Командировки на планету Таркос всегда были для меня наказанием. В прямом смысле. Нечто среднее между ссылкой и исправительными работами. Если посмотреть на ситуацию глазами моего начальства – репрессии были вполне справедливыми. Патологическая лень регулярно толкала меня на авантюры – изобретал способы не соблюдать скучные инструкции, ускорял выполнение рутинной работы. А свободолюбие и весёлый нрав постоянно оборачивались запрещёнными в корпорации «Spaсe electronix» служебными романами. Давно бы уволили, но моё легкомыслие являлось определяющим фактором при создании высокотехнологичных изобретений. На одном из них – «Шалунье Изабелле» – базировалась почти вся наша работа. Однажды, заскучав в марсианском экспрессе, я начал заигрывать с Изабеллой – очаровательным менеджером «Spaсe electronix». В процессе флирта родилась идея квантового ускорителя для космических кораблей. Долгие века скорость любого транспортного средства являлась усилием, деленным на сопротивление материи. Проще говоря – преодолением. Размышляя над скоростью совращения менеджера Изабеллы, я разбавил её сопротивление шампанским. Процесс пошёл быстрее. В научных целях я разорился на ещё одну бутылку «Дом Периньон» 2995 года – и в итоге девушка сама меня соблазнила. Я подумал, что если напоить Вселенную хорошим шампанским, преодолевать её материю станет вовсе необязательно. И, смешав коктейль из квантовых формул, изобрёл «Шалунью Изабеллу». Если совсем просто – путешественник растворяется в энергии Вселенной, а потом материализуется, где ему вздумается.
В патентном бюро мне долго отказывали в регистрации – название «Шалунья Изабелла» их смущало. Но изобретение, продвинувшее галактику на несколько тысячелетий вперёд, может называться и так. Я настоял. Первое время дикторы новостей улыбались, произнося это название, потом привыкли. Менеджер Изабелла расцарапала мне лицо и перешла на работу к конкурентам.
Но вернёмся к планете Таркос. Атмосфера для землянина вполне приемлемая. Гравитация тоже. Многие столетия жители планеты – потомки не самых лучших переселенцев с Земли, в основном преступников и охранников – развлекались войнами, развратом, загрязнением окружающей среды и космическим пиратством. Жителям Земли надоело, что пираты с Таркоса постоянно грабят их караваны. Земляне добавили в атмосферу планеты жесткого успокоительного и отправили на Таркос «мессию». На роль спасителя выбрали самого языкастого пропагандиста с земного галовидения – Гарри Сириуса – моего однокурсника по университету. Через месяц планета преобразилась: мир, дружба, любовь – даже об искусстве вспомнили. Но Гарри оказался человеком увлекающимся – искренне уверовал, что он мессия. Просто приличная планета показалась ему недостаточным результатом. Гарри промыл населению мозги, провёл референдум. В итоге восемьдесят шесть процентов населения Таркоса проголосовали за приведение цепочек ДНК к единому идеальному стандарту. Всем таркосянам вшили в ягодицы по чипу – и наступила у них тишь, гладь и все чувства сбалансированы. Новорожденных чипировали в роддомах. Мне приходилось читать техническую документацию этих чипов. Их биомагнитные импульсы непрерывно работают на удержание генома в таком состоянии, чтобы обеспечить абсолютное физическое здоровье и полную психическую уравновешенность. Если простым человеческим языком, то жителям Таркоса запрограммировали апатии столько, чтобы не давать волю агрессии, а агрессии – чтобы не засыпали и хоть чего-то хотели. Инстинкта размножения ровно для размножения, на разврат уже не хватает. Бурных чувств – исступлённой ярости, испепеляющей страсти или иссушающей тоски – они испытывать уже не могли. Планета стала здоровой. Слишком здоровой. Патологически здоровой. Вот в этот кромешный рай меня и ссылали ежегодно десять лет подряд.
Первое время наблюдать расцвет деградации планеты было довольно занимательно. В борделях открывались библиотеки. При этом люди настолько быстро утратили понимание порока и все представления о нём, что не озаботились сменой вывесок на заведениях. Но библиотеки «Большие сиськи» и «Глубокая глотка» никого не смущали. Наркоторговцы целыми картелями уходили в гомеопатию. В коктейль «Кровавая Мэри» перестали добавлять водку. Вторая волна мутаций изменила их мир вполне предсказуемо. Библио-бордели закрылись, потому что люди перестали понимать смысл книг, а картели гомеопатов остались без работы – благодаря чипам жители планеты перестали болеть. Водку в «Кровавую Мэри» не вернули. Удивительно, хотя и грустно, было наблюдать исчезновение искусства. Сначала испарились творцы – пропала необходимость выражать себя. Потом утратился смысл культурного наследия – зачем испытывать чувства, если артериальное давление и пищеварение в норме. В музеях открылись кафе с кислородными коктейлями и маркеты с экологически чистой едой. Картины при этом со стен не убрали, оставили в качестве ориентиров: под копиями Караваджо – брокколи, под репродукциями Ван Гога – соевые бобы. Очень удобно. С роботами планеты Таркос стало общаться гораздо веселее, чем с их владельцами. Андроиды хотя бы старые анекдоты помнили. А люди – нет. Мир без страстей и пороков стал бессмысленным и плоским, но понимать это было некому, кроме диссидентов – предателей, тех, кто не согласился с политикой мессии и сразу вырезал свой чип. Их не казнили – отлавливали, чипировали заново и месяц держали в смирительных рубашках, пока ДНК не перестроится. Землянам и всей Галактике на их права было плевать – пиратство на орбите Таркоса закончилось – и ладно. Да и предателей было не так много – процентов пятнадцать от общего населения планеты, или того меньше. Сами себя они называли чуваками. От слова чувство. А тайные сходки – чувствилищами. Существовали в подполье. Кто смог – улетел на другую планету и поливал справедливой грязью мессию Гарри в витальных сетях. Но чипированные жители планеты Таркос витальных сетей не читали. Они вообще не читали ничего, кроме ценников на товарах и инструкций к гаджетам.
Моя очередная ссылка – от скуки научил самого дорогого робота корпорации ругаться матом – пришлась на главный праздник планеты Таркос – день рождения мессии. Гарри Сириуса возили по столице в аэроскутере из бронированного стекла. Он тщательно скрывал презрение к ликующей толпе подданных, изображал благодарность и время от времени отхлёбывал из золотой фляжки. Вечером я был приглашён к нему во дворец. Собирался пойти. Друзьями мы никогда не были, но Гарри был единственным нечипированным среди знакомых мне жителей планеты, кроме того, он перенёс на Таркос виноградники вместе с парочкой тосканских холмов, и вино у него было одним из лучших в галактике.
Проведя несколько рабочих встреч с менеджерами нашего таркосского филиала, я вернулся в своё бунгало и растянулся в шезлонге у бассейна в ожидании вечера. Три ласковых солнышка в небе, журчание минеральной воды с едва уловимым ароматом лаванды. Неприятным было только странное похрюкивание, звучавшее диссонансом в партитуре птичьего пения. Я попытался найти его источник и обнаружил торчащую над гладью бассейна трубку, а на дне притаившуюся тень. Кто-то прятался под водой и дышал через эту трубку. Преступности на Таркосе не было. Чипированные просто не способны были представить себе сути насилия, а чуваки-предатели были настолько гуманны, что не могли о нём даже помыслить. Я заткнул трубку пальцем. На дне началось барахтанье, и на поверхность вынырнул содрогающийся в приступе кашля юноша.
– Простите, не хотел доставить вам неудобства, но согласитесь, незнакомец на дне бассейна – это не совсем обычно.
– Вы экспат! – обрадовался молодой человек.
– Скорее ссыльный.
– Я чувак. Вы меня не выдадите? – тут же встревожился он.
– За кого вы меня принимаете!
– Выдадите или нет?
– Естественно, нет.
Он был тощий, конопатый и очень нескладный. В его несуразности было что-то трогательное. Гадкий утёнок восемнадцати лет. Я выдал ему махровый халат и заварил чаю. Согревшись, ихтиандр по имени Уилл рассказал мне, что их чувствилище планировало мирную акцию неповиновения в день рождения мессии – отрепетировали отрывок из пьесы Грибоедова, хотели показать на площади. Но кто-то их предал, и в самый последний момент чувствилище накрыли полицаи. Уйти удалось только ему. Ещё рассказал, что он безумно влюблён в Анжелу, а она, увы, из чипированных. Но он не сомневается в силе своей любви, способной победить чип.
– Вы же мне поможете?
– Чем? – удивился я.
– Вы экспат с Земли, их у нас уважают. Вы большой человек – в таких роскошных домах живут только богачи. И вы хороший человек. Я же чувствую.
– Ради любящего сердца сделаю всё возможное. План есть? – поинтересовался я.
– Нет, – грустно вздохнул Уилл.
Моё желание помочь было не просто искренним. Трижды искренним. Я романтик. Ненавистник правил, корпораций, упорядоченности и вообще любого регламента.
– Говоришь, здесь меня уважают, Уилл?
– Экспаты на втором месте после их мессии, – уточнил юноша.
Мне понравилось определение «их мессия», то есть, Уилл не считал Гарри законным топ-менеджером планеты.
– Получается, мои слова для твоей Анжелы будут значимы?
– Не то слово!
– Тогда – Шекспир? – предложил я.
– Я ваших рук рукой коснулся грубой… – вместо ответа процитировал молодой человек.
– Уилл, я сделаю всё возможное и невозможное, – восхитился я, встретив на другой планете человека, знающего Шекспира – таких и на Земле-то почти не осталось.
– А что мы будем делать с Шекспиром?
– Читать. Ты за Ромео, она за Джульетту, я за всех остальных. Хорошая идея, мой юный друг?
– Спасибо, – в его глазах появились слёзы.
Я уточнил подробности. Уилл всю жизнь успешно изображает чипированного. Нечипированные родители скрыли факт его рождения, спрятали от школы – учили дома. Потом, когда он понял своё положение в мире чипов – поступил в университет вольным слушателем. Учится на дизайнера, втайне сочиняет пьесы, мечтает стать актёром. В университете он свою Анжелу и встретил.
Ритуалы ухаживания в среде чипированных с точки зрения романтика специфичны. Больше похожи на презентацию или бизнес-план. Вот – я, вот – мои возможности, вот – мой круг общения. Вот – мы. Вот – мы через пять – десять – пятьдесят лет.
Мы договорились, что Уилл придёт ко мне вместе с Анжелой на следующий день. Я вполне подходил для презентации круга общения.
