Разумов ворочал в руках стеклянный шарик с раскрашенными в красную краску стенками. Стоя у ресепшена неприятного на вид отеля, он пытался понять, что конкретно не дает ему проникнутся духом этого мелкого городишка.
— Одноместных номеров нет. Разобрали всё, когда узнали о надвигающемся «конце», надеются спрятаться.
— Простите?
Длинный худой мужчина стоял перед стойкой администратора и, выпучив глаза, пытался собрать мысли.
— «Конец» близко, вы что, не знаете? Он заберет всех, вот они и пытаются спрятаться.
Пожилая женщина в красном мундирчике объясняла посетителю ситуацию, которую ждал весь этот чахлый город. Останавливаясь после каждого предложения и делая небольшую передышку, она объяснила, что каждый год в один и тот же день в город приходят «Жнецы смерти», забирая кого-то из жителей. Этот день прозвали «Концом». Разумов попал сюда в самое неподходящее время.
— Поселите меня хоть куда-нибудь. Я готов ночевать с кем угодно и где угодно, только дайте мне ночлег. На улице очень холодно.
— Вы не понимаете. Город через несколько часов сойдет с ума, вам нельзя тут оставаться. Вам нужно уезжать!
— Я не могу уехать, я нужен здесь. Меня пригласила одна дама, только я могу ей помочь.
— Как вы собрались ей помогать, какая вообще ей нужна помощь?
— Понимаете, — он завернул ворот рубашки. — я психолог. У той дамы, которая ко мне обратилась, невероятно тяжелая судьба. У нее куча проблем в голове, я попытаюсь ей помочь.
Женщина-консьерж посмотрела на Разумова, закатила глаза и продолжила:
— Грядет «Конец», и с вашим описанием, конечно, извините, но не думаю, что она выживет. Таких забирают в первую же очередь.
— Да что такое этот ваш «Конец», почему людей вообще должны куда-то забирать, почему люди идут куда-то добровольно?
— У них нет другого выхода. Это судьба. Если за тобой пришел жнец, то ты обречен, абсолютно без права на спасение. Все уже решено за тебя.
К внимательно слушающему мужчине подошел швейцар. Смуглый мальчишка лет девятнадцати поравнялся с краем стойки, выпрямился и дотронулся до плеча Разумова:
— Ваш чемодан я разместил в 413 номере, мистер. Двухместный стандарт. Ваш сосед — какой-то нерусский, вроде француз, я так и не разобрал. Пройдемте?
Разумов посмотрел на консьержку, кивнул и проследовал за швейцаром. Женщина немного наклонилась, чтобы половина тела свисала с ресепшена и закричала вслед:
— «Конец» близко, никто не спасется.
Разумов шел по узкой лестнице за парнишкой в черном мундирчике. Когда они прошли второй этаж мужчина заговорил:
— Ты тоже боишься этого «Конца»?
— Все его боятся, только кто-то больше, кто-то меньше. Я пережил в этом городе уже пять таких дней. Пять лет подряд я молился, чтобы меня не забрали
— Пять лет… почему ты не уехал отсюда? Зачем ждать собственной смерти? Это же абсолютно неразумно!
— А зачем куда-то уезжать? Смерть все равно рано или поздно настигнет. У каждого свой путь, у кого-то короткий, у кого-то длинный. Заберут в судный день — на то воля божья. Смирился я уже. Так-то городишко хороший, маленький такой. Летом дышится легко, не представляете как. А вот зимой, конечно, хоть в пять шуб зашивайся, все равно холодно будет. Еще и «Конец» этот. После второго такого я даже и ждать уже перестал. Ну день и день, умереть и не в него спокойно можно, а если выпадет так, и жнец придет, то я только рад буду, что так уйду.
— Абсурд какой!
— А по-другому и не бывает, это не объяснить иначе. Мирятся люди, понимают, что ничего не сделать.
— Уехать, почему нельзя просто уехать?
— Да объясняю же, незачем. Людям и тут хорошо, зачем что-то менять? Не нужны перемены никому, все уже привыкли к таким устоям.
— Абсурд, чистой воды абсурд.
— А вы, мистер, откуда вообще будете?
— Из Москвы я, проездом тут у вас на несколько дней.
— Это вы конечно, удачные деньки выбрали, для проезда-то. Не боитесь не вернуться?
— Я абсолютно не понимаю всего этого вашего «Конца», в голове не укладывается, чтобы люди добровольно шли на собственную смерть! Бред, какой бред!
— Ну, не скажите, мистер. Для кого-то бред, для кого-то целая жизнь. А вот и ваш номер, кажется. Дошли.
Парень отворил Разумову дверь в 413 номер, потянуло портвейном. Швейцар протянул мужчине руку:
— Надеюсь к утру застать вас живым, мистер. Приятно было поболтать.
— Спасибо, тебе тоже удачи. Хоть и не верю во все это я.
Швейцар пожал руку Разумову, развернулся и зашагал вниз по лестнице. Мужчина же шагнул внутрь номера.
— Ох, уи! Приветствую вас, синьоре!
Молодой француз лежал на койке справа от входа и смотрел на своего нового соседа.
— Меня зовут Луи, а вы как?
— Вы хотели сказать «Вас»?
Разумов посмотрел на молодого человека. Его светлые кудрявые волосы небрежно перебегали в разные стороны, когда француз вертел головой. Одет он был в синие брюки, синюю рубашку и синий пиджак. Некий морской человек, в цвет океана.
— О, да-да! Вас, как вас зовут?
— Андрей. Меня зовут Андрей.
— Что принесло вас сюда, Андрэ?
Разумов прошел в номер и сел на кровать слева от двери. Посмотрел на свой чемодан, а затем перевел взгляд на собеседника.
— Еду к одной неспокойной женщине, борется с недугом. Просит, чтобы я ей помог.
— А кто же вы по профессии, раз лечите недуги женщин?
— Я психолог.
Мужчина встал и медленно опустился к чемодану. Открыл его и начал доставать оттуда некоторые вещи: записную книжку, черную стальную ручку и карманные позолоченные часы. Потом он сунул руку в карман своего пиджака и достал оттуда красный стеклянный шарик. Кинул его внутрь чемодана, прямо на рубашки. После закрыл чемодан и сел обратно на кровать.
— А вы? — начал Разумов. — Не боитесь «конца»?
— Уи! Конечно боитесь! Но так уж вышло, что я здесь не первый «конец». Второй, на моей памяти, переживаю.
— И не уезжаете?
— А зачем, друг мой? Разве плохо здесь? И кормят, и поят, и работа есть.
— И умереть в такой день можно.
— А что же до смерти-то? Разве не ждет она где-нибудь за углом? Разве не постучит в твою дверь в любой день? Если судьба скажет, что я должен умереть сегодня, то я не буду перечить — умру.
— Почему вы все тут такие? Вы принимаете смерть, как будто она часть вашей жизни. Почему?
— Все просто, друг мой. Зачем бежать от того, что все равно тебя настигнет? Разве есть в этом какой-то смысл?
Разумов опять встал с кровати и направился к двери. Потянув за ручку он открыл себе путь в коридор.
— Мне нужно на воздух, прошу меня извинить.
— Не стоит беспокоиться, новые люди часто не понимают тонкостей нашего города и его жителей.
Мужчина посмотрел на француза и выскочил в коридор.
Коридор отеля заливал желтый свет тусклых ламп. На полу лежал красный старый ковер, а стены украшали картины в деревянных рамках. Разумов шел по длинному коридору и пытался вникнуть во все эти размышления по поводу жнецов и судного дня. Вдруг на встречу ему вышел полный человек в строгом костюме и лакированных туфлях. Они чуть было не столкнулись, а если бы все-таки это произошло, то Разумов наверное бы отлетел в конец коридора под натиском массы своего противника.
— Ох, извините, извините, я чуть было не сбил вас с ног! Простите, ради бога, простите!
Мужчина выставил руки вперед, осматривая Разумова. Сам мужчина был невысоким, с седыми волосами и жидкими усами. Глаза его закрывали очки с тоненькой оправой и толстыми стеклами.
— Ничего, обошлось, все нормально!
— Вы тут новый, наверное? Я вас раньше не видел.
Незнакомец протянул руку:
— Массалов Григорий Григорьевич, местный депутат.
— Разумов, Андрей Разумов.
Они обменялись любезностями, а после Массалов достал из кармана пиджака пачку сигарет, вытащил одну и сунул в рот. Жестом предложил Разумову.
— Не курю, спасибо.
— Это вы зря, конечно. Сегодня все курят, даже некурящие. «Конец» же близко, надо накурится вдоволь, потом уже не сможем.
— Вы тоже переживаете уже не первый «Конец», я полагаю.
— Да, верно, уже тринадцатый. Но сегодня какой-то особый день.
— Что вы имеете ввиду?
Разумов посмотрел на курящего собеседника.
— Умру я сегодня, Андрюха, умру. Чувствую это. Придет жнец по мою душу, точно придет, зараза. Чую придет.
— Вы боитесь?
— Конечно, конечно боюсь. А как иначе? Можно было привыкнуть уж за тринадцать-то лет, согласен, но предчувствие смерти играет злую шутку с моим разумом. Принял я уже известие о скорой кончине, но все равно боюсь чего-то. Страх из сердца не выбить, он там глубоко засел.
— Я говорил до этого с людьми, но они абсолютно спокойны. Говорят, что если судьба так решила — значит так тому и быть.
— Врут всё, врут. Никто не может быть спокоен в судный день. Скрывают просто, чтобы тебя не пугать. Через несколько часов будут вжиматься в кресло и молиться, чтобы дверь не распахнулась и не зашел жнец, вот увидишь.
— Это все так странно.
— А по-другому у нас не бывает. Точно сигарету не хочешь, а то я пойду скоро, дела есть на седьмом этаже.
— Нет, спасибо. Воздержусь.
— Ну, как знаешь. Бывай, если что заходи, я в 715 осяду, там смерть приму.
Массалов похлопал Разумова по плечу и поспешил скрыться на лестнице.
— Жнеца! Я видел на улице жнеца!
На Разумова налетел мужчина, выбежавший из номера отеля. Он вцепился в него и, широко раскрыв рот, закричал:
— Жнецы! Они готовятся к «Концу», мы все выбраны, мы все умрем! Времени мало, мы обречены!
Разумов попытался успокоить внезапно появившегося собеседника:
— До прихода жнецов, как я понимаю, еще около двух часов, успокойтесь.
— Успокойтесь? Успокойтесь? Вы что, сумасшедший? Вообще смерти не боитесь? Жнецы заберут всех, вас в первую очередь, потому что вы не верите в их силу. Не верите и смеётесь!
— Прошу вас, остыньте. Я не говорил, что не верю в жнецов и «Конец», просто я не местный, и не совсем понимаю, что у вас здесь творится.
— А, ну конечно, не местный, приезжий. Как же я сразу не понял, ты ничем мне не поможешь. Не местных они редко трогают, такие как вы им не нужны, не интересны.
— В каком плане «не интересны»?
— Да что с вас возьмешь? Культуры не знаете, традиций и принципов тоже. Понаехали из столиц и заполняете город. А он и так уже по швам трещит, перезаполнение. Вот жнецы и приходят. Из-за таких вот туристов. Ну ничего, ничего. Отсюда ты уже не уедешь, никогда больше не уедешь.
— Простите, но мой город за несколько тысяч километров отсюда, и я через несколько дней планирую туда вернутся.
— Нет, никто отсюда не уезжает, тут будто магнит. Он к себе тянет, и все тут. Нельзя просто взять и уехать, не пустит город тебя. Ты в западне. Если переживешь сегодняшнюю ночь — то придется жить еще миллион таких же.
— Но, вы же сказали, что нездешних не трогают?
— А кто их теперь знает. Может, начнут. Я не судья им, мое дело — ждать своей участи.
— Простите, мне нужно вернутся в номер, с вашего позволения.
— Да, конечно, беги, прячься. Нездешних не трогают, но могут начать, берегись.
Разумов уже не слышал, что говорил ему таинственный собеседник, он приближался к своему номеру.
Вернувшись в номер, Разумов обнаружил, что француза там нет. Он прошел внутрь и сел на свою кровать. Начал монолог с самим собой:
— Абсурд. Такой абсурд. Одни люди боятся смерти, другие воспринимают ее как факт, мирятся с ней. Еще и этот «Конец», жнецы. Что вообще происходит в этом городе? Почему я не смогу отсюда уехать, что это вообще за странности?
В дверь номера постучали. Разумов встал и замер:
— Неужели жнецы? Так рано? Меня? Нездешнего?
В голове проносились все речи собеседников, которых он встречал сегодня. В душе боролись страх и смирение: так должно произойти, нельзя бежать от судьбы, но страшно мне, страшно умирать, не готов я.
В дверь еще раз постучали.
Наконец, выдохнув, Разумов произнес:
— Входите, открыто.
Дверь распахнулась, и он увидел хрупкую миниатюрную девушку, одетую в кремовое пальто и вязаную шапку. Разумову стало легче, дыхание восстановилось.
— Андрей Васильевич, можно? Вы писали, что остановитесь здесь, консьержка показала мне ваш номер.
— Да, заходите, заходите, конечно.
Девушка распахнула дверь до конца и прошла внутрь. Села на противоположную кровать.
— Итак, я вас слушаю, о какой именно проблеме вы хотите поговорить?
— Понимаете, доктор, я вдова. Я потеряла мужа три года назад, в один из судных дней. Жнец посетил наш дом, но забрал только моего Костю. А через два года, в прошлый такой день, я начала слышать, как он зовет меня. Говорит, что холодно ему там. Просит, чтобы пришла, согрела. И так каждый день. Каждый божий день, доктор. И мне так тоскливо становится, так плохо. Кажется, что придут сегодня жнецы за мной, заберут к мужу. Поэтому я вас сюда позвала, поговорить хочу с квалифицированным специалистом, у нас-то в городе таких нет, вылить душу некому.
— Но вы же понимаете, что я могу выписать вам препараты, выслушать, но большую часть работы должны выполнить вы сами. Никто вам не поможет, если вы сами этого не захотите, понимаете?
— Понимаю, доктор. Но просто выслушайте меня, тогда я смогу уйти к мужу хотя бы без лишних мыслей.
— Хорошо, я понял вас. Давайте поговорим.
— Вы верите в переселение душ?
— Например, как по Лондону в его «Страннике»?
— Да, что-то вроде, так верите?
— Я думаю, что душа способна переродиться, но какой смысл во всем этом? Вы ничего не вспомните из прошлой жизни. Все, кто был вам дорог, навсегда растворятся из вашей памяти.
— Душа вечна, доктор, и после смерти люди остаются с теми, кто был им близок при жизни. Поэтому я слышу голос мужа.
— У вас посттравматический шок — стандартная реакция на смерть близкого человека. Я дам вам несколько препаратов, примите их сегодня ночью, чтобы облегчить свои страдания.
— Сегодня ночью я уйду, доктор. Жнецы придут за мной, я готова.
Дверь распахнулась, в номер завалился пьяный француз.
— Жнецы убьют нас, убьют всех! Умрем все, как псы подзаборные, никто и не вспомнит!
Разумов жестом успокоил свою гостью и встал с кровати, подойдя к французу.
— Вам, кажется, лучше на воздух.
— Не пойду туда, там эти твари! Всех хотят забрать!
— Успокойтесь, Луи, давайте выйдем в коридор.
— Не пойду я туда, хочу умыться.
Француз оттолкнул Разумова и ввалился в ванную комнату.
— Ведь они уже наготове, ждут, пока люди начнут боятся.
Молодой человек включил кран, потекла вода.
— Они ждут, твари, наших страданий. Ждут, что мы обделаемся со страха, потеряем контроль над собой. Стоят там, внизу, понимают, что не убежим уже никуда отсюда.
— Сколько их, вы видели, Луи?
В проем просунулась девушка. Француз перестал тереть лицо руками и закрыл кран, развернулся на голос. Посмотрев в её лицо с удивлением, он продолжил:
— С дюжину, наверное. На тысячу человек в отеле, конечно, кажется, что мало, но кто знает, за кем они пришли.
Девушка побледнела:
— За мной, точно за мной.
Разумов наблюдал разговор двух обреченных и пытался понять: стоит ли ему боятся смерти, или его пронесет, как нездешнего. Не решил, подумал, что оставит это на потом.
Француз тем временем вышел в комнату, протирая лицо полотенцем. Сел на свою кровать:
— Сегодня меня заберут, я так много грешил, так много…
— И меня заберут, к мужу, в лучший мир.
Девушка подсела к молодому человеку.
— Вы тоже боитесь, или смирились, ждёте этого?
— Я? Думаю, смирилась. Уже хочу увидеть мужа, очень уж он зовет меня. Трудно ему там одному. А теперь вместе будем.
— Примите мои соболезнования, мне жаль.
— Ничего, прошло уже довольно много времени.
— Что вас беспокоит?
Француз взглянул в глаза девушки. Она посмотрела на него. Оба замолчали. Пауза длилась около двух минут, а Разумов все стоял и смотрел на этих двоих. Понимал, что сейчас они сами лечат друг друга, поэтому не мешал. Наконец, девушка продолжила:
— Голос мужа. Он будто не отпускает меня, иногда даже не дает жить спокойно. Постоянно в голове.
— Может, он пытается сопроводить вас к человеку, который будет заботиться о вас так же, как заботился он?
— Об этом я как-то не думала. Звучит убедительно, даже слишком.
Француз придвинулся ближе. Девушка сделала тоже самое. Разумов понял, что в данный момент он здесь лишний, поэтому поспешил удалиться. Он знал, что каким бы ни был этот «Конец», этих двоих он не заберёт. Они только что обрели то, о чем мечтают многие — любовь.
