Есть разные уровни патриотической борьбы. Та борьба, которую Вы ведете, сопоставима с борьбой величайших Русских святых или таких наших национальных гениев, как Федор Достоевский и Даниил Андреев. Вы не просто большой Русский талант, – Вы метафизический гений Русского народа, и Ваше проникновение в суть вселенской схватки, Ваше «поле Куликово» достигает такой бездны, которая закрыта-таки для подавляющего большинства Русских воинов. Ваше творчество и Ваше слово несут в себе частицу Воинского подвига Христа Распятого, Который телесную муку и гибель Свою обратил в поражение Преисподней: Дух Его, как молния, ударил с Голгофского Креста и достиг последнего дна сатанинской бездны, – Он поразил Врага рода человеческого в самой неприступной его цитадели! Этим путем идете и Вы силой своих мистических прозрений и творческой мощи. А потому я истинно говорю, что Вы в такие часы уже не то, что Вас все видят и мыслят. Верным признаком этого является то, что при чтении Вас и при личном общении с Вами меня пронизывает дрожь. Мои записи о Вас (1991–1995) так и остаются лежать в моем архиве. Я знаю, что Русская земля держится не только праведниками и молитвенниками, но и такими ее сверхвоинами духа, коловратоносцами и крестоносцами – людьми глубинного, запредельного, нечеловеческого прорыва, как Юрий Дмитриевич Петухов; я знаю и то, что Вы не Христос, а потому облучение, получаемое Вами в инфернальной бездне (в которую Вы ниспадаете, как молния с Голгофского Креста), делает Вас обреченным. Для меня это наивысший подвиг сыновней любви Русского Воина. Вы облучены бездной; опасный предел давно перейден, но это Вас не останавливает и Вы опять во имя России спускаетесь в нее, – Вы жертвуете своей бессмертной душой за всех нас («за други своя»). Вы – Русский Герой, человек подвига и жертвы.
Из соединенных усилий таких, как Вы, и рождается освобождение души России из сатанинского плена…
Ваш приход был замечен мной, – еще тогда, в 1991 г., из глубины дудаевского инфернального плена. Уже по первым номерам «Голоса Вселенной» я понял, что Вы несете в себе то, что нам недостает: мистическое измерение нашей борьбы и перенос ее в другие миры существования (только проникнув в них и поразив в них врага, мы можем надеяться на победу в мире земном, этом). Между нами установилось чудесное взаимопонимание, и я Вас с тех пор чувствовал и не раз незримо сопровождал. Я и по сей день не расстаюсь с Вами, незримо вхожу в число людей Вашего внутреннего круга. Самое большее, на что Вы можете рассчитывать во «внешнем мире» – это признания, что Вы сильный и даже гениальный фантаст. – Нет, «миры Юрия Петухова» это не фантастика, а самый что ни на есть строгий реализм; это иная, не менее реальная, чем наша, действительность, в которую проникает и о которой свидетельствует его дух. Ваша забота – не забавлять своим причудливым воображением, а спасать им русских людей. Ваше творчество это Ваше участие в великой битве за спасение России. Вы сражаетесь за Россию не только в нашей повседневной жизни, но и, главное, в инфернальной сфере наличного бытия, в тех темных мирах, которые идут с нашим в связке (и Ваши победы там облегчают нашу участь здесь, – вот в чем смысл и оправдание Ваших «страшных» пристрастий!). Сражаетесь Вы и в этом мире, о чем говорит обжигающая душу Ваша публицистика и прямое участие в защитных акциях патриотов (в обороне «Белого дома», например), – но это уже то, что по силам и другим, а вот на проникновение в иную реальность, на боевой прорыв в бездны сатанинские и лихие рейды там, – способны лишь единицы (и слово Ваше оттуда бесценно). Возвращаясь с глубоких рейдов по тылам врага (посещая его антимир, антивселенную), Вы приносите к нам двойное зрение (которое изначально у людей было, но атрофировалось, угасло, а без него все наше отечестволюбивое воинство подслеповато). Платой за прикосновение к инфернальным сущностям и мирам, работу с ними и проникновение в них стала «лучевая болезнь» Вашей души (признаки которой проступают то в одном, то в другом Вашем тексте). Вы спасаетесь тем, что обманываете себя, говоря: «я всего лишь писатель-фантаст». – Нет и нет, тысячу раз нет! – К Вашим «фантазиям» я отношусь, быть может, серьезнее, чем Вы сами: я верю в их подлинность и действенность, верю, что это реализм особого рода – «фантастический» – и он есть один из способов познания, которым русская национально-освободительная армия не вправе пренебрегать (чтобы одолеть врага, мы должны на вооружении иметь все, что он имеет, и сверх того еще что-то свое, совсем особенное; здесь не должно быть никаких ограничений, никаких запретов). Лозунг «Все для фронта, все для победы!» Вас от церковной анафемы защищает (и я в спорах с православными догматиками, у которых недостаточность патриотизма как сердечная недостаточность, – отстаиваю Вас).
Ростислав Подунов (Иван Рукавицын)
21. III.1996 г.
N. В. Это приветствие я написал сверхвоину России Юрию Дмитриевичу Петухову как средоточию Русских мистических сил, что подтверждаю в дни Страстной седмицы 1996 г. – я связываю Вас с мыслями о Воинском подвиге Иисуса Христа, Который через Голгофскую муку и смерть свою прорвался до самого последнего дна инфернальной бездны вселенной и поразил там Врага. – Вам дано быть искоркой этой Голгофской молнии, проникающей в сердцевину мрака, вот что я уяснил, читая Вашу прозу и публицистику! Все остальные определения Вас будут периферийны или вторичны.
Р. П. 9.IV. 1996 г.
Лет десять назад, когда я начинал только продумывать сюжетные ходы романа «Звездная Месть», намечать осевую линию, мне, по наивности моей, казалось, что роман сам и его идея должны стать доступными ежели не миллионам, то тысячам русских людей. Шли годы, строки выливались на страницы, попутно писались другие романы и повести, многое менялось в жизни, росли тиражи моих публикаций, потихоньку переваливая за десять миллионов… бесконечное множество читателей моих со страстью и нетерпением следили за всеми перипетиями и злоключениями героев, но… но мало кто погружался в глубины романа, почти все плавали где-то в поверхностных его слоях, барахтаясь в клубящихся и бурлящих, свивающихся в немыслимые узоры видимых волнах и течениях сюжета. И не тысячи, даже не сотни, а десятки и единицы находили в себе мужество погрузиться в этот непомерный и страшный Океан, порожденный, как теперь я понял, не одною лишь моею фантазией, но чем-то большим, не имеющим имени, но вездесущим и всемогущим, дающим избранным счастливцам возможность в минуты парения над бытием соприкоснуться с Его Дыханием – и увидеть незримое простым оком. «Звездная Месть»! В грязнопенном потоке псевдобеллетристической мути почти каждый из нас утратил часть Духа, дарованного ему – созданному по Образу и Подобию. И потому само название романа в суетных мутных мозгах не породило никаких ассоциаций кроме как «вторжений негуманоидов» и дешевой «мести» героя своим обидчикам по дешевым западным образцам. Ибо забыли: «Мне отмщение, и Аз воздам!» Будто и не было ничего сказано Спасителем, будто лишь к смирению да покаянию, как хотелось бы многим врагам Его и нашим. Он призывал. Именно, «воздам»! Не принято в романах писать все открытым текстом. И потому разбрасывал я ключи к разгадке его тут и там: в иных романах и повестях, в публицистических статьях, на страницах «Голоса Вселенной». Имеющие глаза и уши – узрели и услышали. Созданные по Образу и Подобию, наделенные Духом, и тем самым навечно связанные с Вседержителем, поняли то, что и до того знали – ибо просветленные есть. Один из таких и Ростислав Подунов (Иван Рукавицын). Я оставляю без комментариев лестные эпитеты и не принимаю их в свой адрес, потому что осознанным в моем труде было лишь желание хоть что-то сделать для погибающей России, все прочее же шло из Сфер запредельных и Высших – по одной лишь причине: я был открыт для Них, я ждал Слова. И Оно нисходило, облекаясь в ту форму, которую я мог Ему придать… может быть, кому-то другому это удалось бы лучше, не знаю. Важно иное, я не один на Святой Руси, и не первый, а значит, мы, русские, еще постоим за землю Богородицы и Вседержителя… и вот здесь бы я хотел внести небольшую поправку в Предпасхальное приветствие Ростислава Подунова – не в обороне я был «белого дома». Обороняется пусть враг, захвативший нашу землю. Как известно, сами события Октября 1993 года складывались из двух составляющих: «белодомовские сидельцы» – не главное, они были пассивной частью, но на них пытаются сосредоточить основное внимание наши недруги, как на забитых и безвольных, ни на что не способных «русских дураках». Нет, в Октябре было Народное Восстание – более полумиллиона Русских людей прорвали все заслоны, с боями прошли через пол-Москвы и ценою своих жизней освободили «сидельцев», принесли им и себе победу… а вот растерявшиеся и перепуганные «обороняющиеся» упустили эту победу, ибо слабы духом оказались. Я был среди восставших, а не среди сидевших и ждавших. Ибо% как было сказано: «Мне отмщение, и Аз воздам!» и «не мир, но меч принес Я вам»! И я не мог находиться в другом месте, мои слова не должны расходиться с делами… Ныне многое изменилось. Мы еще не победили. И еще не воздали. Но мы уже побеждаем – дьявол отчаянно сопротивляется, старается удержать свою власть на святой земле нашей. Но тщетно. Тогда мы пытались изгнать дьявола во плоти человеческой за пределы отчизны нашей. И мы не проиграли. Мы одерживаем победу, мы берем верх в конечном итоге, хотя не изгнали носителей дьявола из России. Получилось иначе, мы изгнали дьявола из самих носителей, из тех немногих, в кого он вселился в годы «перестроек» и «реформ» (разумеется, не изо всех, откровенные и неприкрытые слуги сатаны остаются его слугами, но они уже обречены!) Русь очищается! И я не думаю, что те, кто в тяжкий час говорил со злом на доступном этому злу языке и усмирял его, погубили души свои – Господь простит Своих детей, в чьи руки Он вложил Свой меч. И покарает иных, скрывавшихся под благообразной внешностью и за благолепными словесами, а на деле разрушавших Церковь Его. Я не буду уточнять, кого имею ввиду, все помнят, кто, подобно Пилату, «умыл руки» тогда, в Октябре, отдав на растерзание иродам тысячи безвинных, кто, сославшись на болезнь, спрятался в покоях своих, убоявшись за власть свою земную, кто воистину достоин анафемы, кто бездействием своим способствует расчленению и погибели Православного мира, кто за высшее благо почитает лишь благосклонность «сильных мира сего». Бог с ними со всеми! Ибо мелки и ничтожны они пред Ликом Всевышнего. Со светлым праздником святой Пасхи всех вас! Христос воскресе!
Юрий Петухов
Лирическое повествование в 4-х частях о князе Данииле Московском
Даниил Александрич, безусый мальчонка,
Первый князь на Москве –
лишь названье одно!
Не Дунай, и не Дон, и не Днепр – речонка
Подкатила к стене,
загляделась в окно:
До того все покойно и неторопливо.
Что Орда – не орда,
будто нету ее.
Уж полвека как сгинул наездник визгливый
Неизвестно куда,
да оставил ярмо.
Был отец – по прозванью народному Невский,
Александр Ярославич.
Да нет и его!
Сыновья уж не помнят забот своих детских.
Им бы ладить…
Ан не до того.
Сыну младшему – малые крохи от старших:
Незавидный кусок,
небогатый удел –
Затерявшийся в дебрях Оки заплутавшей
Лесовик-городок,
городишко-придел.
Ко Владимиру-городу первопрестольному,
Где сидит старший брат,
князь великий Руси,
И московские земли от веку пристегнуты.
Брат землею богат.
От богатства спесив.
Сыну среднему дан от отца Городец.
Червоточина мысли –
скупец был отец!
Примеряет Андрей Городецкий венец
И веревочку мылит:
Придет твой конец,
Брат Димитрий, ужиться нам трудно вдвоем
На отцовской земле, уж тебе ль то не знать.
То, что было твоим, скоро будет мое!
Я с мечом, на коне, буду правды искать!
Да и князю Димитрию тесно с Андреем –
Хоть и по крови братья,
а в мыслях разлад.
Им бы ссоры и распри по ветру развеять,
Нет, за ратью к ордынцам спешат –
Кто вперед, кто сумеет в Орде приглянуться,
Хану радость –
средь русских раздор!
«Пусть урусы всегда меж собою дерутся –
Сладость власти есть в горечи ссор».
И опять как в ознобе трясется земля,
Злыми корчами бьется
под гнетом копыт.
Бранный пир для залетного воронья:
Вволю крови напьется оно,
погостит!
Младший рос, мужал, дела взрослили,
В братние раздоры не вступал.
Землю его войны обходили.
Только мир не вечен – час настал:
Шла по наущению Андрея
В отчие края Дюденя рать
Грабить, разрушать и убивать,
Ничего живого не жалея.
Подминая версты под себя,
Оставляя сзади пепелища,
Сами не имевшие жилища,
Выживших оставив без жилья,
Шли тумены, на снегу чернея,
Неостановимы – шли и шли,
Шли по зову каина-Андрея,
Князя-изверга своей земли.
На великокняжеский престол
Из улуса Джучи шел Андрей –
Видно, бес опутал и повел
По тропе которы и смертей.
За услугу данью вдвое большей
Той, что Дмитрий хану посылал,
Отплатить брат средний обещал:
Властолюбье – людям тяжкой ношей!
И в погоне за земною властью,
Упиваясь кровью братьев всласть,
Тело рвет страны родной на части
В алчной дрожи Городецкий князь.
Пламя над Владимиром, Коломной,
Полыхают Суздаль и Можайск,
Будто бы один пожар огромный
Губит позабытый Богом край.
Каждый ищет для себя спасенья.
От соседа помощи не ждет.
Слабость – порожденье разобщенья.
Отчужденье к немощи ведет.
Тверь гостей незванных не впустила,
Повернули от ее ворот.
Сила уважает только силу.
Лишь над слабым верх она берет.
Слабость в неосознанности силы,
В липком страхе прошлых горьких бед.
Слабость, скольких сильных ты лишила
Выстраданных муками побед?!
До Москвы змеею докатился.
Ханской рати малый ручеек,
И в овечьи шкуры обрядился,
И вьюном обвил Москвы порог.
Горек первый опыт Даниила:
Соблазнившись патокой речей,
Ворота Москва свои раскрыла
Для врагов в обличий друзей.
Был недолог бой, кровав и страшен,
И не бой, а сущая резня!
Полыхали свечи градских башен
В море всемосковского огня.
Закусив железные удила,
Кони вынесли из вражеских оков
И обманутого Даниила
И его растерянных бойцов.
Ускользнула малая дружина,
Побросав дома свои и скарб,
Все оставив за посадским тыном,
Не страшась людских и Божьих кар.
Страх перед ордынскою чумой,
Неотступный, леденящий кровь.
От доски отцовской, гробовой
И доселе гнул к земле сынов:
«Свыше посланное нам проклятье
За вражду, раздоры на Руси,
Человеку суждено понять ли?!
А тем более – остановить!
Все живое гибнет под напором
Непреодолимых злобных сил –
Страшный суд за распри и которы –
Божье наказание Руси!»
Перед Богом оправдать себя непросто.
Разве оправдание в словах!
Что стонать да плакать по погостам,
Коли вся земля – зола и прах?!
Княжество свое – куда бежать?
К братьям-упырям дороги нет.
Княжество мало. Но есть в нем пядь!
Есть в нем рать! И шею гнуть – не след!
Пусть прощенья свыше не дано!
Пусть молва осудит и казнит!
Но с плечей багровое корзно
Даниил снимать повременит.
Зацепиться за сажень, за пядь.
Пусть кругом одни лишь тлен и смерть.
Всем назло все сызнова начать!
Сыну Невского удел – все сметь!
Во Звенигороде плотники снуют,
Город встречи ждет с безжалостной ордой –
Кузнецы мечи булатные куют:
Расставаться с жизнью, так большой ценой.
Стены старые, им приступ нипочем,
И железо им знакомо, и смола,
И пороком их пытали и огнем –
Ладно все, да больно крепость уж мала!
Но на благо на дворе трещит мороз,
Для гостей воды хозяевам не жаль –
И по склонам вырастает льда нарост:
«Ну-ка, ежли кто желает, залезай!
Да гляди, не соскользнись на полпути.
Сразу гузно продырявишь о копье!
Если выдюжишь до верху доползти –
Тут согреем, смолкой ласковой польем!
Причесать тебя из стрельницы стрелой
Собралися все хорошие стрелки,
Им не жаль, поверь, гостек наш дорогой,
Им обидеть гостя просто не с руки!»
Князю гвоздем в мозг впилась Москва.
Стынет сердце – горю не помочь.
«Задарма купила татарва! –
Даниил не спит ни день, ни ночь.
– Удержать хоть клок родной земли
И отсюда заново шагать.
Чтоб в себя поверить мы смогли –
Отстоять! Хоть мертвым – отстоять!»
Устоял острожек-городок.
Враг ушел, бессилие коря,
В лютой стуже злого января
Получив заслуженный оброк…
И БОЛЬШАЯ РОДИЛАСЬ ЗЕМЛЯ!
Даниил Благоверный, скажи, в чем же дело?
Про тебя нет в учебниках
строчки одной!
Семь веков проползло, пронеслось, проскрипело –
Твое имя лишь в требниках –
местный святой.
Про тебя позабыли… Но все ль позабыли?!
Монастырь твой сносили –
снести не смогли.
Нас хотели лишить наших предков. Лишили?!
Нас почти ослепили.
Мы ж свет обрели.
Вырывали нам память из мозга клещами,
Кислотою травили,
железами жгли.
Мы ж прощали, мы все разрешали, молчали,
Погибали и жили,
забыть – не могли!
Окруженный разрухой заводов, завалов,
Монастырь белостенный
вставал из руин.
Как ей ни было б тяжко, страна понимала –
Кто наездник залетный,
кто сын.
Кто ее поднимал, защищал и лелеял.
Кто сжигал и топтал,
разорял и морил.
Кто в годину лихую впивался ей в шею
И давил,
и давил, и давил!
Даниил Александрич, как трудно быть первым!
Внукам, правнукам – слава,
они заслужили ее.
Первый падает навзничь с надорванным сердцем –
Это Первого право –
в нем правда его.
Даниил Александрич, воитель, старатель,
Зачинатель-трудяга
Московской Руси,
Основатель обителей и созидатель,
Защити свой народ, как тогда,
и спаси!
(отрывок из заключительной книги-эпопеи)
– Их нет! – уже кричала Светлана. – Нет нигде!!!
– На какую глубину ты опускала щуп? – спросил из своего угла молчавший до того Гут Хлодрик. И в пустых глазах его появился тревожный блеск.
– Как обычно, на три километра, – ответила Светлана.
– Глубже давай!
– Они бы не смогли за такое время забраться глубже.
– Давай, тебе говорят!
Светлана сжалась в комок. Она и сама знала, что могло быть всякое. Знала лучше Гуга. Но она не хотела верить. Если они забрались глубже, надежды почти нет. Она много раз испытывала угнанный шар, он мог прожечь шахту только на два километра. Под Антарктикой, пробитой и дырявой, кора была совсем тонкой, там была непомерная толща воды, но вода не грунт, не базальт и гранит. Здесь больше пригодилась бы десантная капсула. Только капсул нет. Они все уничтожены. Но почему Иван не отзывается? Что с ним? Что с Кешей и Глебом?! Может, они не добрались до форта, может, застряли под Лос-Анджелесом? Да, они наверное заплутали, заблудились где-то на поверхности. Светлана не хотела верить в худшее. Но внутренняя связь не работала. Будь они наверху, в развалинах, Иван обязательно бы отозвался.
