьки на душе стало совсем паршиво и когда в аэропорту их снова ждала отмена рейса по погодным условиям, он даже не удивился. «Ну и пусть!» — думал Петька, — «Не хотите лететь на океан, сидите на земле!».
Так и вышло — стоило Орловым уехать из аэропорта — погода налаживалась, они возвращались — возвращалась и гроза. На вторые сутки бабушка заговорила о сглазе и проклятье, а мама о «знаках», которые нельзя игнорировать.
Вот так короткий перелёт Орловых превратился в трёхдневное увлекательное путешествие на двух автобусах, поезде и машине. Петьке дорожные приключения очень понравились, а новая квартира понравилась ещё больше. В ней даже бабушка забыла о «проклятье», а мама перестала ворчать. Петька забежал в пустую, залитую солнцем комнату: — «Моя! Эта будет моя!». В воздухе ещё пахло обойным клеем и стружкой, мама поспешила распахнуть окно, и тут же в комнату влетела божья коровка. Она села на папину руку и он, присмотревшись, воскликнул: «Люся!»
Папа купил Люсе аквариум, и каждый вечер приносил ей свежую траву и мелких жучков. Мама с самого начала невзлюбила домашнюю питомицу, а в один прекрасный майский вечер окончательно возненавидела. Папа тогда пришёл домой с широченной лукавой улыбкой на лице и протянул маме что-то конусовидное, завёрнутое в газету.
