Специфика устройства и функционирования национального языка во всем многообразии его проявлений в каждый период его существования может быть понята при достаточно ясном представлении о стратификации разных форм языка в рамках языковой ситуации. Это предполагает не только каталогизацию форм языка, но и знание об их распределении в обществе, связи с разными коммуникативными ситуациями. Не менее важно и выяснение того, как оцениваются разные формы языка их носителями и обществом в целом — поддерживают, относятся нейтрально, относятся отрицательно. Знание этого существенно и для понимания динамики разных форм языка.
На фоне общего повышения интереса к социолингвистической проблематике особенно заметно, что до сих пор не вполне ясной остается языковая ситуация, характерная для современного русского языка. В каноническое представление, согласно которому русский язык состоит из стандарта и территориальных диалектов, вносят известные коррективы выделение разговорной речи как особой системы, функционирующей в среде носителей литературного языка [Земская 1968], опыт определения статуса городского просторечия и его истоков [Городское просторечие 1984]. Однако с позиций языковой ситуации остается не охарактеризован такой компонент русского языка как территориальные диалекты. Это положение имеет свои истоки и свою историю.
Русские диалекты функционируют в гомогенной среде и контактируют с литературным языком через школу, средства массовой информации, через общение с лицами, репрезентующими литературный язык. Принято считать, что в таких условиях диалектоносители переходят на литературный язык, а диалекты нивелируются. Этот тезис принимается как бы априорно, поскольку он не всегда подтверждался изучением реального процесса влияния литературного языка на русские диалекты. Это еще в 40‑х годах отметила Н. М. Гринкова, написав, что указания на воздействие литературного языка на диалекты «в большинстве исследования выглядят скорее как отписки по поводу материала, не подлежащего изучению»…, а «процесс воздействия литературного языка не изучается и как он происходит — неизвестно» [Гринкова 1947: 177, 183]. Позже, уже в 60—70 годы, эта проблема рассматривалась в [Фонетика… 1968; Баранникова 1974; Диал. и лит. разг. речь… 1974].
Постулат о быстром отмирании русских диалектов особенно утверждался в 30‑е гг. и основывался он не на анализе реальной языковой практики, а в очень большой степени обусловливался социально-политической концепцией, сформулированной в русской диалектологии того времени. Считалось, что демократизация культуры в обозримо короткий период приведет к устранению диалектов и повсеместному распространению нормированной/литературной формы языка. В перспективе, очень близкой, виделось такое общество, где языковое поведение человека не несет никакой экстралингвистической информации о говорящем (локальной, социальной, образовательной, возрастной, профессиональной). Уровень сохранения диалектных форм языка прямо связывался с уровнем социально-политической продвинутости общества, что вытекало из вульгарно-социологической концепции, относящей язык к числу надстроечных явлений, зависимых от базиса [Филин 1938; Чистяков 1935]. Объявлялось, что диалектные формы языка свойственны политически отсталым слоям сельского населения, не охваченным процессом коллективизации. Если же диалектные формы сохраняются, то исключительно благодаря нежеланию отсталых крестьян овладеть литературным языком — «в колхозной же деревне со стороны основной массы колхозников этого противопоставления литературному языку не имеется» [Филин 1938: 173]. Весьма распространенным и долго сохраняющимся оказалось наивное представление, что сам по себе факт грамотности сельского населения является достаточным условием для перехода к литературному языку [Филин 1973: 356; Коготкова 1979: 5]. Надо отметить, что в 30‑е годы высказывались и более осторожные прогнозы относительно изменений в русской языковой ситуации. Так, Е. Д. Поливанов писал, что в условиях радикальных социальных сдвигов в «революционную эпоху» для преобразования грамматической системы языка требуется достаточно много времени, исчисляемого несколькими поколениями носителей языка [Поливанов 1968: 196].
Ассоциирование диалектов с сельским населением, не имеющим политической перспективы, официально санкционировало ожидание скорого и полного вытеснения русских диалектов литературным языком. Этот тезис включался в вузовскую подготовку педагогических и научных кадров; отражен он и в «Программе собирания сведений для составления диалектологического атласа русского языка» (М.; Л., 1947: 176—178).
Для того, чтобы понять существо процесса, важно определить условия, в которых он протекает. Контакт диалектов с литературным языком может осуществляться в разных условиях и с разной целью. Важно также определить те факторы, которые могут заставить говорящих сознательно перестраивать свой язык (отказываться от материнской речи).
В любом современном обществе наиболее высок социальный престиж литературного языка, как культурного символа нации. Однако на этом фоне степень социальной сниженности территориальных диалектов может быть неодинаковой в разных языках. Колебания достаточно велики: от нежелательности использования диалекта только в строго официальной ситуации до несовместимости диалектной речи с какой-либо претензией на образованность и высокий социальный статус. Если диалект недопустим лишь в официальных ситуациях, то это сопровождается в обществе не только терпимостью к диалектам, но и поддержкой их как форм семейного, неофициального общения. На этом основано известное в немецкоязычной среде литературно-диалектное двуязычие, т. е. переключение кода в зависимости от ситуации [Блумфилд 1968: 66; Жирмунский 1968: 25]. Именно неодинаковый уровень сниженности престижа диалектных форм побудил А. Мартине отразить это в терминологии — абсолютно непрестижные формы названы им «патуа» (patois), а формы, употребляющиеся наряду с литературным языком и подчас имеющие письменную фиксацию — «диалект» [Мартине 1963: 508]. Литературно-диалектное двуязычие предполагает, что в обществе диалектная речь не отождествляется однозначно с отсутствием культуры у ее носителей.
В русской языковой действительности прошлого, когда большая часть населения России была не городской и говорила на диалектах, а социальные барьеры были достаточно жесткими, не было предпосылок для формирования литературно-диалектного двуязычия. Характерным показателем дистанцированности литературного языка от диалекта является то, что русские писатели XIX в. даже при описании крестьянского быта избегали больших диалектных вкраплений, т. е. литературный язык и диалекты представлялись несовместимыми на одной плоскости.
У самих носителей непрестижных форм языка может сформироваться негативное отношение к своему языку, желание его изменить или заменить. Но только в том случае, если индивидуум выходит за пределы своего социума, контактирует с носителями престижных с его точки зрения форм языка и испытывает языковое давление новой среды. Вне таких контактов негативное отношение к диалекту в среде его носителей не складывается и диалект остается достаточно стабильным, успешно обслуживая коммуникативные потребности своих носителей. Вообще отрицательная оценка своего языка спонтанно не формируется — сравни часто встречаемое ироническое отношение диалектоносителей к соседним диалектам, но никогда к своему.
