Многое пережил старый дом, утопающий в зелени сада и вековых лип на дальней улочке провинциального городка. Почти врос в землю от горя. Уходил в землю не только дом, уходили безвозвратно в землю, также его обитатели, и снова распрямлялся дом от новых жителей, которые пристраивали, к нему что-то, надеясь прожить в нем еще, потому что жить им больше было негде.
Вот и в этот вечер, судя по громким голосам, назревала в жизни очередная буря. И опять сутулился дом от тревожных ветров, которые проносились мимо его окон, а может, останется так навсегда, похоронив под собой надежды его обитателей.
– Что ты делаешь, Надюша? – говорил в отчаянье Федор, обращаясь к дочери, ты просто ставишь крест на жизни! А тебе только восемнадцать лет!
– Пап, может, я сама буду решать, что мне делать?! Твои права на меня закончились в шестнадцать лет!
– Все?! Могу уходить? – вспылил Федор.
– Да откуда ему знать, дочка, про любовь?! Он ведь и меня сроду не любил, – вступилась мать.
– Я знаю,– ответила Надя, – Да, ладно, пап, я же не слепая!
– Да я …– Федор задумался от неожиданности. – Я, может, только ради тебя и жил!
– Вот это и плохо! – неожиданно спокойно ответила Надя,– ты думаешь, мне было хорошо, когда я уже лет с двенадцати чувствовала, что вы друг друга не терпите. Живешь вместе зачем-то ради меня. Да лучше бы вы разошлись. Я бы вас лучше по отдельности любила. Все равно вас вместе в этом доме не было!
– Клава! Ты слышишь, что она говорит? – Федор посмотрел на жену.
Клава сидела молча. Потом грузно встала со стула и ударила дочь по лицу.
– Пошла вон! – с какой- то тихой ненавистью произнесла она.
– И пойду! Что вы думали, я всю жизнь буду с вами жить? И замуж выйду! И ребенка рожу!
И Надя хлопнула дверью.
Сидели молча. Потом Клава протянула к Федору руку, накрыла его ладонь.
– Понимаешь, – тихо сказал Федор, – оказывается, я всю свою жизнь профукал!
– Зачем так, Федя? Ну, не влюбился в меня, жили – то хорошо! Разве с другой тебе было бы лучше?
– Не знаю, – ответил Федор, – не было другой!
… Другая была. На заре его юности. Так давно, что, кажется, что и не было.
Но была. В другом большом городе, где Федор учился в институте, и после него пришел в проектный институт, заниматься промышленными объектами.
Звали ее Вера, она была из его института, но сблизились они только на работе. Ну, как сблизились?! Просто вместе были на работе, и иногда в обед встречались в ближайшем кафе, в общем можно сказать – дружили. И было, зачем дружить. Они просто смотрели на этот мир одинаково.
Месяца через три, когда они прогуливались до Вериного дома, она вдруг сказала:
– У меня родители уехали. Зайдем?
Федор от неожиданности оторопел.
– Ну да! – подтвердила Вера, – что мы с тобой все за ручку ходим,– и совершенно спокойно предложила:
– Федь! Сходи в аптеку. А то мне презервативы стыдно спрашивать!
Что творилось с Федором, не описать словами!
Он, конечно, не был мальчиком, но чтобы вот так спокойно начать сразу эту тему, такое с ним было впервые. К тому же он уже месяц, как был влюблен по уши и носил Веру в своей душе, как драгоценность, боялся к ней прикоснуться!
А тут вот так, прямо: Федь, сходи за презервативами.
– А ты меня любишь? Спросила Вера, когда он обнял ее, войдя в спальню.
– Очень, – честно ответил Федор. – А ты?
– Ты мне нравишься, – тоже честно ответила Вера. И укусив его за ухо, прошептала: Раздевай скорей, а то передумаю!
Федор в эту ночь просто угорал от любви. Он перестал понимать, где кончается секс и начинается любовь, и наоборот, а потом, сколько сейчас времени и сколько раз они этим занимаются.
В комнате летало огромное, поглотившее их облако безумной любви, из него сверкали молнии, и лежала Вера, откинувшись на подушки – Что это ты со мной сделал!?
– Тебе плохо?– встревожился Федор.
– Мне хорошо! – неужели ты меня так любишь?!
– Еще больше! – подтвердил Федор. – Просто сил больше нет, сейчас передохну я немного.
– Не надо! – испугалась Вера. – Просто лежи и говори:– Я тебя люблю!
Федор говорил до утра. Уснули вместе.
Следующие два месяца Федор был совершенно счастлив. Он посвятил ей не только свою любовь, но и жизнь, которую теперь они с Верой проживут вместе.
Родители, конечно, вернулись. И Федор с Верой вечера любви проводили, где угодно – в кинотеатрах, в парке, у друзей, если те отдавали на пару часов ключи от своих квартир.
– Ну, нужно уже на что-то решаться! – думал серьезно Федор.
Но тут Вера пропала. Нет! Не сказать насовсем, но они почти перестали встречаться.
– Живу у подруги, – туманно объясняла она Федору. – Я спасаю ее от суицида!
Федор беспокойно ждал, когда подруга или покончит с собой, или выздоровеет.
Наконец, Вера назначила встречу, на которую пришла с парнем в летной форме с погонами старшего лейтенанта.
– Познакомься, – сказала Вера парню,– это Федя, с которым я встречалась до тебя. Он хороший мальчик.
Летчик насмешливо посмотрел на Федора и произнес: – Извини, парень, но я ее очень люблю!
– Я выхожу замуж, – сообщила Вера, – отпуск у нас кончается, и мы должны вернуться в воинскую часть.
Она подошла к Федору и поцеловала.
– Прости. Но я его тоже очень люблю!
– А я? – не зная, что сказать спросил Федор.
– А ты мне просто нравился.
Она задумалась:
– А потом, он – орел! А ты нет. Он летает на истребителе, истребители летают быстро. Вот он меня быстро схватил и увез. Я счастлива!
***
Прошла осень, засыпая желтыми шуршащими листьями дорожки парка, по которым когда-то прогуливались они с Верой, прошла зима, окончательно засыпая сугробами воспоминания о той неистовой любви, растаяли в весенних лужах те чувства, которые так неожиданно появились в жизни Федора.
Он не искал Веру, она ни разу не обрадовала его ни письмом, ни эсэмэской!
Она же сказала: «Я счастлива!». Как в этом счастье вспоминать о чем-то другом!
Федор вернулся к обычной жизни, в которой, конечно, были и девушки, и закадычные друзья, и новые планы на жизнь и на будущее.
К тому же появился и первый серьезный большой проект на работе, за который он впервые отвечал сам.
Название вроде не солидное, завод по выращиванию шампиньонов. Но, во-первых, производство это покрывало двенадцать процентов потребности пищевой промышленности страны. Во-вторых, проекта этого в стране не было. Все приходилось делать с нуля.
Проект был готов. И Федор, как авторский надзор, стал ездить в эту глухомань –районный городок в двухстах километрах от Москвы, чтобы лично контролировать правильность установки оборудования на строящемся заводе.
Городок был тихий, провинциальный и навевал какую-то грусть и безысходность. Здесь тихо, жили и тихо умирали, и ничего больше не происходило в жизни этих людей. А может, в этом и состояло их счастье, которое, впрочем, и предстояло разрушить строительство спроектированного Федором предприятия.
Город должен быть городом, деревня – деревней. Но оно будет потом, а пока Федор днями пропадал на заводе, вечерами маялся в общежитии, в котором, ему выделили отдельную комнату с кухней и туалетом.
По выходным возвращался в свой город, в котором, конечно, отрывался по полной.
Да и командировка на месте строительства подходила к концу.
… – Вы не присмотрите за ребенком? – оторвал его от размышлений женский голос, стоящей за ним в кассу магазина молодой девушки.
Федор обернулся.
Девушка улыбнулась, показала на крохотную девочку, лет, наверное, двух!
Федор кивнул головой, взял девочку за руку. Та тревожно уставилась на него и выдернула ручонку из ладони.
– Мама сейчас придет, – начал Федор, лихорадочно раздумывая, чем бы развлечь ребенка.
– Хочешь шоколадку? – догадался он, взяв с рядом стоящей полки коробку с шоколадками.
Девочка молча взяла коробку и перестала дергаться.
– Э! мы договорились об одной, – пояснил ей Федор, – Возьми одну, а коробку вернем на место.
Девочка отрицательно покачала головой, вцепившись в коробку.
Слава богу, в эту минуту вернулась молодая мама.
– Надя! – строго сказала она, поняв ситуацию, – Возьми одну шоколадку и верни коробку.
Девочка с упорством маньяка прижала коробку к груди.
Очередь подходила к кассе.
– Ладно! – решил Федор, чтобы как-то разрядить ситуацию. К тому же ребенка было жалко. – Пусть берет!
– Да что вы! – иронично сказала девушка, – А вы спросили, есть ли у меня деньги на такое богатство? Или вы заплатите?
Мать молча вырвала у ребенка коробку и поставила на место.
– Заплачу! – неожиданно для себя произнес Федор.
– Мне чужого не надо! – сказала она. – И подарков от богатеньких тоже!
Ребенок заревел.
Федор опять снял коробку с полки и подошел к кассе.
– Полторы тысячи, – тихо сказала кассирша, наблюдавшая эту сцену.
– Забирайте!
Федор расплатился, и стал ждать, когда девушка с ребенком рассчитаются.
– Возьмите, пожалуйста! – сказал он девушке, когда та проходила мимо, – Я же уже заплатил. А шоколад я не ем.
Девушка остановилась.
– Я не могу, – сказала она. – Это не честно. Дочка просто выцыганила это у вас.
– Да, нет, – пояснил Федор, присев перед девочкой на корточки, – она мне очень понравилась, и мы будем дружить? А это ей подарок.
Девочка также молча взяла коробку.
Девушка засмущалась.
– Знаете, что, – наконец сказала она, – Как-то все это не удобно. Давайте сделаем так: Попьем вместе чай с шоколадом. И вы с ней будете дружить!
– А вы со мной? – улыбнулся Федор.
Девушка вдруг стала хмурой.
– От дружбы с мужиками вот что получается! – так же вежливо сказала она, указывая на ребенка.
– Понял! – сказал Федор, – вы можете вынести мне в подъезд или на лавочку!
Девушка расхохоталась.
– Да ну вас! Пойдемте со мной. И протянула руку: – Клава! А это Надя!
Шли тихо и долго. Домик, где жила Клава, был последним на этой заросшей деревьями провинциальной улице.
Старый, прогнивший от невзгод дом, смотрел на них пустыми темными окнами.
– Вот здесь я и живу, – пояснила Клава, – это дом бабушки, она меня растила с пяти лет. Родители погибли, недавно умерла и бабушка.
– А муж? – на всякий случай спросил Федор.
– Объелся груш! – спокойно сказала она. – Как только я забеременела, ушел в армию и не вернулся.
– Погиб? – посочувствовал Федор.
– Просто не вернулся. Нашел там кого-то. Сюда уже не приехал. Мы ведь и женатые не были.
Жили на бабушкину пенсию. Я ведь забеременела сразу после школы. Нигде еще не работала.
… Федор стал заходить в этот дом. В выходные он еще уезжал к себе, но все чаще в эти дни стал оставаться в этом провинциальном городке.
Буквально на второй такой раз, когда нагулявшись, они заканчивали ужин у Клавы, она положив ладонь на его руку, вдруг сказала:
– Не уходи сегодня. Оставайся.
В спальне после первого поцелуя, Клава, как стояла в чем была одета, так и осталась стоять.
Федор еще раз ее обнял.
– Что нибудь не так? – спросил он раздеваясь.
– Нет, я не знаю, что дальше делать? – Она беспомощно посмотрела на него.
– У тебя же был парень?
– Не говори о нем. Он просто бросил меня на кровать, долго возился, чем-то таким воткнул, я не успела ничего почувствовать.
Федор стал медленно расстегивать на ней блузку.
… С тех пор Федор не то чтобы перешел жить в этот дом – он этого боялся, потому что вовсе не собирался заводить семью, тем более в этом провинциальном городке, где он вообще оказался временно.
Но стал вечерами бывать у нее все чаще.
Во-первых, Клава была ему симпатична, а во-вторых, что делать в скучной провинции молодому человеку.
Приятный роман окрашивал существование.
Правда, Федор стал замечать, что он уже как бы создает эту семью. В каждый приход приносил кучу продуктов, ну, как бы для совместного ужина, или обеда, если приходил рано, приятно было видеть и радость в глазах ребенка, когда среди продуктов она обнаруживала сладости.
– Федор, ты зачем это делаешь? Мы ведь не впроголодь живем! – совестливо кричала Клава.
– Впроголодь! – Федор открывал дверцу почти пустого холодильника. Денег Клава действительно почти не получала. Впрочем, давали от собеса на ребенка, как матери одиночке, да когда случался редкий заработок, например, когда мыла полы в подъездах.
Потом случилось неожиданное. Строительство подошло к концу, контроль проектного института уже был не нужен, и только что назначенный из Москвы молодой директор предложил ему остаться в должности главного инженера.
Логика в этом была – никто кроме Федора лучше не мог знать все нюансы этого проекта, а в первые годы работы всегда будет что-нибудь не так.
Да и деньги были серьезные, о такой заплате Федор и не мечтал. И в городе его ничего не держало.
– Пять лет, – убеждал директор, – пять лет ты проработаешь, а потом если захочешь, тебя с руками оторвет любой проектный институт. Ты же это производство изнутри будешь знать: и в действии и на бумаге.
Федор остался. Но с Клавой решил потихоньку завязывать. Потому что ни через пять, ни через десять лет он с этим чемоданом никуда не уедет!
А по выходным будет по-прежнему уезжать в город, жить как нормальный человек, к тому же теперешняя зарплата давала широкие возможности.
Но на следующий день заболела маленькая Надя. Температура под сорок, рвало, ни есть, ни говорить она не могла.
– Тяжелое инфекционное, – констатировал участковый врач, надо бы в инфекционное, но у нас оно закрыто на ремонт, могу дать направление в город, но с матерью не положат, не грудной все же ребенок.
– А здесь? – спросил Федор.
Вошла Клава, которая уже ни говорить, не плакать не могла. Только вцепилась в дочку руками и повторяла одно и тоже:
– Не отдам!
– Пока можно и здесь, – с сомнением, впрочем, сказал врач,– Лекарства что дома, что в больнице одни и те же. Буду приходить.
Федор в эту ночь, конечно, остался.
Клава от пережитого шока впала в какое-то полуобморочное состояние. Она то проваливалась в сон, то испуганно открывала глаза, с трудом в первые секунды, понимая, что происходит.
– Спи, спи! – успокаивал ее Федор, – Я здесь.
