Приходилось ли Вам сожалеть?
Когда эмоциональный порыв становится настоящей давящей болью, когда нельзя вернуть прошлое: всё давно забыто или даже не начато...
Я испытываю этот приступ, случайно встречаясь взглядом с единственным любимым человеком, что так никогда и не узнал об этом...
И имя моё — Свет
Откладывала этот разговор на протяжении многих лет. Всё боялась сделать больно, сказав, что чувствую на самом деле.
Боялась быть виноватой, гораздо проще же делать вид, что все хорошо, симулировать счастье. Так легче, и это казалось мне правильным, но...
Я ошиблась.
Поэтому лучше дать ему шанс встретить ту, кто будет его хотя бы любить, пока ещё не слишком поздно.
— Свет, ты сейчас серьёзно?
Выставляю ладонь, прося на миг замолчать, вслушиваясь в стрекочущую трель продолжающихся вибраций на столе.
Нужно ответить, телефон настойчиво прерывает одним и тем же неизвестным уже третий раз. Вдруг что-то случилось...
— Да.
— Светлана, здравствуйте. — В ответ загорается бархатистый голосочек. — Я секретарь в "Aro-indust".
Ненадолго замирает, давая возможность сообразить, что за компания. Кажется, Нели о ней что-то говорила.
— Слушаю.
— Дело в том, что наш генеральный хотел бы встретиться с Вами по поводу Вашей сестры, это возможно?
Переспрашиваю..
— Со мной? Вы не ошиблись?
Девушка нисколько не теряется.
— Да-да, всё верно, когда Вам будет удобно? У него свободен обед, что Вы на это скажите?
Посматриваю на замершую большую стрелку на почти одиннадцати, и я в принципе все равно свободна...
— Да, хорошо.
Девушка, что так и не назвала своё имя, слишком бурно воодушевляется.
— Отлично, я пришлю Вам адрес.
Убираю смартфон, переводя взгляд на мужа. Что мы там... Он что-то спрашивал и теперь ждёт ответа.
— Да, Тим, серьёзно.
Немного морщится, склонившись над кофе.
— Почему? Всё так же? Ничего не изменилось?
Кивнула, едва прошептав "Извини". Только извинения ему не нужны, как и моё растекающееся тягучим оловом чувство вины.
Поэтому он нарочито медленно встаёт, убирает кружку в раковину, чего отродясь не делал, и уходит, оставляя меня одну. Разве не этого я хотела?
Тогда почему в груди что-то саднит, словно сама лично вырвала на корню нечто ценное и забыла залить всё зеленкой... Что это?
Чувство стабильности, безопасности, но не больше.
Мне жаль... и судя по адресу из пришедшего наконец СМС, пора уже собираться.
Встаю, расплетая косу медного оттенка.
Наверное, нужно выбрать что-то стильное, не встречаться же с Нелиным боссом в этом спортивном костюме, верно?
Где-то в шкафу пылилось одно нежно-фиолетовое платье. Думаю, за неимением иных вариантов, будет не так уж и плохо.
Теперь главное — не жалеть хотя бы саму себя и не пытаться что-то остановить.
Сопротивляюсь порыву ветра, поправляя подол, стремящийся повторить фокус Мерлин Монро. Аккуратно ступаю на не высоких шпильках к белоснежной каменной ограде.
Прохожу на территорию ресторанного комплекса с бессмысленным названием, чем-то схожим на "Дежа Вю". Где-то здесь...
Старый особняк кладкой белого кирпича создаёт тень для небольшой террасы впереди. Судя по всему, мне всё же туда.
Поднимаюсь по деревянным ступеням, сдвигая пепельно-розовую тюль в сторону.
Тут же откликается администратор.
— Добрый день. — Располагающе улыбается. — Вас ждут?
— Да... — Исправляюсь. — Скорее всего, да.
— Не могли бы Вы назвать фамилию?
Ох, если бы я знала... Оборачиваюсь, оглядывая полупустой зал: каждый занят сам собой и до меня нет никому дела. Я точно не ошиблась адресом? Может, что-то напутали? Что могла натворить Нели, что сейчас мне приходится..
Только позади смутно знакомый раскатистый тембр ударяет громом..
— Рашевский.
Быстрее, чем успеваю среагировать.
— Девушка со мной.
Легко касается локтя, от чего хочется провалиться сквозь землю и задавить отдающий в голову пульс.
Неужели...
— Рад тебя видеть. — Подталкивает в сторону первого попавшегося столика.
Сглатываю.
— И я тебя.
— По тебе и не скажешь, до сих пор любишь фиалки? — Почти шепчет, ссылаясь на платье.
Наконец отдаляется, давая шанс медленно обернуться..
Значит, вот, как он изменился? Темнота его глаз стала ещё холоднее... может, она такой и была? Просто воспоминания давно истерли затасканную картинку, лживо сглаживая эти черты.
Отрывается, наконец присаживаясь и скрещивая пальцы перед собой.
— Как жила, Свет? Всё также молода, весела, игрива? — Морщится, сам себе усмехнувшись.
— А, это ж не про тебя, да?
Сажусь напротив, благодарю официанта за поданое меню.
— Ты же у нас пай-девочка, верно? — Смеётся собственной неудачной шутке. — Ладно, прости, как муж, как дети?
Едва обдала уголками губ... В конце концов, прошло столько лет. И сколько не замирай сердце, всё это — целая пропасть.
— Муж на месте, детей нет.
Снова играет костяшками.
— Да что ты!? А часики-то тикают...
— Тебя тоже жизнь не красит.
— Да нет, не жизнь.
Поднимает не окольцованную кисть, жестом указывая на моё впившееся обручальное.
— Сестра твоя только покоя не даёт.
Переплетаю ладони, едва отдалившись.
— Что же так?
Я никогда не стремилась лезть в её жизнь, но... надеюсь, что с ним она не..
— Укатила с моим братом за три девять земель, представляешь?
— И? — Улыбнулась. — Тебя не взяли?
Заметно морщится, улыбнувшись в ответ.
— А если влюбятся, женятся, Свет! — Немного тянет, посматривая на руки. — Ты в качестве моей родственницы мне совершенно не импонируешь.
Да и в ином другом виде тоже... спасибо, что напомнил, я начала забывать.
— Была рада видеть, Тём. — Встаю, решая закончить
Вдруг подаётся вперёд, касается кисти своим теплом, одним жестом заставляя присесть обратно.
— Свет, я не закончил.
И этот его взгляд...
Он — это дорогущие неудобные туфли из какой-нибудь лакированной кожи на огромном таком каблуке, наподобие стрипов Pleaser. Как раз такими его и завлечешь, танцуя что-то безумно пошло-женственное.
Убираю руку, прерывая мгновение.
На них можно смотреть сквозь витрину, пряча взгляд от осуждающих прохожих, вздыхать и мечтать ночами, но...
Он не моего размера, не мой фасон и в общем-то не "как раз" да и "ни к месту".
Истратить на него половину душевной зарплаты — сродни самоубийству.
Он — не моя обувь. Мои лодочки вполне хороши.
Но как же он улыбается...
— А вот и причина. Свет, я хотел тебя попросить...
Оборачиваюсь, пытаясь проследить за его взглядом. Тут же натыкаюсь на конфетную блондинку лет двадцати и следом идущего темненького мальчика с подозрительно знакомой внешностью.
Быстро поворачиваюсь обратно.
— Ты же у нас препод, да? — Встаёт. — Будь другом, выручи на час, ладно?
Наклоняется, пока я пытаюсь осознать.
— Никита, 8 лет, но лучше его не трогай. Закажи ему что-нибудь, карточка на столе.
Шепчу..
— Рашевский, ты... серьезно?
Улыбается.
— Более чем, Светик, более чем.
Подхватывает свою сногсшибательную блондинку, треплет мальчишку по точной копии своих волос и... уходит!?
Вот тебе и стрипы... Не моего размера.
И имя моё — Свет
За семь лет брака я никогда не хотела детей. Всё казалось, что сейчас не время, что, может быть, позже... но не "сейчас". Так и протянулись года.
Это было весьма удобно, не нужно уходить в декрет, не нужно менять свою жизнь, можно спокойно выслужиться до завуча, что я и сделала, а Тим... Его всё устраивало. Он в принципе искал жену под ключ, не беспокоясь о чем-то большем.
И сегодня утром я разорвала наш "контракт", совершенно не думая, что уже в обед на меня свалится чужой ребенок... с дурным характером, как и у его отца.
Этот шкед упал на стул, где только что сидел Артём, с таким чувством собственного достоинства, что мне и не снилось.
Оценил моё ошарашенное лицо отцовской улыбкой и принялся изучать меню.
Нет, Рашевский... свихнулся.
— Никита Артёмович? — Решаю заговорить.
Кивает, уже подзывая официанта.
— Мне мороженое с шоколадной посыпкой и фруктовый салат. Ей... — Косится на меня. — Не знаю, сок какой-нибудь.
— А... Апельсиновый.
Опять кивнул.
— Он сказал что на час?
Кивнула.
— Не верь, до вечера — минимум. Далеко живёшь?
Моргнула. Со мной ни-ког-да дети не говорили так фамильярно. Ходили по струночке — да. В рот заглядывали — тоже да... но "эй, далеко живёшь?". Серьезно?
— Не очень.
— Одна? — Уже ковыряется в салате.
— Ну, уже... нет. С черепахой.
— О, круто, болотная?
— Нет, среднеазиатская.
— Тож сойдёт.
И всё... погрузился в поедание фруктов, оставляя меня переваривать информацию.
Что я знаю о Рашевском? Ему тридцать один, как и мне, у него тяжёлый не изменившийся характер, он Нелькин начальник и похоже... отец, что даже в голове не укладывается. Нерадивый и никудышный, судя по тому, что готов оставить собственного... ребенка с человеком, которого не видел десять лет.
Ненормальный.
— Ты готова?
Залпом выпиваю сок, кивнув.
Никита морщится, топая ногой и показывая пальцем на маршрутку.
— Я там не поеду, ясно!?
Устала спрашивать причину, убеждать и вообще что-то делать. Просто упала на скамейку позади него и... и всё. Не поедет, так не поедет. Это уже третья, в конце концов.
— Никит... Папа точно не вернётся быстро?
Оборачивается, вложив во взгляд откуда-то взявшееся презрение.
— Уже надоел? Я могу и уйти, не переживай.
— Ага, размечтался. — Ловлю рукав белой футболки, разворачивая обратно. — Ладно... Он точно не будет ругаться, что мы уехали?
Мальчик меняется в лице, улыбнувшись.
— Не. Ему всё равно, где мы будем.
Отличный... Отец года просто.
— Такси?
Кивнул — могла и раньше догадаться.
Вообще меня можно привлечь за кражу несовершеннолетнего, и потом фиг я докажу, что этот самый убедил меня своим красноречивым отцовским взглядом, что он в общем-то самостоятельный парень.
Секундочку... ему восемь. Когда у нас там самостоятельность включается? До десяти лет в суде мнение не учитывают? Ну, может, это... пойдем обратно?
Только парень уже спрашивает адрес, не дождавшись, когда сама вызову машину с шашечками.
— Ломоносова, 18.
— Да это ж на отшибе... — Замечает, поправляя джинсы, продолжая оформлять заявку в каком-то приложении.
— Ближе.
Улыбнулся.
— Ну, круто. Меня в тот район никогда не пускали.
Цепляюсь надеждой...
— Никит, а у тебя есть мама?
Фыркает, словно сейчас спросила какую-то глупость.
— Есть, конечно.
Лихо оборачивается к дороге, провожая взглядом мчащиеся навстречу.
Нет, всё же где-то в моей голове треснула последняя тростинка, что Артём — несчастный одинокий вдовец...
Понятно, крыть его безалаберность мне больше нечем. Жалеть его не получается, а вот стукнуть линейкой ух как хочется.
— Может, к маме?
Замечаю, как морщит нос.
— Не, лучше с папой.
Прекрасно. Точнее на данный момент — со мной...
Нели на это подняла бы руки кверху и побежала спасать мир. А я? А я вздыхаю, тем самым соглашаясь с ситуацией, встаю и направляюсь к подъехавшей машине.
Что делать? Что ещё остаётся? Не оставлять же ребенка в ближайшей "Пятерочке" или вон в том отделении "Сбера" через дорогу... Хоть сколько сотрудничай они с Лиза Алерт, но как-то это бесчеловечно.
А вот оставлять ребенка с посторонними — это да, это "нормуль".
Авто притормаживает, вставая в хвост огромной пробки.
— Никит, номер папы знаешь?
Стараюсь не замечать странный взгляд водителя, брошенный в зеркало заднего вида.
Ну, в конце концов, не на рабочий же звонить? Кстати...
— Он все равно не возьмёт. — Отмахивается обладатель густой шоколадной гривы, темных глаз и папиной ямочки на левой щеке.
— А может... к нему на работу!?
Морщится.
— Не, я там сегодня уже Люську достал.
Уточняю.
— Люську?
— Папину секретаршу.
Пазл начинает складываться... Значит, вот чему так радовалась приветливая девушка, не пожелавшая представиться?
А эту блондинку он тогда где подцепил... и он приехал вместе с ребенком, но оставил его, надеясь подготовить почву в моем лице?
Он нормальный!?
А, да, это мы уже уяснили — нет, Рашевский не меняется.
Блин, у нас няни в городе закончились? Центры там всякие и..
— Да ты не переживай! Папа сам через час позвонит, спросит, все ли в порядке.
— И?
— И продлит тебя.
Как ни в чем не бывало...
— Меня? Я вообще-то не нанималась и...
— А ты прикольная. — Достает наушники из кармана, следом включая грохочущую музыку...
Потираю виски, зажимая губы. Только бы не мигрень, вот её мне ещё не хватало.
Резко убирает наушник.
— Тебя как зовут-то?
— Света.
Кивает, снова погружаясь в грохочущие биты...
Вот и познакомились.
Спасибо, Артём, всегда мечтала узнать, как там твои дела...
Ну, не так же, демон ты Лермонтова!
Ещё в подъезде поняла, что что-то не так, неспроста этот запах окутал весь тамбур.
И пока Никита восхищался и разглядывал папины любимые макеты кораблей разного масштаба, я вдыхала запах оладушек, скидывая лодочки, и думала, почему...
Она же уехала к подруге? Почему снова здесь, в моем доме, на моей кухне и явно в моем фартуке...
Из кухни раздалось:
— Родная, а где Тимошка, я тут его любимые...
Следом высунулась белокурая голова и замерла, лицезрея улыбающееся божественное провидение. Тот ей даже помахал, на что мама вышла всей красотой своей души, а я лишь прикинула, сколько потом отскребать лопатку, что она так ловко держит в руке.
Не иначе, как минут пять.
— Мам, это Никита — сын моего знакомого. Никит, это Юлия Александровна.
— Здрасте, тёть Юль.
А ребенок далеко пойдет, судя по улыбке на мамином лице. Тёть? Отлично сказано.
— Оладушки будешь?
Кивнул.
— Тогда марш руки мыть. — Разбавила их идиллию тоном строгой училки.
Ребенок скрылся в ванной, слегка замешкавшись с выключателями, а я прошла на запах гари, вслед за убегающей мамой. Порция с любимой сковороды полетела прямиком в мусорное ведро, мама принялась разливать тесто вновь, старательно отводя от меня взгляд.
Что ж, хорошо.
— Мам, что случилось?
— Ничего, с чего ты взяла?
— Мам...
— Что "мам" да "мам"? — Вспылила, выбросив половник с разлетевшимися брызгами по всей хрущевской кухне. — Эта негодница...
"Негодницей" обычно выступает моя сестра, и я начинаю догадываться, что стало причиной маминого срыва и возвращения в мою обитель.
— Ты представляешь, она улетела чёрти куда да ещё и не одна! Я только начала отходить от известия о срыве свадьбы, только наладила всё с Игорешей, а она... Несносная девчонка!
Ещё одна порция полетела в урну.
Встаю, вздохнув, забираю у неё из замершей руки лопатку, перекидываю на себя фартук и примирительно улыбаюсь.
— Даже не думай защищать её на этот раз!
— Ма-а-ам, Нели давно взрослая девочка...
Наша мисс грация садится за стол, радуясь появлению Никиты... что он там делал так долго?
— Да в каком месте она взрослая!?
Перевожу взгляд на скудную тарелку, ладно, сначала оладьи, остальное — потом.
— Мам, ей 27.
— Вспомни себя в твои 27 и сравни!
А что сравнивать? Мою скудную жизнь (точь-в-точь как эта тарелка), серую и беспросветную? С нелюбимым мужчиной и взявшимся отсюда трудоголизмом? Когда задерживаешься на работе только из-за того, что быт терзает похлеще любой проверки, что терпеть его базовые поцелуи даже из приличия и уважения больше не получается...
Или думать, а не фригидна ли случаем... а иначе как объяснить твою абсолютную бесчувственность на все его старания?
Вот это мои 27.
Только мужика зря мучала.
— Свет, хоть ты её вразуми!
Зачем? Переворачиваю оладушки.
— Мам, пусть делает всё, что хочет. Я никогда не лезла в её жизнь, ты знаешь...
— Вот может поэтому она и...
Вздохнула.
— Что? Познает жизнь? Оберегает себя от фатальных ошибок? Не выходит за нелюбимого? Путешествует? Так это же..
— Круто! — Вмешивается Никитка, а я киваю в ответ.
Оборачиваюсь к сковороде... Ладно, нужно накормить этого Рашевского и дождаться старшего. Позвонит же он, верно?
Только мама вдруг вкрадчиво уточняет, отрезая пакет сметаны из холодильника.
— Никиточка, а кто твой папа?
Ребенок не сразу находит что ответить.
— Ну, он..
— Давний знакомый, мам.
Женщина позади вздыхает и задаёт фатальное:
— А где Тимошка?
Теперь я не сразу нахожу ответ.
— Мам, он уехал к себе.
Под этим подразумевается однушка, которую мы сдавали... и мама похоже не сразу понимает.
— Зачем, квартиранты что-то начудили?
— Нет, мы... -Беру кружку с полки, тянусь за кувшином. — он их выгнал и переехал сам.
Протягиваю воду ей.
— Что это... значит?
— Мы разводимся.
Мама криво усмехается, пытаясь осознать, Никитка подозрительно замолкает (до этого всё пел себе под нос).
— А... Как... Он... Он тебе изменил!?
— Нет.
Но лучше бы да, хоть паршиво бы так не было.
— Тогда... Что тогда!?
У неё сейчас явно проигрывается собственное расставание с отцом и... ну, да, она не ожидала. Я тоже не думала, что на самом деле решусь... Только обсуждать с ней что-то совершенно не хочется.
К моему счастью телефон начал вибрировать.
— О, эт, наверное, папа! — Выдает довольный ребенок, а я понимаю, что со "счастьем" всё же поторопилась.
Вздыхаю, откидывая голову на миг.
— Да.
Выключаю плиту, вываливаю свежую порцию им.
— Свету-у-уль... — Как он умеет вкрадчиво и нежненько подлизываться, аж живот свело. — Вы уехали, да?
— Ломоносова, 18. Жду в течение часа, не приедешь — пиняй на себя, подниму все свои "преподские" связи и дойду до опеки...
Его тон сразу меняется аки стервозная сотрудница ГОРОНО.
— И что ты сделаешь?
— Ты оставил его, понимаешь?
Различаю "Чертова моралистка" почти шепотом. Договариваю:
— С совершенно чужим человеком.
— Послушай...
— Ты адрес слышал? Go, время пошло.
Он на удивление не теряется.
— Суку выключи, тебе не идёт. Скоро буду, поговорим.
Вот и поговорим.
Светуля-красотуля
Мама покидать квартиру после услышанного отказались, Никита облюбовал зал, рассматривая Эльку и спрашивая всё, что придет в голову.
В открытое окно задувал успокоившийся ветерок, слегка колыша тюль, беспокоя денежное дерево, и день в принципе радовал солнышком.
— А они правда такие тихие?
— Нет, бывает по-разному. Иногда за ней не уследишь.
— Прико-о-ольно. — Что похоже является высшей степенью восхищения. — А это мальчик или девочка?
— Девочка. — Села на диван, рядом с задумавшейся мамой.
— А как...
— Маленькие когти, клюв и хвостик.
— Прико-о-ольно. А... — Но замер, вслушиваясь во что-то.
Тут же загалдел телефон. Принимаю вызов.
— Подъезд какой?
— Третий.
— Паучонка оставь с кем-нибудь, одна выйди, поговорим.
"Паучонка"? Вот ещё...
И стоило только отключиться, как я поняла, во что вслушивался Никита... в нарастающий грохот колонок.
Ребенок довольно обернулся.
— Эт папа!
Мама сглотнула, я закатила глаза. Куплет о том, что люди не перестали убивать друг друга в войнах сменился нарастающим припевом, вошедшим в пик прямо у нас под окнами и проехавшим дальше. О, резкий визг тормозов и обратное приближение...
"What’s in yo-o-our he-e-ead,"
Я тоже хотела бы спросить, что там в его голове, не одноименные названию песни "Zombie" ли часом, но...
"in your he-e-ead?"
Умеет он выбирать музыку, конечно. Это же не ирландские "The Cranberries", которых гоняли в универе, а какой-то кавер... при том хороший. Надо будет найти потом.
— Никит, побудь с тетей Юлей немного?
Кивнул, словно всё это для него привычнее некуда и продолжил подпевать ору, рвущемуся в окно.
Не, пора это прекращать.
Читаю СМС, стаптывая кроссовки: "Я жду."
Набираю "Иду", подцепляя ключи от квартиры. Быстро спускаюсь вниз, открываю дверь и закрываю демонстративно уши подходя к бордовому кроссоверу с кольцованным шилдиком на задней части.
Подхожу к пассажирской, заглядываю в открытое окно. Нет, ему нормально, сидит такой... отбивает пальцами ритм по рулю.
— Сделай потише. — Голос растворяется в песне. Повторяю громче. — Тише!
Снова не обращает внимания.
— Тиш... — И тут он нажимает "Stop" на руле и мой ор становится... Ну, ладно, слышен.
Довольно поворачивается.
— Хорошо орёшь.
— Тут вообще-то дети новорожденные есть..
Улыбнулся, обнажив белоснежные... а взгляд— то... Вот в лицо об опеке я бы не рискнула.
— Сядь уже.
— Там — Показываю назад. — твой сын ждёт.
— Све-е-ет, пятно на платье.
Открываю дверцу, сажусь внутрь. Тут же сворачивает на парковку.
— Ну, слушаю, какие претензии?
Поворачиваюсь.
— Ты оставил ребенка!
Передразнивает тон:
— Это возмутительно, и я уже слышал. Дальше?
— И... Ты ничего не скажешь на это?
— А надо?
— Да!
Усмехнулся, оголив ямочку.
— А я думал, ты там уже всё сама за меня решила. — Сощурился. — Смотри, есть термин "ленивая мать", слышала такой?
— Ну...
Отмахнулся.
— Загугли. Так вот, я "ленивый" отец. И поскольку, как ты скорее всего узнала, мама его им не занимается...
Почти съязвила, но сразу пресек.
— И он в принципе на моем обеспечении, а у меня работа, бизнес, филиалы-шмилиалы, поездки, банкеты, да и я ещё, как видишь, не стар, — Это, как понимаю, о блондинке, Окей. — То Никитос представлен сам себе большую часть времени.
И снова перебил.
— Но это не значит, что я не контролирую, не знаю, где он, и пускаю всё на самотёк. Просто у него всегда есть выбор...
Красиво стелет.
— Еще скажи, что он сам выбрал остаться со мной.
Улыбнулся.
— Именно.
— В смысле!?
— Нина ему надоела ещё утром.
Уточняю.
— А Нина у нас..
— Сама сообрази. И когда он в машине это высказал, я дал ему возможность решить самому.
Нет, он... Серьезно?
— Либо остаётся со мной и идёт после обеда на открытие Нининого салончика, либо выбирает тебя, доверяя моему описанию.
Не... это что ж за описание!?
— А мальчик у меня очень любопытный, как видишь.
Осознаю...
— То есть..
— То есть я скотина, но не в плане своего ребенка. Точнее, ладно, осознанно ленивая скотина.
— В голове не укладывается...
— Слушай, ты же с детьми вроде работаешь, прогрессивных взглядов не встречала?
— И тебе не страшно?
На выдохе:
— Чего бояться? Ты училка, заведение фешенебельное, абы куда Никита не пойдет и на абы чём тоже не поедет сам по себе.
Загибает пальцы.
— Дотронуться другим до себя не даст по своим причинам, — Ещё один. — моя карточка при нём, как и телефон с интересной программой, способной отследить его Гео за пять секунд в случае чего.
Выдохнул.
— Ещё вопросы?
— Как у тебя все просто...
— Слушай, я не наседка и с гипер-опекой бегать за ним не буду. Пусть лучше чувствует, что сам отвечает за каждый свой поступок, чем прячется за моей спиной.
Нет, точно, красиво стелет.
Его телефон вдруг загорелся, отвела взгляд, пока он снимал его с подставки и быстро что-то печатал. Привлёк...
— Ты завтра что делаешь?
— К чему это?
— Муж будет против, если я паучонка утром закину?
Отвернулась, осмысливая..
— Свет, не тяни резину.
У меня не укладывается в голове всё это... Тёма, которого я помню, другой! Не такой расчётливый, не такой деловой, он не водил такие машины и... да... отцовство и он — это что-то из ряда фантастики, да не, даже скорее фэнтези.
А тут... солидный такой тридцати однолетний Артём собственной персоной... Ладно хоть такой же прибабахнутый. Обернулась, всматриваясь в профиль.
— Что ты вообще хотел в обед? О сестре поговорить?
Уголок губ дрогнул.
— Сначала ответь.
— Ну...
— У тебя планы?
— Утром в школу надо.
— До скольки?
Сжимаю пальцы сама себе, желая отрезать длиннющий уже отвечающий язык.
— До обеда.
— Окей, тогда с трёх до семи? Во сколько муж возвращается с работы?
Вдох..
— Ну, Свет, что как маленькая? Скажи, что ученик.
Перебиваю, будто в этом есть смысл.
— Я работаю с более старшими...
Поднимает руки, словно извиняясь.
— Ну, так что?
— Ладно!
Сама не верю, что произнесла... что согласилась. Ерунда какая-то. Он уже быстренько что-то печатает.
— Был рад видеть, Свет.
— А...
— Давай завтра, ок?
Ну, отлично... Смотрю в боковое зеркало, как из подъезда выходит Никита, довольно улыбаясь и подпрыгивая, перевожу взгляд на его отца, тот замечает и просто пожимает плечами.
— До завтра, Светик. Освобождай уже место.
Что мне ещё остаётся, верно? Освобождать место.
Не мои туфли, не мой разме-е-ер.
— Па-а-ап, ты видел фотку черепахи?
Отлично, у меня дома ещё и снимали.
— Видел, садись быстрее, жрать хочу.
А у нас, между прочим, оладушки...
Лан-Лан-Светлан
Мне хватало пять секунд, чтобы понять, понравилась песня или нет.
Я была жутким меломаном, хотя почему "была"? Ничего не изменилось, только при муже всегда убавляю громкость или нажимаю на "Stop", стесняясь своих вкусов.
Если хватит силенок, то будет прошедшее "всегда убавляла".
И сейчас, словно подросток, оставшийся один... О да, я включаю смартфон погромче и начинаю просто кривляться.
Специально выбираю Papa Roach c "The ending".
За все эти годы позволяла себе такое всего пару раз, и то в первый — Тим вернулся домой пораньше, выключил гаджет и посмотрел так, словно я очень странный нашкодивший ребенок.
Предосудительно, мать его!
Я даже так на курильщиков в школе не смотрю.
В его машине была его музыка, в моей — моя. Когда мы пересекались, в своей — я включала нейтральное радио, в его — пританцовывала от его вкуса.
Мне все равно какой это стиль или манера исполнения, если она пробирает — это моё.
Потом мы переехали в бабушкину квартиру возле моей работы, и "Зачем тебе тачка?" подтолкнуло к отказу от единственного места, где я чувствовала, что ни от кого не завишу.
Выдыхаю...
Но тогда, в 18-ь, я ловила от посторонних фразочки "По тебе не скажешь, что ты слушаешь такое."
"Таким" мог быть пигсквилящий мужик под сотню кг с лютой татуировкой, инфантильный мальчик с челочкой, позже кричащий "Верните мне мой 2007" (ха, это был 8-9 год) или даже корейский бойз-бенд с их "Mirotic", не случайно попавший в топ-лист.
Я уже тогда поражала знанием инхейла, пигвойса, песен Кино, Ленона, Бейонсе, французской оперы или Тани Булановой. У-ж-а-с... Тихая мирная девочка, да.
Собственно, даже Тёма о моих вкусах не знал. Ну, я не красила волосы, не прокалывала губу, не пыталась кричать о своей уникальности. Всё это прошло в мои 15, и он их, к счастью, не застал.
Улыбнулась, вспоминая, как в школьной столовой к себе подозвал директор и шепнул "Тебе не идёт", намекая на обалденный пепельно-розовый и треугольник железок в губе. Уши за тридцатник так и не проколола...
А мне, чтоб его, шло! И к 18-и волосы успели отрасти, а пирсинг зажить. Было плевать, но сейчас не об этом...
Мне хватает пять секунд, чтобы понять моё или нет. Редко я прокручиваю до середины.
С ним тоже...
Мне хватило первого взгляда. Он ошибся аудиторией, привлекая к себе всеобщее внимание. И это было ни на что не похоже!
О, помню-помню. В наушники тогда "Papa Roach" как раз проникали с "To be loved", и их "WHOOOA!" была именно в момент моего ядерного взрыва, вышвырнувшего к черту наивные мечты.
"WHOA! I'll never give in
[Эй, я никогда не уступлю!]
And I just wanna be, wanna be loved"
[Я хочу быть, хочу быть любимым!]
Словно мой zoom сместился со всего мира на него, а сердце уже щелкнуло затвор, время замерло, растягиваясь медленно-медленно засевшей в голове песней.
Все слова были бессмысленны.
А он смотрел точно так же. Только не на меня. Рядом, на Whoa-подругу.
Как он шикарно ухаживал, матерь божия! Завидно до сих пор.
Потом это стало привычным... он по уши в мою лучшую, а она просила меня накидать ей музыки потяжелее, чтобы...
Ну, им было о чем говорить между поцелуями.
И радуйся, Светик, что они вместе не один год. Слушай, какой он. И улыбаться не забывай.
Помню, как каждое утро надевала что покрасивее, училась ходить на каблуках и попадала под дождь сердечного ритма, когда его авто проезжало рядом. В одно и то же время, в одном и том же месте на протяжении всех этих лет.
Словно судьба, хоть как её назови.
Доходила до универа, отмахивалась от "Ой, мы тебя не заметили", целовала подругу в щёчку. Все три года, дура... Не важно, дождь, снег или заваленный экзамен.
И почему я была такой добродушной!?
Взяла бы его за тиски и сказала прямо в эти глаза ту самую строчку из "To be loved"! Или что-то типа: Эй, я хочу тебя во всех смыслах, как никого и никогда больше.
Тебя. Да. Вот эти твои клеточки, этот взгляд, длинные пальцы, ямочку и изгиб губ.
И даже сегодня, спустя десять лет, у меня точно также щёлкнул затвор, словно напомнив, что фотоаппарат лишь запылился, но ещё работает. А толку!?
Песня заканчивается на звонке в дверь.
Так поздно и совершенно не к месту может прийти только Тим.
Прохожу мимо зеркала, на миг усмехнувшись отражению:
— Ну, что? Слабо выдержать и не юркнуть в эти семь лет вновь?
И мне и с ним хватило первого взгляда и первых строк в "Beast" у шикарной Мии Мартины, чтобы понять, что:
"Nowhere to run, run, run, come here right now"
Бежать некуда. Эта стеночка, что стоит сейчас за дверью с его любимым тортом в руке, тогда — семь лет назад — заказал у вселенной "нормальную, тихую девчонку", и получил меня...
Желающую наконец переключить свою "To be loved" и смущающуюся от своего первого поцелуя спустя три дня в его машине на его коленях под его недоумение: "Ты никогда так не делала, серьезно?"...
Ставящую в своей голове на эти семь лет белый шум в виде одной единственной мысли: "Что ты с ним делаешь!? Whoa! Зачем!? Ты его никогда не полюбишь, себе не лги. Выйди немедленно".
Только не выходила. Всё на что-то надеялась.
Ну, что там... Торт за дверью?
Ланочка-Светланочка
Когда я случилась в его жизни, Тим уже был состоявшимся мужчиной, твердо стоящим на ногах. И он брал своё именно этим. Это его козырь, до сих пор подкупающий всех, кто его окружает. А я... А я — девчонка, не умеющая ничего.
У него за плечами неудачная любовь, от которой и появился запрос на "нормальную, тихую", у меня — и так все ясно.
Он из тех, кто не говорит "люблю" — не то из отсутствия любви, не то из уверенности, что это и так понятно.
Наверное, от этого в первые года я и соревновалась с незримым силуэтом его бывшей девушки, пытаясь по наивности заслужить, если не три слова, которые в общем-то не нужны, то хоть похвалу.
Только потом я поняла, что клянись он мне — было бы ещё тяжелее.
Хотя вру, "незримым" тот силуэт стал только после её исчезновения из его жизни. Сколько раз она стучала своим каблуком в дверь, когда мы уже были женаты — даже не перечесть. Сколько раз это вызывало уколы собственничества, Тим же был по праву "моим".
Тимофей тогда пытался быть ласковым, пытался заверить, что у него ничего не болит внутри, заверить, что я его полностью устраиваю. Ну, да, врал сам себе.
Его рассказы били по самолюбию, а оброненное "её я по-настоящему любил" заставляло быть... такой, как ему надо.
— Зато какая у тебя тёща. — В шутку цежу, на что он соглашается, отпивая чай и пытаясь достучаться до моего мозга, мол "Так нельзя, Света!"
Нет, серьезно... За семь лет я слышала "люблю тебя" лишь раз, и да, в постели вовремя момента, когда ему было особенно кайфово. Какая я мерзкая, Боже...
Во мне тогда это ничего не кольнуло, не встрепехнуло, я не ответила даже из приличия... лишь усилилось презрение к себе.
Я откровенно предлагала ему быт, рутинную заботу, секс и себя в придачу, он платил штампом в паспорте, стабильностью, своей самоуверенностью и вылазками на море или в горы.
С ним не может быть скучно... это мужчина не из той лиги. Он не сноб, не заядлый эгоист, даже не нарцисс. Но почему я не могу любить его?
Разве это дурацкое чувство, заставляющее переживать ночами, так важно? Без него легче... Только чувствуешь себя подстилкой, но что уж тут. Сама знала, в чью постель падала.
И сейчас он верно говорит, что я всегда была какой-то замороженной, не пытающейся открыться.
— Слушай, может, это просто трудный период? Давай поживем отдельно, соскучился по друг другу. Все пары через это проходят.
Поправка, проходят, если любят друг друга. Если нет — только тянут с неизбежным.
Отпиваю чай, изучая его торт. Терпеть не могу этот вкус — фисташковый. А он ему правда нравится... Почему я думала, что смогу приучить себя к этому? Привыкнуть, полюбить...
Ему 34. Он по праву гордится должностью зав.кафедрой, которую занимает уже 5 лет. Что для городского вуза — небывалое достижение, ибо завами там обычно бывают дедушки под шестьдесят.
Старается держать себя в форме, пропадает в спортзале до ночи, не торопясь домой, и раз в год сгребает свою непутевую жену куда-нибудь. Зачем я ему? За ним же вьётся толпа от первокурсниц до ему равных... Это бессмысленно...
— Я не хочу, правда.
Он клонит голову на бок, вцепляясь в меня взглядом, и выдает ожидаемое тоном взрослого и умного.
— Свет, а я не хочу этого. Ты меня полностью устраиваешь, зачем нам разводиться?
Как мало ему надо... Или наоборот? Я удобна. Не закатываю скандалов, так как не жду ничего и, следовательно, не могу разочароваться, не пытаюсь его контролировать... Меня самой словно и нет, зато есть ужин, уют, собеседник и неплохое тридцатилетнее тело. А, да, ещё есть тёща, что души в нем не чает.
Господи, как же хочется утонуть, чтобы эти слои невысказанной боли наконец начали отходить.
Я прячусь за собственными руками, натягивая панцирь. Не могу... Не могу... Не могу.
— Я переночую здесь.
— Только... прошу тебя, на диване.
Поднимаю взгляд, сдерживающий слезы, встречаясь с его непониманием. Он, кажется, обескуражен этим... Кивает, закидывая торт в холодильник и снова убирает кружку в раковину.
Зачем... Это ему не свойственно. Зачем пытаться заставить меня передумать? Я не могла решиться все эти годы... Зачем делать ещё больнее?
Он уже спит за стенкой, а я до сих пор не могу даже закрыть глаза. На что я надеюсь? Зачем...
Я же не питаю надежды на счастье, просто хочу прекратить этот маленький ад. Я не думаю кого-то встретить, кому я нужна такая? Меньше всего на свете мне хочется вновь оказаться в чьих-то руках.
Я хочу остаться одна. И не делать вид, что люблю то, от чего хочется сдохнуть.
Дотрагиваюсь до смартфона, нахожу профиль сестры.
Я: "Где ты хоть?"
Нели: "В Ирландии, тут нереально!"
Улыбаюсь её непосредственности...
Я: "Поддержи меня, Нель, ладно?"
Нели: "Что случилось?"
Чувствую, как беспокоится по ту сторону экрана...
В окно врывается ледяной ветер начинающейся грозы. Тюль колышется, разлетаясь...
Я: "Мы разводимся."
Стирает и снова пишет... Наконец отправляет хоть что-то.
Нели: "Ты шутишь!?"
Я: "Нет"
Нели: "Почему!? Только не вы, ну!"
Только не мы... Боже, когда там уже утро?
Только на этой неделе взяла БС на три дня. С понедельника снова закрывать нагрузку, копаться в отчётах, программах на будущий год, контролировать учителей, что точно также летом закрывают план, отрабатывая смены.
А ещё не закончившееся ЕГЭ, а лагерь, а проверки, а ремонт (но это хоть не моя часть), а выпускной... Кстати, о нём. До него уже полторы недели...
Я не могу представить свою жизнь без этого. Не могу не приходить сюда даже в свой выходной.
Трудоголик, закрывающий брешь в душе работой.
На самом деле хотелось остаться допоздна.
И даже охранник удивился, ответив на моё прощание уже в час, когда я покидала здание школы, стараясь не налететь ни на кого из бегающих повсюду младшеклассников, спешащих на обед в столовую после похода в кинотеатр в рамках пришкольного лагеря, 5 дней которого я буду обязана провести через неделю.
А в понедельник ещё ЕГЭ по иностранному на базе нашей школы... Кажется, на этой работе не может быть скучно.
Пять минут плутания во дворах, побег в магазинчик возле дома, от куда появился огромный пакет, и я уже болтаю со старушками, присаживаясь к ним на скамейку.
— Светочка, ты не поверишь, — Начинает одна самую свежую новость. — родненькая, вчера к нам какой-то залётный приезжал, так у меня чуть окна не выпали, а давление-то, а давление как подскочило!
Становится немного стыдно — этого "залетного" я всё же знаю. Что же... Надеюсь, он будет потише.
— Ой, — Начинает вторая, сжимая мне кисть. — у меня как раз полочка из-за этого шума отвалилась... Ты не могла бы Тимофея попросить?
— Да, конечно.
Не знаю, кого они обожают больше, меня или Тима. Хотя о чем я? Естественно, его.
И что я буду делать, когда мой муж останется в прошлом? Сама пойду соседкам полочки забивать? Не иначе.
Только это не причина... Не причина позволить ему остаться.
Открываю дверь, еле ставлю пакет на порог. Куда я столько закупила? Кому?
Я так привыкла ко второй персоне, к своим "обязанностям", что сейчас до сих пор не осознаю происходящего.
Две недели назад съехали квартиранты.
Две недели назад я не дала ему пустить новых.
Две недели назад он впервые ночевал там после первого разговора.
А сейчас...
Сейчас он стоит в одних трусах в дверном проёме в зал и улыбается мне так, как улыбался давным-давно. Кажется, даже дар речи пропал...
— Что ты..
— Я взял выходной!
Нет, ну, пожалуйста...
— Свет, давай рванём куда-нибудь? Сходим в кино или...
Делает шаг вперёд... Делаю шаг назад.
— Тим, нет.
— Да не поверю я, что ты правда хочешь развода!
Ухожу на кухню, оставляя пакет на его совести.
— Там Элеоноре Васильевне надо полку прибить. И... — Замираю, встречаясь с ним взглядом. — Ко мне мальчика через час привезут...
Смеётся, откусывая огурец.
— Какого ещё мальчика, кто?
— Не важно..
Приподнимает бровь.
— И это для тебя важнее?
— Верно.
— Свет, эй... — Резко встаёт с табуретки, вжимая меня в дальний угол кухоньки. — Ты же поэтому пришла раньше, ты же видела меня утром, ну?
Пытается поцеловать, проникнуть кистью под блузку, уже дотрагиваясь до оголившейся линии живота.
— Уйди.
Замирает, не поверив.
— Что?
— Я не хочу, слышишь?
Он же не глуп.
— Что ты творишь, Свет? Чем я тебя не устраиваю!? Что с тобой?
— Прошу тебя...
Отстраняется будто пощечиной...
— Ты с ума сошла?
— Пожалуйста...
Шепчет "Черт с тобой", разворачивается и уходит, громко хлопнув дверью, от чего со стены слетают часы, тут же разбиваясь звонким гулом.
Он... он уйдет.
Я этого и хотела.
Мы не повышали голос, но я уже истощена...
Пытаюсь отстраниться от столешницы позади. Отцепить скованные пальцы. Наконец вдохнуть, падая за стол, закрывая лицо руками.
Я же правильно поступаю, верно?
Заставляю себя встать после щелчка входной двери. Ушёл, звякнув связкой ключей, что оставил на полке.
Было бы проще, уйди он насовсем.
Было бы проще...
Подцепляю пакет, уношу на кухню.
Что у нас там? Рожки, крупа, капуста, фарш.
Приготовим макароны по-флотски...
Спешу в комнату, скидывая рабочий костюм. Где там мои шорты и майка? Как жарко сегодня... Так, надо накормить Эльку, а то она уже устала стучать по стеклу, контролируя мой каждый шаг.
— Я помню про тебя, честно!
Уверяю черепаху, будто она что-то понимает.
Где-то в холодильнике ещё оставался её контейнер с морковью и салатом.
Джош Смит из Ashes Remain прокрался своим вокалом в мой плейлист ещё в далёком 2011 с нежнейшей "Without you", под которую я сейчас протираю пыль и подпеваю строчку за строчкой.
"Hold me now I need to feel you"
Эта песня появилась именно в тот момент, когда Артём исчез. Ну, точнее... забрал документы. А я была... никем.
"Show me how To make it new again"
[Объясни мне, как
Начать все заново]
Наверное, поэтому этот трек так выворачивает душу каждый раз... что я не сразу слышу звонок в дверь.
Замечаю время на дисплее и мчу открывать, тут же сталкиваясь с довольным Никитой, его холодным прищуром и... как её зовут? Нина.
Что машет мне ручкой, не решаясь зайти внутрь. Неловко... Но сколько ей? Красивая... такая... вся с этими розовыми прядями по блонду...
— Привет. — Улыбаюсь, разрешая его сыну пройти.
Артем кивает, проверяя часы, потом зачем-то останавливается на моих ногах, от чего хочется провалиться тут же, и выдает:
— Слушай, планы изменились. Нина побудет здесь, ладно?
Не успеваю переспросить, как девушка уже переступает порог и скидывает балетки со своих прекрасных ног.
— Рашевский... — Выдаю я, но уже слишком поздно.
Он отчалил.
Не... То есть в этот раз он не просто оставил ребенка, а ещё и сбагрил свою... девушку!? У меня тут вроде не бюро забытых людей...
Разворачиваюсь к ним, отмечая, что Нина мнется с ноги на ногу, разглядывая не самые отрадные обои, а Никита сбежал... на кухню.
— Нинка, тут ро-о-ожки! — Орет ребенок.
Нина же меняется в лице и почти несётся на кухню, но притормаживает у двери, обернувшись...
— Ой, а можно? — Спрашивает взглядом щеночка.
И я понимаю...
— Можно.
Их там ещё и не кормили, да?
Светочка-конфеточка
А я ещё корила себя, что так много приготовила...
И если голодный ребенок, уплетающий всё подряд с фразой:
— Я там овощи видел, нарежь салат, пожалуйста.
Меня не так уж и сильно удивил, то поддакивающая его сыну Нина до сих пор не даёт прийти в себя.
И стою я, значит, режу помидорки, вспоминая, а не старая ли сметана или лучше заправить салат маслом...
— Оливковым? — Уточняет девушка.
— Подсолнечным. — Опускаю с небес на землю.
Та отмахивается, ещё раз смотрит на пустеющую добавку, косится на довольного Никиту, и кивает в знак одобрения.
Интересная девушка, ничего не скажешь...
Интересно, я в двадцать так же расслабленно сидела на табуретке? Откинув одну ногу и сгорбившись...
И она такая тонюсенькая, куда там уходит вторая тарелка? Эй, я тоже так хочу. Аж завидно!
— Он... вас... не кормил?
— Тёмчик? — Облизнула ложку, указав на меня ею. — Не, у него сегодня очень важная встреча, он с утра дождаться не мог...
Понятно, предупредить — сложно. Сбагрить — легко.
— Слушай, а ты почему тут?
Ни сколько не смущается.
— Да он там со стариком каким-то сорокалетним встречается, я по фэшену вообще не прохожу, а делать мне всё равно нечего.
Сползла на стул рядом.
— А салон?
— А что там делать каждый день? — Осматривает кухню. — А тут прикольно, олдскульно. Ой, там часы были, да?
Указала на стену.
— След остался такой... — Оценила взглядом заядлого критика. — прикольный. Можно сфоткать?
Понятно, они с Никитой говорят на одном "прикольном" диалекте. Ладно, мне не жалко локации для инстаграмчика.
Вздыхаю, наблюдая за тем, как быстро пустеет салат.
— Нин, а тебе сколько?
— Двадцать один.
Да ёшкин, Артём! Она университет-то хоть закончила? О чем он думает вообще...
— А он для тебя... не староват?
Девушка перестает жевать, замирая с ложкой в руке и обдавая презрительным прищуром.
— Ты из этих что ли!?
Отрицаю, боясь предположить из каких. Выдыхает.
— Да не, с ним...
Медлит, пока мысленно молюсь, чтобы там за этим многозначительным молчанием было хотя бы не "прикольно".
— Он удивительный, знаешь...
Её голубые глаза вдруг загораются огоньком воспоминаний, а лицо озаряет искренняя невинная улыбка... Она явно влюблена так сильно, что от единственного вопроса начинает смущаться.
Он удивительный? Да, я верю... Только уши бы ему оторвать!
Никита встаёт, довольно напевая себе под нос, убирает тарелку в раковину, кидает Нине:
— Посуда на тебе.
И скрывается за дверью... та кивает, продолжая улыбаться.
Я смотрю на эту девочку и не могу поверить... Интересно, как я выгляжу рядом с ней?
Наверное, в лучшем случае напоминаю очень старшую сестру, ну, или молодую мамашу.
Забавно, Артём даже спустя столько времени поражает своим вкусом.
— Он такой противоречивый! — И с её губ это звучит комплиментом, а с моих было бы обвинением.
Вздыхаю, убирая за ней посуду. Та тут же, и правда, встаёт и собирается все перемыть. А смысл отказывать гостье, верно?
Её телефон вдруг пищит от тысячи СМС-ок, и я даже отсюда понимаю причину её новой улыбки, пока разжигаю комфорку под чайником.
Это не мои туфли... Этой девочке они больше подходят.
— Ой, а есть чай зелёный?
— Да, там ещё торт с фисташками в холодильнике.
— Прико-о-ольно... — Тянет Нина, вытирая свой перформанс-маникюр.
И я почему-то уверена, что Артём в неё тоже влюблен. Хотя... Не моё дело, верно?
Только, Рашевский, почему даже спустя десять лет я должна сидеть и слушать твоих девушек? Где справедливость, эй?
Достаю тортик, окрикнув его сына. Разливаю им чай, слушая сотню новых вопросов о черепахах.
Нина все не вылазит из телефона, а я не вижу смысла оттуда её выдергивать.
— А что ты делаешь завтра вечером? — Вдруг спрашивает девушка, поднимая ко мне свои наращенные реснички.
— Ну...
Мальчик тут же подхватывает:
— Точно-точно, у нас же вечеринка! Приезжай к нам домой, ладно!?
Отстраняюсь, собираясь отказаться.
— Да и Тёмчик сам написал... — Показывает айфон. — Он вроде хочет с тобой о чем-то поговорить.
Или оставить меня с кем-то ещё? За ним станется.
Оба заискивающе улыбаются... А я зачем-то соглашаюсь, слыша, как дверной звонок тянет свою мелодию, три раза прервавшись.
— Ой, а кто там?
— Муж. — Завершаю посиделки, вставая со стула и оценивая масштаб съеденного торта... ну, ему пару кусочков ребята оставили.
Никита вдруг выдает:
— Тот, который ушел, да?
Нина смеётся, парируя его сыну.
— Но обещал вернуться?
И лучше бы всё-таки нет.
Первая Причина
И имя моё — Тьма
Люблю эти закаты здесь... Так быстро становится все очевидным, когда смотришь на уходящее солнце, словно проекцию прожитого дня.
Самое милое, что я сделал в жизни — выстроил этот дом.
Никитка давно не питает надежд, что является моим смыслом... он мой главный партнёр, которому я могу доверять, но никак не причина существования.
Одна случайная ночь с девушкой, успевшей опротиветь, — и, вот, я уже молодой папаша с ребенком на руках и без планов на будущее.
Этот вид — мой гештальт.
Не сразу понял, что Нина оказалась рядом. Сколько не учи её великому, всё это становится лишь постом в соц.сети. Как и затвор камеры с пустым постом уходящего солнца.
— Нин, сколько мы вместе?
Странно, но у пай-девочки волосы точь в точь как сегодняшний закат. Я уж и забыл.
— Год...
Улыбнулся.
— Тебе не надоело?
Люблю Нину, люблю её эмоции, что делают это личико чуточку живым.
— Что это значит? Ты... ты устал?
— Думаю, да.
— Но... завтра же вечеринка.
Встаю, отодвигая кресло.
— Не переживай, милая...
Вздыхаю, целуя её в лоб. На выдохе улыбаюсь... начиная любимую часть.
— "На самом деле...
Люблю её взгляд.
— Мне нравилась только ты.
Мой идеал и моё мерило.
Она зажигается, пытаясь дотянуться до губ. Останавливаю пальцем, тихо прошептав "Ещё не всё".
— Во всех моих женщинах были твои черты..
И это с ними меня мерило.
Взгляд дрогнул подобно затухающему огонечку.
— Одна курноса...
Дотронулся до неё.
— Другая с родинкой на щеке.
Провел линию по губам.
— Третья умеет всё принимать как данность.
В её глазах появляются слёзы, а мне искренне жаль так всё прекращать, но..
— Одна не чает души во мне, другая — в себе.
Вместе больше не попадалось."*
Жар пощёчины доносится быстрее скорости звука. Плюет мне "Да пошел ты" и уходит, оставляя меня одного.
Я этого и хотел. Верно.
Падаю в кресло вновь, откидывая голову назад... Даже не дослушала.
А Быков всё-таки верно сказал: на пути встречаются более сильные, умные, красивые, более достойные женщины, но первую любовь сложно вытравить из памяти.
Эта девочка стала одной из красивых, достойных, любимых..
Но вчера я вдруг понял, что устал от неё.
Вот так... Просто, как дважды два.
А ещё переговоры извели мне душу, поэтому я просто встану, войду в дом и уйду к себе, даже не проверив, как там сын.
Он спит в это время. Всегда.
А Нина... Когда-нибудь её заберёт её отец, и я буду ему благодарен.
-----
*Д.В. Быков — "На самом деле мне нравилась только ты."
(Прим. Пунктуация на совести автора. Всё буду писать по памяти, что не всегда совпадает с оригиналом.)
Между светом и тьмой
До сих пор смеюсь, вспоминая оклик Тима, когда он увидел Нину, доедающую его торт.
— Васнецо-о-ова!
Взвился в дверном проёме, не давая шанса девочке ускользнуть из кухни.
— У тебя диплом на носу, а ты тут чай пьёшь с моим тортом!? Да я тебе вчера отправил тысячу правок, где вообще исправления!?
Нина пыталась оправдаться, не скрывая паники в глазах. Никита откровенно смеялся, фотографируя студентку, а я не могла поверить, что так тесен мир. Серьезно? Тимофей Котов — её преподаватель?
Потом все же цыкнула на мужа, за что Нина оказалась очень признательна.
Починил он, понимаете ли, полку у бабушки.
И пришел хвастаться достижением, а тут торт его прохудился до двух кусочков.
И под конец вечера, я даже не удивилась, когда оба гостя нашли меня в соц.сетях, а Нина ещё и обняла напоследок.
Она интересная... И хотя бы искренняя, от неё едва ли стоит ждать какой-то подковырки. Чиста, как профиль в Инстаграме...
Вот сейчас подумала об этом, и поняла, что не всё там так просто... либо неудачная аллегория, либо — не так проста эта девочка с розовыми прядями.
Субботнее утро в принципе не задалось. Сначала сломался кран в ванной, от чего воду пришлось отключить, потом тосты подгорели, и на работе компьютер все не хотел сохранять файл.
И все это исключительно потому, что я волновалась... Только стоило ли?
Ровно в 6-ь вызвала такси до "Малиновой дуги" — нового коттеджного поселка, продиктовав адрес из сообщения от Васнецовой Н., и уже через полчаса оплачивала пятисотой купюрой моё согласие посетить это место.
Что здесь интересного? Я в школе не насмотрелись на бегающих повсюду тинейджеров? По крайней мере, фасад деревянного двухэтажного дома мне представился именно таким.
Как их тут много... Какие они все деловые... и как странно смотрят на мою персону. Что это за вечеринка такая?
— Как я рада, что ты приехала!
Рядом вдруг оказывается Нина с двумя култышками на голове, в синем топе и ультра коротких джинсовых шортах, ну, и стаканом чего-то странного в руке.
— Привет! — Улыбаюсь, тут же оказываюсь в её объятиях.
— Блин, если б не ты вчера! Всё, ты мне как сестра, really!
Она смеётся, колышась на ветру, утаскивая меня внутрь.
Как же здесь... шумно... и многолюдно. Повсюду.
Подростки на диване, подростки на столе, на лестнице, в туалете, у дверей, у стены... да кто-то даже посматривает на огромную шарообразную лампу!
А эти биты... Кто слушает такую музыку? Он?
Ну, да, всем им... большинству точно больше восемнадцати... По крайней мере, я надеюсь на это.
Нина ведёт меня дальше, на второй этаж, и я боюсь спросить, а можно ли вообще. Вдруг открывает дверь и выводит на веранду, тут же кинувшись к перилам, поглядывая вниз и оборачиваясь...
Здесь на удивление спокойно. И в принципе красиво — вид на весь город впереди мерцает переливами.
— А где Никита?
Отмахивается.
— Он в комнате рубится в джойстик с Лео. Это... ну, друг в общем.
Киваю, вставая с ней рядом.
Она почему-то отводит взгляд, потягивая алкоголь, улыбнувшись дрогнувшей улыбкой.
— Всё в порядке?
Поворачивает голову, растекая губы.
— Да, все хорошо.
— А где..
— Тёмочка? — Киваю. — А ходит где-то, весь день бесил — по телефону трещал. Дела у него, прикинь?
Не нахожу ответ, поэтому просто изучаю её пустеющий стакан. Она вдруг встаёт в позу поудачнее, выпрямив плечи, втянув живот и приподняв одно бедро, быстро достает смартфон из заднего кармана шорт, и просит сделать селфи.
— Знаешь, я не люблю...
— Фу, какая ты скучная!
Смеется, фотографируясь сама. На минуту зависает над экраном, рассматривая получившуюся картинку, накладывает фильтры, показывает финал и под моё нерадивое одобрение загружает в ленту, а потом выдает:
— Смотри, это вчерашний вид здесь. Круто, правда?
А я почему-то киваю, всматриваясь в её последний пост, вчитываясь в текст...
— Быков?
— Кто? Из интернов что ли..
Смеюсь, ох, уж это поколение Z.
— Ну, стихи...
— Ааа... Ну, не знаю, это Тёмчик вчера рассказал.
Её взгляд на мгновение перегорает, но тут же возрождается пролистыванием других фото.
— Свет, будем подругами, ладно? Мне кажется, ты прикольная.
— Хорошо, почему бы и нет.
Она кидается мне на шею, взвизгнув, а я вдыхаю её духи и почему-то думаю, что дружба с его девушкой — это же мы уже проходили, ну...
Только ветер касается плеч.
— О, вы здесь?
Нина рвется к нему, только в последний момент вдруг замерев и просто взяв за руку. Он кивает на моё приветствие, снова оценивая мою одежду...
Ну, я не наряжалась. Да и тут все в простом. Что тогда так рассматривать? Просто рубашка и обрезанные джинсы.
— Как добралась?
— Спасибо, все хорошо.
Кивает, закончив формальность... Всё, можно ему и уходить, дань выполнена.
Только почему-то вместо этого отправляет недовольную Нину в дом развлекать гостей, сам падая в одиноко стоящее кресло.
Я не решаюсь двинуться с места, не решаюсь напомнить о себе, когда он так сосредоточен.
Только... молчать не вижу смысла.
— Ты до сих пор клеишь девочек чужими стихами?
Поднимает голову, пытаясь уловить суть.
— Ты о чём?
— Быков в её Инстаграмме.
Недолго хмурится, изучая моё лицо... а потом натягивает фальшивую улыбку. Ясно, не туда пошла.
— Как тебе тут? Нет ощущения, что мы с тобой — родительский надзор за оравой сопляков?
— Подумала об этом в первую минуту.
— Да уж...
Прищурился от луча солнца за мной.
— Тогда почему ты это устроил? Только не говори, что тебе тоже "Прикольно".
Усмехнулся.
— Что-то типа того. Как живёшь, Свет? Все хорошо?
Кивнула, не найдя больше ответа.
— Кстати, ты так и не ответил..
— На что?
— Почему захотел встретиться.
Улыбнулся.
— А не стоило?
Сердце, тише-тише, я не так поняла... это не флирт, это ирония. Он блефует.
— И всё же? Правда так не хочешь породниться?
— Ну, ага.
И это больше похоже на отмашку.
— Ну, это от нас не зависит.
— А жаль.
Склонил голову на бок, пока я пытаюсь контролировать мысли, уносящиеся в сторону его растрепанных волос.
— Ты Никите понравилась, он только о тебе и говорит.
— Точнее о черепахе?
— Ага. — Снова зачем-то задержался на ногах. — Пока не перегорит, повозишься с ним? Могу предложить почасовую..
Из горла вышел комок самоиронии. Кольнуло. Только он уж точно не в курсе моей жизни.
— Спасибо, не стоит.
— Смотри сама.
— Только у меня работа...
— Разберемся. — Вдруг ухмыльнулся. — Слушай, а почему у меня ребенок вдруг спрашивает про развод?
Подавилась воздухом, отводя взгляд.
— Не знаю, может... услышал где-нибудь.
— Ну, ок.
С его лица всё не уходит усмешка, отражаясь прищуром и натянутыми уголками губ. Жуть, как завораживает...
В дверь вдруг влетела Нина с новым бокалом коктейля, Артём обернулся, вставая и совершенно спокойно произнес, стирая с лица улыбку девушки, да и мою тоже.
— Она считает тебя соплячкой, что ты в ней нашла?
И ушёл, обогнув ошарашенную Нину, что не сводит с моего исступления взгляд.
Твою ж, Артём.
Нина подаётся вперёд всё с тем же выражением, я было пытаюсь открыть рот, но она вдруг выставляет ладонь и начинает смеяться.
— Не обращай внимания, Тёмчик всегда такой. Ты ему насолила чем-то?
Ага, видимо, своим существованием. Не дожидаясь ответа, рвётся ко мне..
— Что хотела... Ты будешь что-нибудь? Я вообще тебе несла — Приподняла бокал. — Но как-то бесит всё, знаешь...
Знаю... Поскорее бы домой.
— Там тебя Никитос спрашивал. Я сказала, чтоб вышел из своей пещеры и сам нашел. Так что скоро начнётся...
— Что?
Пожимает плечами и роняет невинным тоном, от которого почему-то сводит каждую клетку.
— Представление.
Между светом и тьмой
— Что это значит?
Нина пожимает плечами и шепчет почти на ухо:
— Как подружке скажу... Маленькая месть.
Её пряди касаются лица, а я не успеваю переспросить, как по венам проходит страх от жуткого... детского... крика.
Молниеносно отстраняюсь, замечая как она невинно пожимает плечами, вздохнув.
Вбегаю в дом под продолжающийся до сих пор плач схожий на истерику, рвусь к лестнице, отталкивая скопившихся зевак и замираю на ступени от увиденного.
Мне нужно сделать шаг, но то, что я вижу хрустит похлеще любых осколков.
Маленький мальчик посреди комнаты закрывает уши ладонями, едва согнувшись в бессилии, и продолжает кричать.
Только сейчас я понимаю, что всё это одно протяжное "Не трогай. Не трогай. Не трогай".
Рядом стоит какой-то малолетний ублюдок и ухмыляется, раз от разу дотрагиваясь до плеча...
Отмираю, пропуская удар, слетаю с лестницы, но влетаю в слишком знакомую спину.
Толпа отступает при его появлении, виновато впечатываясь в стены.
Он заносит кулак, молниеносно сбивая спесь с паренька, что уже хотел скрыться.
Берет под колени вырывающегося истерящего ребенка, запрокидывая того на плечо, от чего тот вцепляется в его спину новой волной крика...
Оборачивается, встречаясь со мной разъярённым взглядом и произносит под всхлипы Никиты, смотря прямиком на меня, заставляя всех содрогнуться.
— Чтобы через минуту здесь никого не было.
И уходит куда-то вглубь под тихие перешептывания с характерным "Какого хрена ты вообще к нему полез?"
Только... Я оборачиваюсь, встречая невинный обеспокоенный взгляд Нины, замершей на лестнице.
Она что-то шепчет мне... что-то похожее на "Какая досада!" и спускается вниз, убегая в их направлении.
"Маленькая месть."
Маленькая дрянь.
Иду на плач, замечая, как стремительно редеет толпа, раз от разу задевающая меня рукой или плечом, унося отсюда всё спиртное, съестное, и, надеюсь, ничего ценного.
Замираю возле двери, касаясь ручки, как оттуда вылетает Нина, чуть не врезавшись в меня.
— Тебе тоже лучше домой, это надолго. — Закрывает за собой дверь. — Или хочешь, можем киношку глянуть?
Ошарашенно впиваюсь в неё глазами, на что она пожимает плечами и говорит.
— Он не простой мальчик, все уже к этому привыкли.
— Но зачем ты...
Невинно хлопает глазками.
— Я? Ты чего, Свет!? Как ты могла такое подумать!? Мы же подруги, надеюсь... — Акцент. — ты никому ничего не скажешь?
Не могу поверить..
— Вот, круть, ну, если что я с кинохой на втором, приходи. А тут — показывает на дверь. — делать нечего: наорется и заснёт.
— Зачем ты так?
— Бэйб, я не при чем! — Поднимает руки. — Но, кстати, если что я очень ревнива и обижена на него, сорян.
Уходит, довольно потянувшись.
Поздравляю, Артём, ты выбрал ещё одну расчетливую... Нет, Алинка по сравнению с Ниной — цветочки... Вот тебе и профиль в Инстаграме.
Или как это ещё объяснить? Ребячество? Глупость?
Черт с ней...
Дотрагиваюсь до ручки, выдыхая.
Рвусь, делая шаг к нему... маленький, оглушающе рвущийся, но замерший на одном месте. Он продолжает выкрикивать одно и то же в этой полутьме закрытых плотных штор позади него.
Не решаюсь двинуться, обернувшись на свою собственную дрожь.
Артем сидит в кресле, навалившись локтями в колени, раз от разу выдыхая в сжатые вместе ладони, словно не замечая ничего вокруг, смотря на своего сына.
— Что...
Оба вздрагивают от моего голоса. Никита на миг сжимает кулаки, но так же кричит.
— Уйди. — Тихо шепчет его отец, вцепляясь в собственные волосы.
Перехожу на шёпот.
— Как помочь?
— Уйди.
Только я так не могу... Но что я знаю? Ничего, совсем ничего!
Его похоже даже не обнять, не утешить. Каак ему... Как его... успокоить?
Но слушать плач, истерику ребенка до его бессилия — это жутко... Неужели больше никак? Может... Может, как с Нели?
— Жила на свете... — Надо унять дрожь и говорить спокойнее. — Жила на свете одна маленькая черепашка.
Он снова сжал пальцы. Артём резко вскочил, но тут же замер, не понимая, что делать.
— Она была очень смелой малышкой, и хотела перейти за линию горизонта, куда никому-никому было не под силу...
Голос иногда тонет в истерике, но он всё чаще всхлипывает.
— И вот год от года она наращивала свой панцирь, точно зная, что сможет исполнить свою мечту, когда все остальные черепахи в неё не верили, предпочитая греться на солнышке.
Чувствую, как Никита начинает вслушиваться, давясь слезами.
— Они говорили, что ни у кого не получалось уйти так далеко, а значит, не выйдет и у неё, но пришел день... когда черепашка решилась сделать первый шаг...
Вдруг начал оседать, упав на пол, мы оба рванули к нему, но Артём резко отдернул, не дав прикоснуться, прошептав.
— Дальше...
Пытаюсь продолжить.
— Она попрощалась с другими черепахами, и шаг этот показался ей очень тяжёлым, но именно он был важен.
Мальчик ложится на пол, поджимая ноги к туловищу, полностью прячась от мира... И только истошные всхлипы заставляют очнуться.
— Да-а-альше, Свет.
— Второй шаг дался проще, третий был легче предыдущего, а четвертый так вовсе показался пушинкой, но уже на половине пути, когда шаги на песке заволокло ветром, домик был еле виден, а до горизонта ещё так далеко, черепашка вдруг забоялась.
