Это всего лишь один из бедных городских кварталов, каких много, очень много. Но если пройти их все, увидишь другое. Другие дома, где белья на балконах не вешают. Дома, больше похожие на дворцы. Шикарные магазины, вывески которых по вечерам сияют цветными огнями, и рестораны вместо дешевых закусочных. Все это находится по другую сторону Башенной площади. Мы редко заходим туда. И даже на саму площадь - редко. Здесь прогуливаются обитатели домов-дворцов, дамы в кружевных платьях, меховых накидках и шляпах с цветами, мужчины в элегантных пальто. Они не любят таких как мы. Могут позвать полицейского, чтобы он прогнал бродяг. Правда, если бродяга ничего плохого не делает, у полицейского никаких оснований гнать его с площади нет. Но история все равно выходит неприятная, так зачем лишний раз ввязываться?

Хорошо еще, часы, висящие на той самой башне, из-за которой площадь получила свое имя, бьют громко и их можно услышать издалека. Иначе как бы мы узнавали время? Наверное, многие думают, бродягам точное время ни к чему. Но по крайней мере о наступлении полудня нам знать очень даже нужно, причём заранее. Когда часы бьют половину двенадцатого, мы с Элизабет, где бы ни находились, спешим в сторону перекрёстка Речной и Оловянной улиц. Здесь в тесном полутёмном подвальчике каждый день бездомные могут бесплатно получить миску супа и кусок хлеба. Раздачу устраивает городская благотворительная организация.

Суп чаще всего бывает из картошки и капусты, и не известно, варилось ли в нем что-то ещё, потому что в тарелках никогда больше ничего не попадается. Но суп хотя бы горячий, и когда, поев, снова выходишь на улицу, первое время почти не мерзнешь. Правда, к вечеру опять ужасно захачивается есть. А наутро желудок и вовсе сводит от голода, так что дождаться полудня бывает очень тяжело. Мы с Элизабет не попрошайки, не клянчим у прохожих деньги, чтобы купить хлеба или ещё какой-нибудь еды. Было дело, хотели пойти работать, но нас не взяли ни в прачки, ни в посудомойки. Сказали, что нам чересчур мало лет, и мы чересчур худые и слабые, а работа тяжёлая, поэтому никакого толку от нас не будет. Ну да, где же взять много сил, когда изо дня в день ешь один благотворительный суп - с тех пор, как сбежали из приюта, мы ничего другого не видели. Да и в приюте кормили не лучше. Но приют не хочется вспоминать. Мы решили между собой, что навсегда забудем его. Потому что даже наша сегодняшняя жизнь куда лучше чем та, прошлая. Она свободная. А приют был слишком похож на тюрьму.

Днём, когда можно бродить по улицам и отвлекаться от чувства голода, глазея на городскую жизнь, всё ещё не так плохо. Другое дело ночью: волей-неволей приходиться где-нибудь останавливаться. В темноту по многим кварталам разгуливать опасно. Да и спать хочется.

Укромные места, в которых никто не потревожит, мы с Элизабет знаем. Но от холода не спрячешься так, как от людей. Куски картона от коробок и старое тряпье - не самая лучшая постель. Иногда вечерами мы греемся у костров, которые разводят бездомные, из тех, кто относятся к нам неплохо и не гонят. Но потом уходим в какое-нибудь укрытие, и засыпаем, прижавшись друг к дружке и дрожа от пронизывающей сырости.

А после - снова утро. Холодное осеннее утро. Грязь и лужи под ногами. Было ли когда-то лето? Весна?.. Осень так неизменна в своём постоянстве, что порой начинает казаться - она есть и будет всегда, и кроме нее нет больше ничего.

Начинается наш путь, такой же, как каждый день. Ветер сегодня так и норовит сбить с ног. А коленки и без того дрожат от голодной слабости - когда еще подойдёт время обеда...

С хмурого неба сеется назойливый мелкий дождь. Мокро. Но мы не сдаёмся. Шлёпаем по лужам, поднимая брызги.

Элизабет чихает. Простыла и, кажется, я скоро последую ее примеру - нос закладывает, и в горле начинает пощипывать. Что ж, не привыкать. Это для нас обеих не редкость. Осенью и зимой гораздо меньше "здоровых" дней, чем "простудных". Ещё бы, с такой-то одеждой, как наша. Пальтишки на нас старые и выношенные, да и всё остальное не лучше. Мои штаны буро-зеленого цвета давно истрепались и вот-вот начнут рваться. Эти штаны я однажды нашла среди выброшенных кем-то старых вещей, и с радостью поменяла на них юбку, которая тогда уже начала превращаться в лохмотья. То есть, сперва я предложила Элизабет их взять, но она, глупая, отказалась, хотя её юбка была не лучше моей. Заявила, что штаны - мальчишечья одежда. А мне было всё равно. Я и тяжелые ботинки на толстой подошве, тоже явно мальчишечьи, найденные в той же куче старья, стала носить. Это единственное, что мне подошло, остальная одежда и обувь оказалась или детская, или летняя.

А Элизабет до сих пор ходит всё в той же негодной юбке, полосатых чулках - когда-то полоски были цветные, сейчас неопределённо-серые - и круглоносых туфлях с пряжками. В дождь в этих туфлях хлюпает вода, а для зимы они и вовсе не подходят. Я постоянно заставляю Элизабет поменяться обувью со мной, потому что ботинки хотя бы не промокают. Но она упорствует.