Издавая сочинения Дмитрия Веневитинова, столь рано похищенного смертию, мы думаем исполнить священный долг, которым обязаны его памяти и нашим соотечественникам, знавшим талант сего юного поэта из немногих напечатанных его произведений. В сем собрании предлагаем публике все, что он по себе оставил. Она конечно пожалеет, что подававший столь блестящие надежды не успел их исполнить; и скорбь истинных друзей его о преждевременной его кончине, верно, найдет неложное участие и во всех друзьях отечественной словесности.
Дмитрий Веневитинов не достигнул тех лет, когда человек может равно действовать всеми своими способностями; но он уже успел выразить свои отличительные качества. Читатели найдут в его сочинениях отпечаток прекрасной, высокой души. Верный признак истинного таланта есть та искренность, то непритворство, с которыми он предается своим внушениям и высказывает оные. Эта искренность не подлежит сомнению в произведениях Веневитинова: везде видны излияние свободного чувства, оригинальность дарования, и по ним отчасти можно разгадать его характер; ибо самая жизнь его, еще не успев раскрыться в сфере обыкновенной деятельности, была не что иное, как сцепление пиитических чувств и впечатлений. Все, что способно возбудить чувство высокое, занять сердце пылкое, но пламенеющее для одного изящного, все то проходило не вскользь по душе его; другие страсти были ему неизвестны, и следы прежних, даже младенческих порывов остались в нем неизгладимы. Оттого сохранил он до конца невинную простоту характера: друзьям его было знакомо доброе бескорыстие его сердца; им простодушно вверял он все его тайны, им открывался весь, каким знал себя.
Д. Веневитинов родился в Москве, 14 сентября 1805 года, и большую часть краткой своей жизни провел в сем городе. Он обучался дома. Рано обнаружились в нем необыкновенные способности к живописи и музыке; но занятия важнейшие не позволили ему предаться им совершенно. Прилежно изучив многие древние и новейшие языки, он с жадностью перечитывал творения классиков, и в часы свободные переводил в стихах отрывки, особенно его поражавшие. Жаль, что он не сохранил сих первых опытов своей юности, в которых уже видно было дарование. Чтение критических книг было также с ранних лет одним из любимых его занятий. Почувствовав со временем всю бедность суждений, основанных на одних частных наблюдениях, он ревностно стал изучать критиков немецких и с жар ом принялся за ту науку, которой цель есть познание нас самих и которая, стремясь все привести к единству, имеет ныне видимое влияние на все отрасли знаний. С тех пор предметом его размышлений было его собственное, внутреннее чувство. Поверять, распознавать его, было главным занятием его рассудка. Оттого, несмотря на веселость, даже на самозабвение, с которым он часто предавался минутному расположению духа, характер его был совершенно меланхолический; оттого и в произведениях его господствует более чувство, нежели фантазия. Но чувство сие было глубокое: все мгновенные порывы души старался он удержать навеки в самом себе, и в себе единственно искал ответа на все загадки жизни. Он сам выразил это в следующих стихах:
Теперь гонись за жизнью дивной
И каждый миг в ней воскрешай,
На каждый звук ее призывной —
Отзывной песнью отвечай.
Желание служить отечеству не только словом, но и делом, отторгло его от семейства, в кругу которого дотоле находил он истинное счастие. В конце 1826 года, он переселился в Петербург и ревностно стал заниматься службою по Министерству иностранных дел. — Но здоровье его было уже расстроено. Нет сомнения, что причиною преждевременной его смерти были частые, сильные потрясения пылкой, деятельной души его. Они расстроили его внутренний организм, и, наконец, сильная нервическая горячка пресекла в 8 дней юную жизнь его, не богатую случаями, но богатую чувствованиями. Он скончался 15 марта 1827 года, на 22 году от рождения. Скорбь друзей есть лучшая похвала его душевным качествам. Они вечно будут хранить в памяти отличительные черты его благородного сердца. Предоставляем публике по сим немногим произведениям, большею частию отрывочным, судить об его возраставшем таланте.
1827 года
Пусть искатель гордой славы
Жертвует покоем ей!
Пусть летит он в бой кровавый[3]
4 За толпой богатырей!
Но надменными венцами
Не прельщен певец лесов:
Я счастлив и без венцов,
8 С лирой, с верными друзьями.
Пусть богатства страсть терзает
Алчущих рабов своих!
Пусть их златом осыпает,
12 Пусть они из стран чужих
С нагруженными судами
Волны ярые дробят:
Я без золота богат
16 С лирой, с верными друзьями.
Пусть веселий рой шумящий
За собой толпы влечет!
Пусть на их алтарь блестящий
20 Каждый жертву понесет!
Не стремлюсь за их толпами —
Я без шумных их страстей
Весел участью своей
24 С лирой, с верными друзьями.
О Феб! тебя ль дерзнем обманчивым назвать?
Не твой ли быстрый взор умеет проникать
До глубины сердец, где возникают мщенья
4 И злобы бурные, но тайные волненья?
По смерти Цезаря ты с Римом скорбь делил,
Кровавым облаком чело твое покрыл;
Ты отвратил от нас разгневанные очи,
8 И мир, преступный мир, страшился вечной ночи.
Но все грозило нам — и рев морских валов,
И вранов томный клик, и лай ужасный псов.
Колькраты зрели мы, как Этны горн кремнистой
12 Расплавленны скалы вращал рекой огнистой
И пламя клубами на поле изрыгал.
Германец трепетный на небеса взирал;
Со треском облака сражались с облаками,
16 И Альпы двигались под вечными снегами.
Священный лес стенал; во мгле густой ночей
Скитался бледный сонм мелькающих теней.
Медь потом залилась (чудесный знак печали!),
20 На мраморах[5] богов мы слезы примечали.
Земля отверзлася, Тибр устремился вспять,
И звери, к ужасу, могли слова вещать;
Разлитый Эридан[6] кипящими волнами
24 Увлек дремучий лес и пастырей с стадами;
Во внутренности жертв священный взор жрецов
Читал лишь бедствия и грозный гнев богов;
В кровавые струи потоки обращались;
28 Волки, ревущие средь стогн,[7] во мгле скитались;
Мы зрели в ясный день и молнию, и гром,
И страшную звезду с пылающим хвостом.
И так вторицею орлы дрались с орлами.
32 В полях Филипповых под теми ж знаменами
Родные меж собой сражались вновь полки,
И в битве падал брат от братниной руки.
Двукраты рок велел, чтоб римские дружины
36 Питали кровию фракийские долины.[8]
Быть может, некогда в обширных сих полях,
Где наших воинов лежит бездушный прах,
Спокойный селянин тяжелой бороною
40 Ударит в шлем пустой — и трепетной рукою
Поднимет ржавый щит, затупленный булат, —
И кости под его стопами загремят.
Друзья! настал и новый год!
Забудьте старые печали,
И скорби дни, и дни забот,
4 И все, чем радость убивали;
Но не забудьте ясных дней,
Забав, веселий легкокрылых,
Златых часов, для сердца милых,
8 И старых, искренних друзей.
Живите новым в новый год,
Покиньте старые мечтанья
И все, что счастья не дает,
12 А лишь одни родит желанья!
По-прежнему в год новый сей
Любите муз и песен сладость,
Любите шутки, игры, радость
16 И старых, искренних друзей.
Друзья! встречайте новый год
В кругу родных, среди свободы:
Пусть он для вас, друзья, течет,
20 Как детства счастливые годы.
Но средь Петропольских затей
Не забывайте звуков лирных,
Занятий сладостных и мирных,
24 И старых, искренних друзей.
В бесценный час уединенья,
Когда пустынною тропой
С живым восторгом упоенья
Ты бродишь с милою мечтой
5 В тени дубравы молчаливой, —
Видал ли ты, как ветр игривой
Младую веточку сорвет?
Родной кустарник оставляя,
Она виется, упадая
10 На зеркало ручейных вод,
И, новый житель влаги чистой,
С потоком плыть принуждена,
То над струею серебристой
Спокойно носится она,
15 То вдруг пред взором исчезает
И кроется на дне ручья;
Плывет — все новое встречает,
Все незнакомые края:
Усеян нежными цветами
20 Здесь улыбающийся брег,
А там пустыни, вечный снег
Иль горы с грозными скалами.
Так далей веточка плывет
И путь неверный свой свершает,
25 Пока она не утопает
В пучине беспредельных вод.
Вот наша жизнь! — так к верной цеди
Необоримою волной
Поток нас всех от колыбели
30 Влечет до двери гробовой.
Шуми, Осетр! Твой брег украшен
Делами славной старины;
Ты роешь камни мшистых башен
И древней твердыя стены,
5 Обросшей давнею травою.
Но кто над светлою рекою
Разбросил груды кирпичей,
Остатки древних укреплений,
Развалины минувших дней?
10 Иль для грядущих поколений
Как памятник стоят оне
Воинских, громких приключений?
Так, — брань пылала в сей стране;
Но бранных нет уже: могила
15 Могучих с слабыми сравнила.
На поле битв — глубокий сон.
Прошло победы ликованье,
Умолкнул побежденных стон;
Одно лишь темное преданье
20 Вещает о делах веков
И веет вкруг немых гробов.
Взгляни, как повое светило,
Грозя пылающим хвостом,
Поля рязански озарило
25 Зловещим пурпурным лучом.
Небесный свод от метеора
Багровым заревом горит.
Толпа средь княжеского двора
Растет, теснится и шумит;
30 Младые старцев окружают
И жадно ловят их слова:
Несется разная молва.
Из них иные предвещают
Войну кровавую иль глад;
35 Другие даже говорят,
Что скоро, к ужасу вселенной,
Раздастся звук трубы священной
И с пламенным мечом в руках
Промчится ангел истребленья.
40 На лицах суеверный страх,
И с хладным трепетом смятенья
Власы поднялись на челах.
