Я стоял на вершине кургана и вдыхал запах степи. Весна. Трава уже полностью покрыла землю цветным, переливающимся на солнце ковром. Наполненный запахами воздух вливался в меня благодатным лекарством. Целый год я был лишён счастья дышать им. Кто не родился в степи, того этот воздух не пьянит. Но я бы не променял его на всё вино царств. И не потому, что я не люблю пить, просто мало что может сравниться с этим ароматом ранней весны.
Сидевший на обочине бродяга не сразу привлёк моё внимание. Лишь когда он встряхнул свою флягу, прежде чем отпить из неё, я вспомнил, кто любил так делать и подошёл к нему.
— Ну вот и встретились, Ахнур Одноглазый.
— Да, я Ахнур. Но уже не одноглазый.
Бродяга повернул ко мне голову и я увидел, что грязная повязка перечёркивает оба его глаза.
— Вроде бы я слышал когда-то твой голос, но вспомнить не могу. Напомни мне, когда благословенная степь соединила наши дороги?
— Год назад, на празднике весенней грозы.
Год назад, в праздник весенней грозы, к нашей, уже изрядно охмелевшей компании, подсел Ахнур Одноглазый и стал сманивать в набег. Каждый из нас уже по разу ходил на Народ Стен и вернулся с добычей. Всё казалось таким простым. Есть Народ Степи, что не боится простора и есть трусливый Народ Стен, что прячется за камнем построек. Они все святотатцы, потому что разоряют наши курганы и ищут в них золото. Нельзя рушить Последний Дом. А уж брать из него что либо — хуже и не придумаешь. Так всегда говорит наш Великий Шаман, что живёт дольше всех в степи. Мой дед помнил его стариком в дни своей молодости и слышал от своего деда, что и в его юные годы был шаман таким же. И слово его всегда истинно. А значит весь Народ Стен виновен и мы в своём праве в набегах.
— Богатой ли будет добыча, — первым полез с вопросом ученик шамана, прибившийся к нашей компании с целью выпить. Учеником он звал себя сам, а напиваясь и вовсе мнил себя шаманом и грозил нам всем, что нашлет на нас молнии с неба. Мы смеялись над ним и называли его великой тучей пустыни. Что касается его магических способностей, то все знали, что шаман выгнал его через пять дней после начала учёбы за лень и полную неспособность что-то усвоить. Не помогли и деньги его отца.
— Это от нас будет зависеть, — насмешливо ответил Ахнур, — добычи там много, а дастся ли она нам в руки, решат крепость наших клинков и твёрдость духа.
— Наудачу пойдём? — спросил наш вожак, побывавший уже в трёх походах.
— Нет, — стал серьёзным Одноглазый, — один любящий золото проводник из народа стен приведёт нас к богатому поместью.
— Я знаю их язык, — гордо заявил я и приподнял глиняную чашу с вином, приветствуя Ахнура.
— Я тоже, — отозвался он, — но два толмача много лучше чем один, рад буду видеть тебя в своём отряде.
— А я могучий шаман! — опять влез ученик, — Да со мной даже Великий шаман советовался!
— Это когда он спрашивал тебя, достаточно ли десяти плетей для такого умного ученика как ты, или двадцать будет всё таки лучше? — усмехнулся Ахнур.
— Не стоит из за одного камня ругать всё дорогу, — встал наш вожак и поклонившись Одноглазому посмотрел на нас, — ну что решим, братья?
Ахнур слыл удачливым вожаком, настойка из блёклых ягод пьянила, да и было нам по шестнадцать — восемнадцать лет. Вот мы и согласились. Поначалу всё шло хорошо, но на третий день подкупленный Одноглазым проводник из народа стен вывел нас аккурат на засаду. Первым убили ученика шамана, который пошёл вместе с нами.
Опасаются люди стен шаманов, и на то есть причины. Но их в степи мало и в походы они ходить не любят. У нашего же придурка был халат шамана, расшитый цветными нитями, и он его никогда не снимал. Мы все в сером, а он яркий, как та птица с юга, что у нашего хана в саду была. Такого гонору бы на всю степь хватило. Первой стрелой его и приветили. Ахнур успел саблей рубануть предателя-проводника, а потом сам упал. Мне можно сказать повезло, стрела попала в шлем. Не пробила, а только сбила с коня. Я упал и потерял сознание.
Очнулся я уже лежа в телеге, связанный и в одних штанах. Даже оберег с шеи сорвали, серенький камушек, похожий на наконечник стрелы. Разговаривать со мной никто не стал, за первый же вопрос я получил по шее. Дней через десять меня довезли до рабского торга в каком-то городе и в тот же день продали. Я внимательно по сторонам смотрел, но никого из наших не видел. Купили меня быстро и опять повезли с другими купленными рабами вместе. В этот раз я уже был опытный, дождался, когда такой же как я пленник вопрос задал, посмотрел, как он по шее получил и сам спрашивать ничего не стал.
Ещё дней через пять нас в другой город привезли и опять на торги выставили. Но уже цену назвали много выше. Перекупщики, значит. У нас таких шакалов тоже хватает. Возвращаешься с набега, конь еле тащит то, что в походе добыл — твою честную добычу. А тут эти, с телегами, с деньгами, пьяной настойкой и рассказами о том, почему добытое даже сброшенной кожи овражной змеи не стоит. Я так всю первую свою добычу и спустил, меньше чем за две золотые монеты продал.
На новых торгах мною никто особенно не заинтересовался. Три дня стоял, пока в эти ряды гном не зашёл. Я их и раньше видел, но узнал сразу. Низенький, широкий, бородатый, с топором за поясом — гном и есть. Торговался гном долго и умело, два раза уходил, больным слабаком меня выставил, но всё равно потом вернулся и купил. И опять дорога. Ещё пять дней ехали. А я связанный на дне телеги лежал, все бока отбил. Поместье у гнома богатое оказалось. Дом хозяйский огромный, дом для слуг пониже и поплоше, а ещё всяких хозяйственных построек целая куча. И всё забором огорожено. Первым делом на меня браслет волшебный надели. Гном специально мага приглашал. Сидит теперь браслет на моей ноге и отойти от дома больше чем на сто шагов не даёт. Отходишь и сводит ногу судорогой. Каждый шаг от дома — судорога чаще и чаще. А потом и вовсе не останавливается. Возвращаешься — сразу проходит. Только боль в мышцах дня на три остаётся. Работать меня отправили на конюшню. Тут гном не ошибся, эту работу каждый степняк знает и зазорной не считает. Даже хан своего жеребца сам обихаживает. В лучшем виде будут лошади гнома. Не даром в старых легендах про Матерь Табунов каждый степняк после смерти оборачивался конём и присоединялся к Небесному Табуну.
Кормили меня сытно, спал я на конюшне. Неделю с лошадьми знакомился, ещё две одного приглянувшегося мне буланого жеребца учил как меня от браслета избавить. Смог бы и быстрее, да таился от всех. Так что через три недели вечером, принёс я в стойло к своему буланому камень, лёг на солому, ногу с браслетом на камень положил и знак подал. А конь аккуратно так подковой по браслету хрясь! Он на две половины и распался. Но и ноге досталось. Хорошо, что кость не сломал. Браслет под штанами невиден был, так что я спокойно его половинки в навоз засунул и утром его с прочим мусором уж не знаю куда вывезли. Сразу не побежал, потому как нога болела. Еле ходил по конюшне, гному сказал что подвернул. Да и пока выздоравливал, еды подсобрал. Что сэкономил из своей, а что то на кухне плохо лежало. Дней через десять спокойно заседлал буланого, нарёк его Ветром, управляющему поместьем сказал, что хочу коня проверить за оградой, выехал не спеша за ворота и был таков. Только спрятанный накануне в траве мешок с едой прихватил.
