Рисунок Александра Сычева (https://author.today/u/boeny)
Перед глазами Рэма Эффри Стоуна стояла плотная полоса огня. Белая от пара и пепла.
Его дом не сгорел. Он испарился у него на глазах за один долгий миг. Был уничтожен потоком взбесившихся фотонов.
Рэм зажмурился, но белая полоса продолжала стоять перед глазами. Будь он сейчас на родной улице – сетчатка бы тоже выгорела. Но он сегодня ушёл и хлопнул дверью.
Сидел в кафешке на крыше небоскрёба в центральной части города, выпивал с прыщавым Ули и его подружками. Платишь за спиртное – и эти подружки уже тут как тут. Садятся на пол около кресла, гладят колено, заглядывая в глаза: выше?
– Обернись, – сказал Ули. – Надо валить. Опять спецон мафию мочит.
Над городом шли тяжёлые десантные шлюпки. Сразу четыре. Чёрные, матовые, пожирающие последние лучи заходящего солнца.
Девушка перестала подбираться к ширинке Рэма, встала с колен.
– Надо валить, – повторил Ули.
Он смотрел в сторону, где торчала башенка родового гнезда, так опостылевшая этим летом Рэму.
И тут же белая полоса потекла вниз. И дом с башенкой растворился в этой пылающей белизне.
Для светочастотного удара тяжёлой шлюпки наземное строение не препятствие.
Дом испарился вместе с землёй, с толстыми плитами стен. Внутри остались двухгодовалый брат, достававший своим рёвом, ехидная сестрица пятнадцати лет, долбанный подростковый возраст. Малолетняя сучка, выслеживающая его с девчонками, чтобы заснять и доложить отцу.
Они сейчас все сидели за ужином и смотрели новости. Семейная традиция. А он хлопнул дверью и свалил в начинающий сизеть вечер.
Думал: да чтоб они все провалились со своими нравоучениями, вузом, престижем семьи.
Теперь все они превратились в пепел и пар.
Ули вскочил и потащил девчонок вниз. Непонятно было, что будет дальше.
Планета жила в состоянии гражданской войны – то тут, то там вспыхивали мятежи, зачищали бандитов и склады с оружием. А под горячую руку могли влететь и подростки.
Рэм даже не посмотрел, куда Ули потащил своих девчонок, он бежал к дому.
Уже на соседней улице под ноги стали попадаться горячие стеклистые окатыши. Стало жарко и душно.
Его окликнули раз, другой. Жители, в панике попрятавшиеся по подвалам, начали выбираться, чтоб глянуть – кого накрыло?
Рэм не обращал внимания на крики. В этой части города его знали многие. Как же, богатенькая семейка. Папаша торговал чаем, пряностями и контрабандным йиланом.
Что теперь будет с его торговлей?
Улочка вильнула, и в лицо дохнуло жаром. Вместо здоровенного особняка с башенкой, лужайкой и садом в конце улицы стоял столб белого пепла. Он уже оседал и стал полупрозрачным.
Рэм кинулся прямо в этот горячий столб, но его обхватили сзади и потащили назад.
– Да стой ты, больной!
Это был голос Ули.
Приятель был жидким и дрыщеватым, они отродясь не дрались, потому что Ули знал – Рэм ему махом накостыляет, но тут он вцепился, как клещ.
– Да уйди! Уйди от меня! – кричал Рэм.
Но Ули закрывался локтями от его кулаков и пятился, не выпуская рэмовой куртки.
А потом опомнились и соседи. Они бросились к мальчишкам, но Рэм уже сообразил, что бежать ему некуда и остановился сам. Перестал рваться.
И соседи запрыгали вокруг пожарища с коммуникаторами, голографируя пепелище.
Плечи у Рэма задрожали, глаза защипало.
Лицо было в пепле, и когда потекли слёзы, пепел попал в глаза. Плакать стало больно. Да и стыдно – всё лицо теперь будет в потёках грязи.
Он оттолкнул Ули. Скребанул по глазам рукавом куртки, отвернулся и быстро пошёл под защиту домов.
– Рэмка, – окликнул Ули. – Ну, ты чего?
– Да пошёл ты к Белым! – бросил Рэм не оборачиваясь.
С Ули они дружили за деньги. Какие теперь деньги? Он один, у него больше никого нет.
– Это чё было то? Чё? – орала какая-то запоздалая тётка-соседка, махая руками посреди улицы.
Рэм не знал «чё это было». На планете последние семь лет постоянно «чё-нибудь» было. На то она и гражданская война.
Белый столб осел и погас, и стало заметно, как сильно стемнело.
Над выжженным пятном закружились полицейские катера, и соседи попрятались по домам. Одно дело поглазеть, другое – попасться в свидетели.
Рэму пришло на коммуникатор полицейское сообщение, но он не стал на него отвечать.
Ясное дело: полисам сообщили, что он уцелел. Соседи, наверное. Или он сам засветился на кадрах с дронов.
Но Рэм не обязан заявлять о своём местонахождении по первому требованию полисов, ведь он ещё не стал совершеннолетним. Помочь они не смогут, только проблем добавят.
Дом расстреляли спецоновские шлюпки. Значит, на отца кто-то донёс за вынужденную контрабанду – да кто ей не занимается в войну? И его, по законам этой самой войны, без суда и следствия…
Рэм шёл куда глаза глядят, Ули тащился следом.
Парни почти добрели до набережной, когда на запястье Рэма согрелся браслет коммуникатора.
Звонил юрист отца, Грем Маквел.
– Вы не ранены, господин Стоун? – в голосе звенело беспокойство. – Вы в порядке?
– Да, – буркнул Рэм.
Говорить ему не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось.
– Я срочно вылетаю из столицы, господин Стоун. Вам нужно вступить в наследство. Где вы сейчас?
Голос Грэма Маквела вдруг показался Рэму фальшивым.
Как же, беспокоится он. Сейчас огребёт на оформлении наследства кучу эрго.
Рэм остановился. Про наследство он совершенно забыл. Есть же торговая фирма отца. Отец погиб, но фирма-то уцелела?
Так вот чего Ули всё тащится рядом. Думает, что деньги у Рэма всё ещё есть.
Шакал-перекидыш…
– Где вы сейчас, господин Стоун? – надрывался в наушнике юрист.
Рэм никогда никому не давал автоматический доступ на геолокацию. Отец и так постоянно за ним следил. Считал, что сын шляется с Ули и прочими отморозками. Ну так он и шлялся.
– Я сейчас зарезервирую для вас номер в гостинице. Пожалуйста! Вам нужно отдохнуть и хорошо выспаться! Утром я прилечу в Ярбург! Вы меня слышите, господин Стоун?
Юрист думал, что связь неустойчива. Его писклявые крики напоминали зудение ночных насекомых.
– Да, – выдавил Рэм. – Слышу.
– Гостиница «Ночная чайка» вам подойдёт? Это далеко?
«Чаечка», так называли в городе это пафосное здание, была на другом берегу реки. Но Рэм соврал, чтобы отвязаться:
– Я совсем рядом.
– Пожалуйста, свяжитесь со мной, когда будете на месте. Я очень обеспокоен.
– Да, да. Я уже здесь, – буркнул Рэм, и они с Ули вышли на набережную.
Искомая гостиница свисала с противоположного берега. Очень дорогая. И действительно похожая на чайку, парящую над водой.
Её крылья светились. Там, на открытых террасах, танцевали и пили богатые бездельники.
– Пошли, хлебанём, а? – просипел Ули. – Я уже задолбался за тобой ходить.
– Так не ходи, – огрызнулся Рэм. И добавил. – Нет, это я не вам.
И уставился на «Чаечку».
С левого крыла стартовал прогулочный катер и понёсся вдоль реки. Порыв ветра донёс хохот и первые аккорды популярного трипа.
«Милая, я ненавижу тебя!» – заорал Коко Фишер, бритый и толстый, но дико популярный певец.
– Я надеюсь, что вы понимаете всю тяжесть свалившейся на вас ответственности? – зудел в ухе голос юриста. – Вам нужно постараться выспаться…
– Да вы же слышите – паратромп летит! – буркнул Рэм. – Пять минут – и я в номере. Пожалуйста, успокойтесь. Всё будет в порядке.
И подумал: «Вот – идиот. Это он должен меня успокаивать, а не я его».
Юрист отключился, и Рэм подавил желание сорвать комм с руки и зашвырнуть в воду.
– Пойдёшь в гостиницу? – спросил Ули.
Рэм глянул на него косо и не ответил.
Ули чуял поживу. Рэму и вправду было совсем некуда пойти. Не в гостиницу же? А отец Ули крышевал все городские притоны.
– Не пойду, – бросил он безразлично, словно ему было куда идти.
– Ты бы слил свои эрго на личный счёт с банковского. Юрист может их заблокировать до оглашения наследства, – сказал Ули.
Рэм фыркнул, но не смог не признать – прыщавый говорил дело.
Он щёлкнул по комму и забрал на личный счёт все эрго с карты отца, к которой у него был доступ. Всё остальное, к сожалению, принадлежало семье, и Рэм не мог его перевести со счёта на счёт без разрешения отца.
Опять зазвонил юрист.
– Я в гостинице, – соврал ему Рэм. – Всё. До завтра! Я ложусь спать! – И отключился.
Он надеялся, что юрист отвяжется теперь хотя бы до утра.
До утра надо было что-то решить.
Вступить в наследство? Стать, как мечтал отец, паинькой и опорой семейному бизнесу?
Рэм закрыл глаза и снова увидел столб белого света. И смертоносные туши спецоновских шлюпок.
Нет, спать он сегодня не сможет.
Какая тварь донесла? Кто убил всю его семью? Кто-то из соседей? Кто?
Снова раздался свист пролетающего над рекой туристического катера, и Рэм посмотрел на реку.
Он решил, что голова закружилась.
Потому что гостиница вздрогнула, покачала сияющими крыльями, и… чайкой полетела в воду.
Взрыв раздался долей секунды позже. Он был похож на хлопок, но от него содрогнулась вся набережная.
Рэм зажал уши. Присел...
Но второго хлопка не последовало.
– Тлять, – прошептал Ули, сидящий рядом на корточках. – Ты глянь! Абздец «Чаечке»! Отлеталась!
Рэм выпрямился. В том месте, где над рекой нависала гостиница, было глубоко. И на поверхности плавали только обломки и какие-то пятна. Наверное, на террасах стояли светильники автономного питания, и свет продолжал идти через воду.
Слюна стала горькой, и Рэм сплюнул себе под ноги.
Он сказал юристу, что уже внутри и сейчас ляжет спать. Он сказал это юристу. И теперь нет никакой гостиницы.
Пока Рэм тихо матерился, пытаясь справиться с эмоциями, Ули стоял, перегнувшись через перила набережной, и плевал в воду.
– Хорошо к тебе прицепились, – посочувствовал он, когда Рэм перестал смотреть, как полицейские катера, что летали над пятном на реке, подбирают немногих всплывших.
Вода осенью ледяная. И ночь будет холодной. Рэма уже пробирало через лёгкую куртку.
– Это юрист, хэдова тварь, – выдавил Рэм. – Сначала на отца настучал, а потом узнал, что я жив, и решил не затягивать.
– Таггеров, думаешь, нанял?
Контрабандистов-таггеров на Мах-ми было в последние годы – как неудов в социальной карте подростка. Уже и не знаешь, куда лепить.
Рэм неопределённо мотнул башкой. Да, проще всего было заплатить таггерам. С местными бандами связываться опасней, у тех – свои интересы. Вдруг потребуют поделиться «наследством»?
А таггеры – прилетели и улетели. Им всё равно, кто будет забирать контрабандный йилан. Лишь бы кто-то забрал и заплатил за доставку.
– Пошли, что ли? У нас заночуешь? – предложил Ули. – В трущобах пеленг вообще не возьмет, даже полицейский. В бараке поспишь. Тебя, поди, полисы уже ищут?
– А зачем? – дёрнул плечами Рэм. - Как они свяжут «это» со мной? – Он кивнул на пятно от гостиницы. – Они не знают, что меня туда ночевать посылали.
– Юрист риэл мог для верности оплатить тебе номер. Электронная запись могла остаться в базе.
– И что? Нельзя, что ли, переночевать?
Ули пожал плечами.
Ему было хорошо. Какой бы тварью ни был его отец, зато он был. А у Рэма вдруг не осталось совсем никого. Ни одного надоедливого паршивого родственника. Даже дуры-сестры.
Он сглотнул и снова уставился на воду.
– А дальняя родня у тебя есть? – спросил Ули, словно бы прочитав его мысли.
– Есть. На Прате и на Ольхоне.
– На Ольхоне? – Ули изобразил думание, но вышло плохо. В школе он научился только иголки через щёку просовывать, потом его выперли. – А это где?
– Пояс Дождей.
– Они у тебя экзоты, что ли?
– А ты не знал?
– Не, ты вон какой здоровенный.
Рэм и в самом деле был крупным для своих лет, и уж на экзота не походил никак.
Но родня была. Стоило ли её подставлять, вот вопрос? Сейчас кинешься в родственные объятья, а завтра…
Рэма осенило вдруг: Он с рычанием вскинул руку и заблокировал коммуникатор.
Вот же ташип бесхвостый! Юрист не мог его запеленговать, закон о личных данных защищает несовершеннолетних, и даже полиция должна сначала получить одобрение на запрос. Но он мог позвонить и увидеть, что вызов идет!
Значит, коммуникатор цел! А какой коммуникатор мог уцелеть после взрыва в «Чаечке»?!
– Бежим! – крикнул Рэм и схватил Ули за руку.
Над набережной уже кружили какие-то подозрительные катера.
В ночлежке сильно воняло грязным бельём и плесенью. Ули привёл туда Рэма и сразу слинял. Ему позвонил отец.
Рэм не возражал. Когда они шли длинной кишкой подвала, ему хотелось одного – положить куда-то внезапно отяжелевшую голову и уснуть.
Однако длинная полутёмная комната с грязным полом и чёрными полосами на стенах, с двумя рядами двухэтажных нар и разделяющей эти ряды верёвкой с мокрым бельём, привели Рэма в чувство.
Ули показал ему «отличное» свободное место, верхнее, второе от входа в левом ряду. Оттуда было близко до дверей, если придётся удирать. Казалось бы – ложись и срубайся, более-менее безопасно.
Но уснуть Рэм не смог. Запах душил, в голове звенели смешки и голоса случайных соседей – спальных мест в комнате было не меньше сорока, и бельё не давало разглядеть, сколько из них пустых.
Рэм честно жмурил глаза, но ощущал себя обкурившимся: вроде как спал наяву или бредил.
Мысли бродили вокруг одного и того же: он должен отомстить юристу.
Должен. Но как?
В Ябурге он вообще никому не нужен. Совсем. Даже приди он в администрат – никто и разбираться не станет.
На планете идёт гражданская война конфедератов и центристов. Одни хотят, чтобы планета вошла в Содружество, другие цепляются за Империю.
Война то затихает, то разгорается с новой силой. Подумаешь, торговца какого-то грохнули конкуренты? И что? Щенка можно в приют, и вопрос закрыт.
Рэм повертелся на жёстком пластике с пластиковым же матрасом. Простыней и одеял не дали, наверное, чтобы не разводить блох.
Он ощутил, что зябнет, укрылся курткой и поджал ноги. Что? Ну, что ему делать?
Пару раз он доставал коммуникатор, открывал голоменю, тыкал в один из контактов и тут же сбрасывал вызов.
Ну, позвонит он приятелям? А дальше что?
Мало ему Ули, хочется подставить ещё кого-то? Чем они смогут ему помочь?
Да и кому нужен неудачливый одноклассник?
Друзья? Вон у него один друг-отморозок, уже тоже чуть не огрёб. А если бы они пошли в гостиницу вместе?
Друзья отца? А что если они в сговоре с юристом?
Рэм вздохнул, снова достал комм и пересчитал свой запас эрго. Те, что заначил на чёрный день и те, что успел снять с карты отца. Негусто.
Можно было ещё продать катер. Он припаркован ниже по набережной, а значит, остался цел.
Документов на него нет, но есть доверенность на полёт с наёмным водителем, и забрать он его сумеет. Ули поможет найти покупателя, который за треть цены возьмёт и без документов.
А что если взять катер и махнуть к дому юриста? И скинуть бомбу?
Рэм вздохнул и послал дурацкую мысль на фиг.
Чушь непоротая. Дом юриста хорошо защищён от мелкой световой или разрывной бомбы, из тех, что легко можно прикупить у местных бандитов. Война же, и не такое во двор прилетает.
Рэм просто засветится, его схватят полисы и засадят. А в тюрьме пришьют какую-нибудь мокруху. Вот там у юриста точно всё куплено.
Только спецон может без суда и следствия накрыть этого шакала-перевёртыша и прожарить его вместе с землёй и кишками. Но даже если он, Рэм, напишет донос…
Нет, не выйдет. Даже для доноса нужны доказательства, компромат. Как его раздобыть?
На глазах выступили предательские слёзы, и Рэм закусил руку.
«Заткнись, – сказал он себе. – Терпи и молчи. Ты отомстишь. Всё равно, даже если сам сдохнешь. Это надо только тебе. Жри свою руку и думай. Не тупой же ты? Всё-таки был в первой четвёрке среди всех выпускных классов».
Постепенно мысли затуманились, и Рэм почти задремал.
Его никто не трогал – основная масса ночлежников ещё промышляла на городских улицах и большая часть нар пустовала.
Было тихо. Только в углу стонал во сне какой-то старик.
Куда же идти? Эта мысль ему снилась даже во сне.
В администрат нельзя. Загребут в приют, а то и в тюрьму. А расскажи всё, что было, так решат, что он сам и взорвал гостиницу.
Это юристу легко, свалить всё на него, Рэма. Это то, чем эта тварь и занималась всегда для отца – подпортить биографию конкурентам.
Запахло куревом.
Соседи подтягивались, хлопали дверями и запускали холодный воздух. Рэм сжался, пытаясь забиться под короткую куртку с головой и ботинками.
– Спецы сегодня по окраинам шуровали, – донеслось сквозь полусон.
– Я даже смотреть не пошёл.
– Это – как под утюг, что б их, тварей поганых. Уроды.
– Говорят, что контрабандистов зачистили.
– Наркоту, что ли?
– А то!
«Неправда! Наша семья никогда наркотиками не торговала!» – вскинулся Рэм и проснулся.
В ночлежке было теперь совершенно темно, лишь кое-где на нарах светились огоньки коммуникаторов.
Кто-то тощий торчал у дверей и, приоткрыв щёлочку, курил в коридор.
– Эй, пацан, сахару хочешь? – окликнули Рэма снизу.
Он свесил ноги. Силился разглядеть во тьме, кто там возился под его нарами?
– Давай, – сказал он подумав.
Ограбить его было сложно: одежда да комм. Но комм с идентификатором, сбыть такой очень трудно. А сахар…
Сахар был никакойским наркотиком, одно название. А вот силы давал. И силы ему были сейчас ой как нужны.
Может, отец тоже возил сахар? А застучали, как за наркотики? Твари поганые…
Снизу просунулась грязная рука с запаянной в пластик щепоткой сахара.
– Сколько? – спросил Рэм.
– Десятик.
– Ты чё, охренел? За пять граммов сахара?
В темноте хихикнули.
– То-то, гляжу, ты не наш, чистенький. Это не простой сахар, салага, а бодяжный, напополам с хингом.
– Да ну его, – поморщился Рэм. – Не нужен мне хинг. Если сахар есть, то давай.
Бродяга хмыкнул и протянул ему другой пакетик. Рэм взял и щёлкнул пальцем по браслету:
– За эрго? – спросил он.
– Да бери так, я им хинг бодяжу, – хмыкнул бродяга. – Кипяточку в коридоре возьми. Дальше по коридору бочка стоит с подогревом.
Рэм благодарно хмыкнул, порылся в карманах куртки и кинул бродяге жвачку с «ломом», слабеньким галлюциногеном, какой продают в клубах.
– Держи, завалялась. Это для девчонок, а какие мне сейчас девчонки?
Он спрыгнул вниз. Помял в пальцах пакетик – там было навскидку граммов 20 сахара. Если просто высыпать в рот, будет противно.
Бродяга прав – высыпать в кипяток, ещё и согреет.
Он выбрался в коридор. Здесь было светлее, и он заозирался в поисках обещанной бочки с кипятком. Из глубины коридора, как раз со стороны обещанной бочки, пошатываясь, вышли двое.
Они шли в обнимку. Пьяные или накуренные – не поймёшь.
Коридор был не очень широким, и левый толкнул Рэма к стене, протискиваясь мимо него.
– Ты чё, заносит на поворотах? – Рэм толкнул его плечом и ощутил, как что-то твёрдое скользнуло по куртке и упёрлось в ремень.
«Нож», – осенило его.
Он ударил снизу, выбивая вверх руку с ножом. К счастью, противник был не старше его, тощий и весь какой-то замученный.
Рэм перехватил в воздухе выбитый нож и сразу опустил руку вниз. Махать ножом перед носом противника – признак шестёрки или идиота. А если вынудят бить, то и тут проще снизу.
– А ну, вон пошли! Лазят тут всякие! – сказал он резко.
Двое препираться не стали. Они разглядывали Рэма и противно так ухмылялись.
Если бы просто искали приключений – стали бы задираться. Значит, обкурились, и берегов не видят вообще.
Дело было знакомое. Рэм знал – в уличной драке побеждает тот, кто быстрее ударил исподтишка. У этих не вышло, но они всё равно нападут. Таким на продажу сгодится и куртка. Как раз на две дозы хинга.
Двое чуть перестроились. Первый шагнул назад, второй на Рэма.
У второго тоже вполне мог быть нож, и Рэм, не дожидаясь, пока он его вытащит, изо всей силы пнул нового противника в голень.
– Ах ты, сучонок! – взвыл тот.
В полутьме Рэму показалось сначала, что этот, второй, – тоже ровесник, но по голосу оказалось, что старше. Просто доходяга.
– Пришей его, пришей! – трусливо заголосил первый.
Рэм замешкался на секунду. Ему привычней было бить арматуриной или цепью, но не ножом.
Промедление его и спасло. Второй вытащил не нож, а газовый пистолет, и Рэм успел защитить курткой лицо.
Пистолет был древний, газ выдохся, и Рэм, смаргивая слёзы, пнул второго ещё раз в то же самое место, а потом долбанул затылком об стену.
– Пожар! – заорали из барака, учуяв едкий противный газ, и первый бросился наутёк.
Но второй оказался не из трусливых. Он уронил бесполезное оружие, растопырил руки и как зомби пошёл на Рэма.
Двое парней выскочили из барака, обхватили его сзади, а он шипел, плевался – тоже нанюхался своего газа – и угрожал, прорываясь к Рэму:
– Всё равно убью! Ты же Стоунов выщенок! За твою голову тыщу эрго дают! Да пустите меня! Тыщу! Мне! Моя!
Он орал, а Рэм ощущал, что пальцы дрожат, разжимаются, и он сейчас уронит этот проклятый нож.
Значит, и из ночлежки надо бежать?
Он сжал зубы, сунул нож в карман куртки и попятился к выходу.
Пока его даже пытались защищать, но ведь они просто ещё не поняли про тыщу. Деньги хорошие. Сейчас они просекут, и начнётся.
Рэм сделал шаг. Ещё шаг.
– Держите его! – истошно орал торчок. – За него эрго дают! Даже за труп!
– Эй ты? – один из парней, держащих торчка, уставился на пятящегося Рэма. – А ну-ка, постой, парень? Да стой, я тебе сказал!
Рэм развернулся и вдарил по коридору.
– Стой! – закричали ему вслед.
Рэм вихрем пронёсся мимо будки охранника, собирающего деньги за вход в ночлежку. Пацана никто не окликнул – выйти можно было бесплатно.
Газа Рэм всё же нанюхался, и теперь задыхался, неспособный бежать с привычной скоростью. Но сзади тоже не топали.
Скорее всего, жители ночлежки пытались сейчас разобраться: правда ли, что за шкуру какого-то недоделка можно целый косарь срубить?
Инфу озвучили обдолбанные торчки. Поторопятся мужики, выскочат из ночлежки, и что? Вход-то оплачен один раз, на улице ночь, да и пацана толком не разглядели.
Рэм хмыкнул: догонят они его, как же. Эту тысячу эрго ещё поймать надо.
Хуже другое – про тысячу инфа могла быть самая низовая. Её мог озвучить барыга или хозяин ночлежки, которому предложили десять.
А за десять «свободных» эрго…
Рэм пощупал коммуникатор – вдруг соскользнул? Тогда он останется и без социальных денег, и без той не очень большой суммы, что забрал с карты отца.
Сколько там было?
Память услужливо подсказала – 1 384 эрго. Может, рискнуть откупиться?
Да ну, от толпы? Они просто отберут деньги, а потом получат за него ещё один косарь.
Через две улицы Рэм остановился, чтобы отдышаться, и понял: ноги сами вынесли его к набережной.
Тускло светились шары фонарей, выкрученные на минимум. Блестели от росы железные перила. Когда-то тут были скульптуры и парящие над водой площадки для туристов, сейчас – только глубокая тёмная вода.
Рэм понял, что сил бежать больше нет. Ноги стали тяжёлыми, в боку закололо.
Он добрёл до парапета, опёрся на него и посмотрел в воду.
Гостиница уже совсем утонула. К берегу прибило обломки и блестящий чёрно-белый пиджак. Издали он был похож на сломанное крыло чайки.
В разгорячённое лицо Рэма прилетел ветер с реки, полез под куртку.
Ташип, идиот! Надо было сразу купить у Ули оружие. Хоть какое-то. Хотя бы станнер.
Сгодилось бы что угодно! Ули же носит с собой огнестрел времён колонизации.
Что, на эрго привык полагаться, папкин сыночек? Ножом ударить не смог?
Твари. Поубивать бы всех. Всех! И юриста! Юриста – первого!
Злость вернула Рэму силы. Он пошёл по набережной к центру города, стараясь держаться в тени.
Куда же теперь идти?
Раз за его голову объявили награду, любой встречный мог оказаться врагом. Почти любой. Может быть, кроме Ули, тот – просто кретин.
Рэм поёжился от холодного ветра. Пойти сдаться полиции? В тюрьме хотя бы тепло.
Да ну их. У него пока ещё есть эрго. Не все же гостиницы скупил этот мерзкий юрист? Можно расплатиться «свободными».
Отец, будучи торговцем, с детства приучил детей отличать социальные суммы, которые поступают на личный счёт каждого зарегистрированного гражданина и контролируются администратами городов, «свободные» – деньги, очищенные от налогов и обязательств, хранящиеся на специальных счетах для торговли, и «чёрные» суммы – вообще неучтённые, на специальных неименных картах.
В последние годы в городе стало много всего неучтённого – эрго, коммуникаторы, дети…
Да, в Ярбурге подторговывали и незарегистрированными детьми. Их рожали на продажу. По крайней мере, отец говорил, что дэпы не врут, и он видел таких.
Дэпы – эти живые газеты – были набиты фейками и слухами. Рэм не читал, но вокруг хватало тех, кто успевал ему пересказать очередной дэп-бред.
Рэм остановился, потоптался в нерешительности.
Чем хороша была набережная, здесь гудение полицейского катера Рэм услышал бы издали. Чем плоха – бежать некуда, тут он – как на ладони.
Было тихо. Полисы упахались, наверное, из-за взрыва «Чаечки». Чаёк поди сейчас пьют.
Рэм сглотнул. Пошарил в кармане. Сахар был на месте.
Озираясь по сторонам, он спустился по ажурной лесенке к воде, на площадку, где горожане кормили уток. Высыпал в рот сахар, прожевал давясь. Лёг на живот, запил водой.
На пирсе лежали два грязных куска засохшего хлеба, но Рэм был не настолько голоден, чтобы подбирать за утками.
Он посмотрел на комм – до рассвета всего два часа. Ничего, дотерпеть можно. Правда, сырая от пота рубашка с тоненькой курткой – это было совсем не айс.
А что если рискнуть и пойти в самый центр города? Туда, где, несмотря на комендантский час, кафешки открыты и по ночам.
Рэм вспомнил про комендантский час и вздрогнул. Ему приходилось пару раз попадаться ночью на глаза патрулю. Отец потом выкупал его из обезьянника.
Вот в обезьяннике получить ножом в бок, а не в ремень, будет проще простого. Торчок в ночлежке явно не умел бить ножом, просто сильно хотел дозу
А вдруг в кафе будет много народа? Ведь только в центре они работают ночью. Бывают ночи – не протолкнёшься. Можно будет зайти и смешаться с людьми.
Или в ночной клуб пойти?
Ага, которых всего два на весь Ярбург, и везде тебя знают в морду лица. Ташип бесхвостый, нет бы учиться нормально, только и шлялся по кафешкам и клубам!
Сырой ветер с реки дул всё сильнее. Перед утром на набережной было особенно зябко. Сюда даже патрули заходить не любили.
Рэм решился. Свернул на улочку, ведущую к центру города.
Улочка когда-то была красивой, вымощенной цветной плиткой, подсвеченной декоративными летучими фонарями, похожими на кораблики.
Фонари убрали почти сразу. Думали, что война – ненадолго.
Потом поставили типовые сигнальные свечи, какие полосой тянутся под воздушными трассами. Они почти не давали света, зато не видно было разбитой плитки и сгоревшего недавно дома.
Ничего. Совсем немного терпеть осталось. Утром народ потянется завтракать перед работой, Рэм смешается с офисными, напьётся кофе с булками. И тогда сразу поймёт, что дальше.
Сейчас он слишком замёрз. Хорошо хоть в голове от сахара немного прояснилось.
Рэм поёжился и ускорил шаг. Свернув на улицу Первого колониста, такая есть почти в каждом городе, он уловил топот и отдалённые голоса.
Патруль. Хорошо что не воздушный. Наземным полисам, да ещё под утро, плевать на всё, кроме откровенной поножовщины или стрельбы. Даже если заметят – вряд ли погонятся.
Может, всё-таки сдаться полиции? Там хотя бы тепло.
Шаги приближались и Рэм вжался в стену.
Полисов было всего двое. Один, судя по речи, горожанин, а второй по-хуторянски коверкал слова.
– .. так прямо и заявил, – донеслось уже совсем близкое. – Мол, ограбил уважаемого юриста! Мол, пока наследство не огласили – юрист за всё отвечает!
– Да врёт он! Щенок сгорев вместе с семьёй. Никто его не видал после пожара. Соседи говорят, прямо в огненный столб бросился и сгорев.
– Может, и врёт, но ориентировку-то выдали. Надо бы поискать. Вот ты говоришь, что не видели, а в ориентировке написано, что видели на набережной.
– Так он там, поди, утопився?
– Может, и утопился…
Голоса постепенно удалялись. Патруль свернул к набережной.
Вот, значит, как. Значит, юрист заявил в администрат, что Рэм украл деньги со счёта отца.
Но это же были его! Его деньги!
Да что же это такое! Значит, и полисы его уже ищут!
Рэм свернул во двор двухэтажного дома на четыре семьи, дёрнул одну запертую дверь, другую.
Разбежался… Самые те времена, чтобы подъезды не запирать…
Он залез в палисадник, жмущийся к стене дома, забился поглубже в кусты, сел на корточки, прислонившись спиной к дикой яблоне. Втянул кисти рук в рукава куртки.
Надо было дождаться рассвета.
Сожри их всех Белые, этих шакалов-перевёртышей. Город маленький, его же тут многие знают…
Куда ему теперь бежать? Куда?
Разбудил его холод и затёкшие ноги.
Рэм поднялся дрожа. Со сна ему казалось, что стало ещё холоднее.
Небо посерело совсем чуть-чуть, но комм показывал, что пацан проспал полтора часа. Наверное, это туман растёкся по городу, река-то близко.
Он встал и, дрожа от холода, побрёл к центральной площади.
Кофе хотелось зверски, но народу ещё совсем не набежало, и пустые столики кафе было видно прямо с улицы.
Площадь была почти пуста. Только у администрата занимали очередь самые ранние посетители, да у здания полиции висела огромная чёрная шлюпка.
Она была как кит, только что выброшенный на берег. Видимо, только что села. Магнитная буря ещё не унялась на её поверхности, и разноцветные сполохи пробегали по матово-чёрной туше.
Это была она, убийца его родителей. Наубивавшись, она мирно прибилась к полицейскому логову.
Рэм на миг замер в ужасе – а вдруг шлюпка прилетела за ним?
Вот такие же тяжёлые десантные «крокодилы», бухающие магнитными «подушками» так, что вздрагивала земля, прошлись вчера над его улицей.
Как чёрные боги из силовых полей и хемопластиков, они сметали всё на своём пути. Но…
Но ведь это спецон? Его, говорят, не подкупишь.
Им приказали уничтожить объект, но гоняться за мальчишкой военные не будут. Это слишком дорого – ловить по переулкам недобитых щенков.
Рэм перевёл предательски сбившееся дыхание и подошёл поближе.
Шлюпка была страшной, но именно возле неё сейчас самое безопасное место.
Спецоновцам на него наплевать. Они просто не занимаются такой мелочью, как мальчишки.
В боку шлюпки вздулось вдруг радужное пятно, и там закрутилось поле, порождая отверстие.
Рэм замер. Он никогда не видел, как у шлюпки в боку открывается шлюзовая камера. Никаких внешних признаков «входа-выхода» там не было.
Дыра оказалась круглой. По её краю вздулся пузырь домагнитного поля, легко пропустивший людей.
Это были два здоровенных спецоновца в полутяжёлых доспехах без обвеса. Они лениво прошлись вокруг шлюпки. Один хлопнул по спецбраслету на мощном запястье, и над тушей поверженного кита вздулся огромный голоплокат: «Служба рекрутов. Спецон».
Рэм уставился на плакат, соображая, не мерещится ли ему от холода и с недосыпа.
Но нет, это и в самом деле были рекрутеры.
Они вытащили из шлюпки здоровенный термос с кофе или чаем, развернули столик, поставили кресла.
Рэм, изображая раннего зеваку, подошёл поближе. Видя, что его не замечают, он обогнул шлюпку, скрывшись от глаз спецоновцев, и дотронулся до её тёплого бока.
Вот она какая, убийца…
Шлюпка мягко толкнулась ему в ладони в ответ на касание. Тепло шло из её нутра, словно, опускаясь к земле, она набрала его в себя и теперь потихонечку отдавала.
Она убила его родителей. Но она была тёплой, и Рэм прижал к ней руки, а потом и всё тело, пытаясь согреться.
Сразу потянуло в сон. Он задремал бы, если бы его не окликнули:
– Эй? А ну, подь сюда, малый!
Деваться было некуда. Рэм попытался шагнуть, но ноги почему-то не сдвинулись с места. Они словно бы приросли к земле.
– Замёрз, что ли?
Здоровенный мужик в комбинезоне защитного цвета и чуть-чуть бликующем коконе домагнитки обошёл шлюпку и протянул Рэму пластиковый стаканчик с кофе.
– Держи. Ты чего тут так рано?
Он пристально разглядывал Рэма, и тот с каким-то нечеловеческим усилием заставил себя отлипнуть от шлюпки и протянуть руку за кофе.
– Нравятся очень, – сказал он хрипло. – Шлюпки.
– Да рано тебе ещё, – мужик смерил его оценивающим взглядом.
– Я наполовину экс, – хрипло соврал Рэм. Он хлебнул кофе, подавился, откашлялся, и врать стало легче. – Я, вообще-то, давно уже совершеннолетний.
Спецоновец посмотрел Рэму в глаза, и тот с готовностью смутился:
– Ну, как, давно… Уже почти месяц.
Месяц назад Рэму как раз сравнялось шестнадцать, и воспоминания о том, какую он устроил для одноклассников пьянку с девочками, скривили его губы в очень взрослой улыбке.
Спецоновец ещё раз оглядел Рэма с головы до ног: высокий, крепкий, одет недёшево…
И неохотно кивнул.
Эксами на Мах-ми называли и экзотов, и полуэкзотов.
Некоторые внешне взрослели долго. Рэм видел в школе немало преподавателей, выглядевших моложе собственных учеников.
Только глаза выдавали, но глаза у него сейчас были нехорошие – усталые, злые. Да и почти бессонная ночь сделала его черты острее.
– Садись тогда, кофе попей, – спецоновец кивнул на висевшее над резинобетоном кресло. – Шлюпки, говоришь, нравятся?
Его товарищ исчез – видно, ушёл в здание полиции отметиться. Или они не отчитываются перед администратом?
– Да спит он, – отмахнулся спецоновец в ответ на незаданный вопрос Рэма. – Рано ещё. Сейчас полисы оповестят горожан, что мы прилетели, и через час-два – новобранцы подтягиваться начнут.
– А кого вы берёте? – осторожно уточнил Рэм.
– А зачем тебе? – засомневался спецоновец. – Не похож ты на нашу клиентуру.
– Не похож, – кивнул Рэм. – Вуз у меня. Но шлюпки…
Он обернулся.
Чёрная туша постоянно притягивала его взгляд. Тёплая убийца. Она зачем-то спасла его, дала ему передышку.
Надо было допивать кофе и идти. У полисов есть на него ориентировка. Он тут – как на ладони.
Хотя… под носом у себя и не ищут. А тут можно дождаться, пока первые посетители потянутся в кафе.
В желудке подозрительно булькнуло. Ещё бы бутерброд. Или просто хлеба.
В кресле с домагнитной подвеской оказалось очень уютно. Рэм пригрелся, расслабился и очень захотел есть.
В голове стали преступно возникать разные вкусные вещи – бутерброды с ореховым маслом, жареный авокадо, курочка…
– А вы всех берёте? – спросил он, чтобы не думать о еде.
– В десант – всех, кому есть двадцать один.
– А летать?
– А летать – это только на допобучение. На десять месяцев. И там уже заново народишься. Пилотом, – усмехнулся мужик.
– А отбор какой-то в пилоты есть?
– Надо иметь права на вождение катера. Чтобы совсем с азов не учить.
– О, как… Ну, это правильно, – согласился Рэм и нехотя встал. Первые прохожие, пересекающие площадь, уже сворачивали к кафешке на углу. – Ну, я пойду. Я ещё не завтракал, а скоро на учёбу. Мы загулялись сегодня… – пояснил он скупо. Спасибо за кофе.
Кафешки теснились по обеим сторонам от здания администрата.
Здесь было самое бойкое место – народ спешил по делам, а заодно и соблазнялся горячим кофе с булками.
Булок Рэму сейчас совсем не хотелось, лучше бы что-нибудь посущественней. И он чуть не выбрал «Три розы», где подавали по утрам нажористые сэндвичи с мясом.
Он уже почти подошёл к разноцветной двери, когда его осенило, что «Три розы» – кафе дорогое, и посетителей там обслуживают настоящие девушки.
А вот в соседней «Большой ложке» – дешевле и автоматическая раздача. А значит, никто его не узнает, кроме камер над входом. Но камеры полисы будут смотреть потом, если вдруг какой-нибудь гад стукнет, что он в кафе.
Рэм быстро свернул к «Ложке», огляделся по сторонам, скользнул внутрь.
Народу было совсем немного, а полуизолированные кабинки из дешёвого пластика позволили ему забиться в угол и заказать кукурузную кашу, бутерброды и кофе.
Автомат быстро сформировал заказ. Чтобы забрать из ниши разнос с едой, нужно было сначала заплатить, и Рэм поднёс к автокассе коммуникатор.
Браслет звякнул, обмениваясь информацией. Рэм по привычке рассчитался социальной картой и тут же вздрогнул. Так ведь этот платёж сейчас пройдёт обработку, и полиция узнает, что он в кафе!
Каша была такая горячая, так вкусно пахла разваренной кукурузой, но Рэм схватил бутерброды и закрытый стаканчик с кофе и ринулся на улицу.
Вот ташип! Кретин лопоухий! Сам себя сдал!
Он петлял по дворам, пока стаканчик в руках не перестал обжигать ладонь. Забился в детский домик во дворе многоэтажки. Торопливо съел бутерброды, не ощущая вкуса. Словно бумаги наелся.
Рэм понимал, что комм придётся засветить ещё раз. Только один звонок – и снова бежать по дворам.
Он быстро разблокировал коммуникатор и набрал Ули.
Вызов шёл долго. Так долго, что Рэм чуть не вырубил коммуникатор, опасаясь, что вызов пытаются переадресовать. Но наконец экран посветлел, и раздался хриплый голос:
– Ты чё, больной? Шесть утра!
– Ули, мне нужна метрика, 21 год, совершеннолетний, родом с Мах-ми, иначе подозрения будут.
Коммуникатор молчал. Рэм понял, что приятель открыл дэп, и на него вывалились все новости последних часов.
Он бы и сам на них глянул, но дэп-реальность сразу обозначит его местонахождение. Уж лучше не знать, что там говорят «живые газеты».
– Ты ох…ел мне звонить! – выдавил наконец Ули. – Да тебя по всему городу ищут! Кто-то слил, что ты выжил. За тебя три тыщи эрго дают за живого и пять – за мёртвого!
– Ули, мне больше не к кому обратиться. Помоги, а? Ты же понимаешь, что мне надо отсюда линять.
– И как ты сбежишь? Билеты на корт – именные. Таггеров будешь искать? Да они тебя сдадут, как только бабло отдашь!
– Я знаю. Я в спецон хочу завербоваться.
– Чё? – Ули завис.
– Ну а как я отсюда выберусь? Юрист – ищет, бандиты – ищут, полиция – тоже ищет. Мне нужна метрика. В спецон только совершеннолетних берут.
Ули засопел в динамик и выдохнул.
– Тыща свободных.
– А с правами на вождение катера?
– Полторы.
– Ули, ты охренел? Нету у меня полторы. Всё, что есть – 1 384 эрго. Ну и социальные. Но…
– Тогда вали. Я тебе – где возьму? Это не мне деньги, это платить, чтобы чип перепрошили.
– Ули, я тебе все свои социальные переведу. Официально. Как за услугу.
– Ты чё? За какую услугу?
– Якобы ты со мной занимался в школе, подтягивал.
– Я? Тебя?
– Ну а как они догадаются? Я прямо сейчас переведу. До полудня идёт вчерашним числом. А сегодня ты меня больше не видел. Я – всё, пропал, умер. Там тысячи три будет социальных, всё, что у меня сейчас есть.
Ули шумно засопел размышляя.
– Так мне всё равно менять потом, выводить. Это уже не три будет. Ты мне всё равно торчишь, понял?
– Понял, – кивнул Рэм, словно Ули стоял сейчас перед ним. – Я перевожу уже. А очищенные скину продавцу.
– Ладно. На углу меня жди. Помнишь?
Рэм помнил про «на углу». Это было их местечко. На крыше полуразрушенного дома на улице Зимнего договора.
«На углу» его назвала очередная тёлочка Ули, рыженькая и смешливая.
Ули был худой, прыщавый, но с десяти лет помогал отцу с бизнесом, и деньги на девочек и выпивку у него были почти всегда.
Как и у Рэма – ему отец выделял на неделю то десять, то двадцать свободных, чтобы привыкал обращаться с деньгами. Отец говорил, что иначе хорошего торговца не вырастишь.
Из-за денег Рэм и Ули не то чтобы сдружились, но стерпелись друг с другом.
Ули тянуло к «богатой» жизни, Рэма – в трущобы. Эрго на девочек и приключения водились у обоих.
Без денег никакой жизни в Ярбурге просто не было. Но до знакомства с Ули Рэм и не знал, что девчонки из бедных кварталов за деньги соглашаются на такое, что не в каждой порнухе покажут.
Ули-то знал, как это бывает, когда в доме нет вообще никакой еды. И девчонками вертел как хотел. Мог подарить на вечер друзьям или загнать нагишом в холодную реку.
Рэм девчонок жалел и не одобрял слишком уж идиотские эксперименты, вроде тех же ночных купаний или секса на самом краешке крыши. Особенно в сухую грозу.
Конечно, Рэму и Ули было весело, когда сильный удар грома встряхивал полуразбитое здание, но девчонки визжали и плакали. И даже убегали с крыши.
Однако голод был очень противным дядькой, а пацаны – просто малолетними дураками, и девчонки продолжали по-собачьи таскаться за Ули.
Рэм вроде и не отказывался поразвлечься, но иногда срывался, и его всё бесило. И девчонки к нему не липли. Боялись, что ли?
Сейчас он смотрел с крыши на просыпающийся город и думал о том, что раньше Ули всегда знал своё место в их странной компании, а теперь Рэму приходится просить его о помощи. А он никогда ему особо не доверял. И вот как вышло.
А что, если кинет? Не придёт? Или, хуже того, сдаст полисам?
– Тлять, я с тобой всю ночь прое… ал! – выдохнул Ули, тихо подкравшись сзади. Он был в отцовской чёрной толстовке с капюшоном, заспанный, злой. – Ты мне торчишь, понял!
– Ты чего орёшь? – нахмурился Рэм. – Я тебя за язык сюда не тащил, ты сам согласился. Отдам, когда заработаю. Там зарплата – знаешь какая?
– Знаю, – огрызнулся Ули. – Ещё двести с тебя. Я комм опять скинул. Вдруг отследят твои последние звонки?
– Да не успели они. Полисы запросы в администрат с утра подают. Там закрыто.
– Это полисы не успели. А бандиты? – Ули упёр указательный палец в ладонь и крутанул его в неприличном жесте.
– Сам ты… – злое словечко Рэм всё-таки сдержал. Если не Ули, то кто ему сейчас поможет?
Ули из-за отца знал всю местную мафию по торговле девочками, детьми, документами.
Ну не подумал Рэм про коммуникатор. У него всегда был один, «белый», это Ули менял свои чуть ли не каждый месяц из-за сделок отца.
Ну а как иначе крутиться? Все эрго отец Ули проводил через малолетку, его ж не посадят, если накроют.
– Пошли, – Ули дёрнул Рэма за руку.
– А они меня не сдадут?
– А им зачем контору палить?
Рэм согласно кивнул и шагнул к узкой пожарной лестнице.
– Стой! – Ули дёрнул его за рукав куртки. – Снимай своё барахло, сильно приметное.
Он стащил через голову толстовку, и Рэм увидел воткнутый за пояс станнер.
Станнер был игрушкой очень недешёвой. И очень желанной для пацанов: не сканируется, и реальный срок за него не дадут. А пользы в драке вагон.
«Ладно, – подумал Рэм. – Всё равно в спецон со станнером не возьмут. Лучше так».
Он снял куртку и, прежде чем отдать её Ули, обшарил карманы. Ничего ценного там не нашлось – презерватив, жвачка с лёгким наркотиком, ковчег в палец длинной. Маленькая религиозная хрень на цепочке. Сестра подарила.
Рэм вспомнил белую взвесь пепла в воздухе. Почему пепел-то был такой белый? И переложил ковчег вместе с жвачкой и презервативом в карман штанов. А потом без сожаления протянул Ули куртку.
Приятель был прав. Куртка приметная. Дорогая. Городская молодь сразу же её опознает. Да и толстовка оказалась теплее: здоровенная, с длинными рукавами – самое то.
Ули поёжился – куртка была ему велика, а кожа псиорга плохо держала тепло. Ничего, он до неё дорастёт, если не прибьют. Наследный бизнес у Ули был человекозатратный.
– Можешь продать, вот и будет тебе 200 эрго, – Рэм оглядел приятеля скептически.
И понял по насупленной физиономии – не продаст. Ули тянуло к богатой жизни, а не к тому, что навязывал отец.
Похожий на отца и на крысу сын, в душе завидовал Рэму. Он хотел быть богатым торговцем.
А Рэм чего хотел? Да ничего. Только чтоб не убили.
Он вздохнул и стал спускаться по лестнице.
На крыше он чувствовал себя почти в безопасности, а вот городские улицы с восходом солнца постепенно превращались в ловушку.
Его могли узнать. Хорошо, что Ули надоумил про куртку.
Мрачные парни в подвале заброшенной школы – высших школ в городе за войну сильно поубавилось, подростки рано начинали работать – даже смотреть на Рэма не стали.
– Эрго есть?
Рэм в толстовке Ули, с капюшоном, опущенным на лицо, кивнул.
Голос подавать не хотелось. Будут перепрошивать социальный чип – всё равно узнают, кто он такой.
Он перевёл продавцу половину запрошенной суммы, так они договорились с Ули.
Остальную сумму за чип перечислит приятель. А хвост ему Рэм скинет уже на другой комм.
Увидев, что деньги пришли, парни успокоились и стали настраивать допотопный биосканер. Здоровенный белый ящик с площадкой биопрошивки, куда можно было засунуть даже башку.
– Руку пихай?
Рэм сунул руку в отверстие сканера по плечо. Так было надёжнее. Хотя перепрошивка возможна и на расстоянии, но сканер уж больно старый.
Руку защекотало, наверно, процесс пошёл. Рэм уже и не помнил, как это было в двенадцать лет, когда ему обновляли чип.
Чип завибрировал, и он поёжился.
Как только администрат отреагирует на запрос полиции, чип станет опасным. Даже перепрошитый, он биологически будет соответствовать данным Рэма. Полисы просто увидят, что теперь ему не шестнадцать, а двадцать один.
Для более серьёзной перепрошивки нужны другие деньги и нормальное оборудование. Эти дураки вряд ли даже в социальную базу его внесут. Битый возраст будет только на чипе. А полная идентификация сразу расставит всё по местам. Главное, слинять, не дожидаясь её.
Если полисы подадут запрос в десять утра, то к обеду администрат уже может выдать разрешение на социальную идентификацию.
А спецон сколько будет торчать на площади? А что, если до вечера? А ему куда прятаться?
А что если у полисов со спецоном всё договорено? Тогда Рэма просто передадут из рук в руки. И что? Тюрьма?
Он покачал головой. Да нет, на тюрьму он пока не набегал. Его просто придушат прямо в обезьяннике. И скажут: недосмотрели, подрался…
– Тащи назад.
Рэм вытащил руку. Потёр невольно – место, где был вшит чип, всё ещё чесалось.
Хорошо, что эти социальные штуки такие маломощные. По чипу идентификация возможна, только если носом уткнёшься в полиса.
Продавец вынул из ящика под столом полицейский сканер и поднёс к плечу Рэма.
Запястье кольнуло: сигнал от перепрошитого чипа дёрнул мышцы.
– Работает? – спросил продавец. – Дёргается рука?
– Да, – отозвался Рэм. – Отвечает.
– Ну, норм, гоните вторую часть денег, – осклабился продавец.
– Ты ничего не менял, только возраст? – уточнил Рэм.
– За что башляли. Права на катер и возраст. А уж твоё дело, чтобы не влететь с этим по горло. Ули сказал, ты линять надумал. А куда?
– Отвали, – огрызнулся Рэм. – Не твоё дело, куда.
– Данные сканера покажи, Мемо? – Ули достал свой комм, но деньги переводить не спешил. – Поди налажал, и никакой возраст не поменялся?
Парни напряглись. Тот, кого Ули назвал Мемо, сутулый и смуглый, неохотно протянул полицейский сканер. Нате, мол, сами проверяйте.
Ули поднёс сканер к собственному плечу, потом к плечу Рэма, хмыкнул и набрал на коммуникаторе вторую половину суммы.
Рэм выдохнул. Развод лохов – дело тонкое, но Ули этих отморозков вроде бы знал. Понятно, что их прошивка была кривая, но тут бы хоть с планеты слинять. А там…
Говорят, что из спецона выдачи нет, суметь бы попасть.
Когда они вылезли из подвала, Рэм отметил, что утро всё-таки наступило. Вылезло лохматое солнце Мах-Ми, Колечко, такое живое и бодрое.
В толстовке сразу стало жарко. Рэм снял шмотку и хотел было вернуть Ули, Хэд с ней, с курткой…
Но тот отпихнул его руку.
– Да бери же!
Рэм не понял, чего приятель дурит. Отцовская же.
– Ты чё, собрался жить только до вечера? – буркнул Ули.
Он был сегодня какой-то дёрганный и злой. И на себя непохожий.
– Да нужна она мне, – пожал плечами Рэм. – Там же форму дадут.
– Завербуйся сначала. – Ули бросил ему шарик жвачки. – Я же сказал – потом сочтёмся.
– Когда – потом?
– Если выучишься удачно и работать начнёшь, там зарплата – эрго немереные, тогда и спишемся.
Рэм про зарплату не думал. Вернее, думал, но мысли сразу перескакивали с денег на опасности, что поджидали в городе.
А ведь сейчас опять придётся идти в центр. А там, наверно, толпа. Сегодня же какой день?
Рэм задумался и понял, что забыл, какой сегодня день.
Его комм был выключен, дэп-подсказки не загорались сами собой, и он потерялся в реальности.
Вот вчера было что? Вчера до всего этого кошмара они с отцом поссорились. И как раз потому, что маячил конец недели, отец требовал отчёт по учёбе, пытал про планы…
Значит, сегодня уже выходной? И на центральной площади стоит уже не только палатка спецона, но и переносные торговые павильончики, играет музыка и молодёжь суетится?
– Хэ-эд, – протянул Рэм и затормозил.
Ули обернулся.
– Чего встал? – спросил он сердито. – Пошли уже. Чё тут тянуть? Если надумал повеситься, не фиг рубашку гладить.
– Натикало сколько? – спросил Рэм.
Ули стукнул пальцем по комму, и над ним загорелись цифры.
– Во-от, – констатировал Рэм. – На площади уже ярмарка. И как я туда пойду?
– Толстовку наденешь, капюшон надвинешь и просочимся. Впервой, что ли? Вспомни, как малолетками на площадь на танцы бегали? Башку в землю и идёшь, как будто тебе надо. Да и народу там пока мало ещё. Пошли!
Рэм вздохнул и натянул толстовку. Надел капюшон, опустил голову.
– Сгорбись ещё, – велел Ули. – Спина у тебя прямая, заметная.
Рэм сгорбился и побрёл за Ули, отставая от него шага на три, чтобы вроде они и не вместе. Если Рэма задержат, то пусть одного, что ли.
Спецоновская шлюпка всё так же висела между зданиями полиции и администрата. Её было хорошо видно – народ только начал собираться на площади.
Торговцы уже установили свои палатки и павильоны, но гравиплатформа для танцев висела в воздухе, в ожидании техников. Они её грамотно приземлят и дадут молодёжи повыпендриваться в условиях меняющейся гравитации.
Это здорово, когда в танце ты становишься вдруг то тяжёлым, то лёгким. И надо угадать это изменение, успеть выкинуть какую-нибудь шутку, пока ты лёгкий.
Рэм загляделся на приготовления. Развлечений в городе было не так-то много, даже ярмарки проводили только на центральной площади, по выходным.
Ули тоже загляделся. И одноклассница застала приятелей врасплох. Рыжая подружка богатенького Сибинского, Рэм даже имя её не помнил.
На несимпатичных – памяти не напасёшься. А у этой и характер был под стать конопатому носу. Девушка ценила не парней, а деньги и шмотки, и Сибинский всё время жаловался, что если бы не её папаша, работающий в администрате…
– А ну, стой! Ты! – взвизгнула девушка.
Нет, узнала она не Рэма, а его куртку. И уставилась на Ули, как на бандита.
– Эй! – закричала она. – Да ты вор! Это же куртка Стоуна! Эй! Ловите его!
Так орать напротив здания полиции могут только полные идиотки. Ули бросился с площади, но зеваки стали оглядываться и затеряться среди них приятелю не удалось.
Рэм услышал сирену, увидел в воздухе полицейский дрон… Хэд, да что б её, эту куртку!
Но что он теперь мог сделать? Ули или сообразит, как удрать, или нет. Рэм ему не помощник, даже наоборот. Если он быстренько свалит с планеты, Ули сможет сказать, что куртку нашёл или купил. Мало ли кто снял её с трупа, и где этот труп.
Полисы же говорили, что Рэм утопился? Вот он и бросил куртку, а сам утопился!
Рэм вздохнул, надвинул пониже капюшон и стал пробираться к палатке спецона, обходя небольшие группки молодёжи.
Может, Ули успеет удрать? Город он знает получше полисов…
«Блин, да это сосед!»
Рэм успел шарахнуться в сторону, и сосед его вроде бы не заметил. Он отирался возле палатки, где собирались дегустировать пиво.
«Хэд, а это что за толпа?»
Рэм старался смотреть вниз, потому и налетел на соседа. Но теперь он поднял глаза и заметил, что вокруг спецоновской шлюпки собралась целая куча парней.
Они окружили вербовщиков и столик так плотно, что Рэм не мог даже разглядеть – что там внутри? А вдруг очередь?
Выходит, служба в спецоне – такая популярная штука? А если набор ограничен и его не возьмут?
Парни и уже совсем взрослые мужики с окраин, это было понятно по немодной одежде, обжали палатку довольно плотно, но пятачок вокруг столика и стоящих рядом спецоновцев оказался свободным.
Рэм сначала протолкался поближе и только тогда сообразил, что очереди нет.
Парни смотрели, негромко переговаривались, но подойти не решались. А он с разгона вырулил прямо к столику. И утренний знакомец, не узнавший его, сгорбленного, с низко надвинутым капюшоном, спросил:
– Хорошо подумал?
Видно, до этого он запугивал парней тяготами спецоновской службы, вот они и мялись в нерешительности. А Рэм…
– Хорошо, – буркнул он.
– Ну, давай тогда документы начнём оформлять.
Спецоновец развернул чат рекрутской службы прямо с военного коммуникатора, здоровенной сколопендрой оплетавшего руку.
У Рэма дыхание перехватило от зависти – такой крутой был этот комм. Он такие и близко не видел, только на голо. И сейчас пожирал глазами метки разных систем связи, маячки спецслужб…
– Руку давай, – заулыбался спецоновец, заметив, как загорелись у парня глаза. – Зовут-то как?
– Рэм Стоун.
Капюшон упал с головы Рэма, и спецоновец нахмурился.
– О, как, – удивился он. – Колись, натворил чего-то?
Он, конечно, запомнил Рэма и их утренний разговор, про то, что пацан никуда не собирается вербоваться.
Рэм помялся и кивнул.
– Украл?
– Девчонку трахнул. Жениться теперь надо.
Зеваки, глазевшие на этот цирк, заржали, но спецоновец даже не улыбнулся.
– Шустрый какой. Может, тебе лучше жениться? Служба – это не сахар. Подумай ещё, а, малый?
– Я подумал, – буркнул Рэм. – Пишите.
– Чё, сильно страшная девка попалась, пацан? – крикнули из толпы «задумчивых».
Рэм косо глянул через плечо, но оборачиваться не стал. Чем меньше его запомнят, тем лучше.
Он нахлобучил капюшон и, потея, стал наблюдать, как спецоновец заполняет документы. Вернее, тот только листал страницы и отдавал команды – сканер сам всё считал и внёс.
Строчку про возраст Рэм проморгал, она быстро скользнула на свою страницу, а вот права о вождении вдруг повисли.
– Универсальные? – спросил спецоновец.
– Ну да, – кивнул Рэм. И подумал: «А какие же права мне эти гады вбили? Ограниченные, что ли? Вода-земля?
Но объяснять что-то было бессмысленно. Автодокумент сам направил запрос в администрат, сам получил расшифровку и, пока Рэм обливался от напряжения потом, проглотил, наконец, строчку с правами.
– Ну, всё, – сказал спецоновец, и Рэм почти выдохнул. – Хочешь – тут постой, хочешь – иди в шлюпку, сейчас ещё одного возьмём, и комплект.
Шлюз чёрной махины был призывно открыт, но защищён радужной побежалостью домагнитки.
Рэм замялся, не зная, как надо действовать в таких случаях. Попросить, чтобы защиту сняли? Или домагнитка его пропустит теперь? Хотя… она ж не кодируется вроде?
– Как одного? – донеслось из толпы обиженное. – Вы же сказали, что четыре места осталось!
– Ну, значит, не на ту строчку глянул. – Спецоновец пожал плечами и хитро посмотрел на Рэма. – Подумаешь, ошибся? Если бы у кого горело…
И тут же загорело у всех.
У стола образовалась очередь, которой так боялся Рэм. Здоровенные парни, гораздо крепче его и явно не приписавшие себе пять лет, не хватавших до совершеннолетия, отталкивали друг друга, стремясь занять единственное свободное место.
Спецоновец поторговался, дал себя поуговаривать и взял троих. А потом эти трое уломали его записать четвёртого.
– Всё равно кто-то из вас вылетит, – сдался спецоновец.
И последние четверо рекрутов тут же уставились почему-то на Рэма.
Похоже, они давно уже сговорились записаться все вместе, но струсили, а тут какой-то пацан, не думая ни секунды…
– Ну что, полетели уже?
Второй спецоновец, что сидел и бесстрастно наблюдал за всей этой суетой, встал, допил кофе из стаканчика и взмахом руки заставил столик сложиться.
– Закругляйся, – сказал он первому. – Скоро обед, я жрать хочу.
Шлюпка откликнулась на его движения, радужная побежалость домагнитной защиты пошла волнами. Вот теперь, похоже, можно было садиться.
Четвёрка новобранцев, записанных последними, потянулась к шлюзу. Они успели насмотреться на окрестности, а вот Рэм не успел.
Он обвёл глазами площадь. Ведь может так выйти, что больше никогда не вернётся на Мах-ми, Бабочку. Такую добрую до войны планету.
В освоенной части галактики много других миров. Неизвестно, куда забросит судьба, и сможет ли он отдать Ули долг, который тот сам себе выдумал?
По эрго-то они почти что в расчёте, вот только неприятности из-за куртки – за это деньгами не рассчитаешься.
Первый спецоновец собрал пустые стаканчики из-под кофе и сунул замечтавшемуся Рэму. (Остальные парни уже сидели в шлюпке.)
– Отдай тем, кто поближе стоит, пусть бросят в утилизатор, – приказал он.
Рэм протянул стаканчики усатому мужику, и тут же раздался визг:
– Да вот он, Стоун! Вот же стоит!
Это была всё та же девчонка. Рядом с ней возвышался полис, крепко держащий Ули за шиворот.
Одноклассниц надо убивать ещё в утробе матери. Нет более гадких девчонок!
Толпа любопытных вокруг пункта рекрутинга уже начала было расходиться, а тут такая движуха!
Самые молодые сразу же потянулись обратно. Развлечений в городе мало, а тут – вдруг да что-то будет?
Рэм закусил губу. Его здесь в лицо знали многие. Узнала девчонка – сейчас ещё кто-нибудь опознает.
Он застыл, не зная, что делать. Бежать? Так толпа не пропустит! Прикинуться идиотом? А толку?
Это тебе не школа, пацан, это полиция. И здание-то вон оно, рядом. Рукой подать.
Полис разглядывал Рэма удивительно равнодушно. Но ведь ориентировка была уже ранним утром? Так чего он тупит?
Паузу держит, скотина форменная!
– Твоя куртка, парень? – спросил полис так спокойно и отстранённо, словно бы никто Рэма и не разыскивал.
Но ведь и ему не послышалось? Или это были не полисы, а переодетые бандюки?
Рэм приободрился.
– Ну, моя. – Главное, чтобы голос сейчас не сорвался. Мол, всё как надо, подумаешь... – Я в спецон завербовался, зачем она мне? Другу вот подарил.
Рэм изобразил улыбку и едва сдержался, чтобы не показать девчонке кулак.
Полис поморщился, посмотрел на сразу поникшую рыжую и отпустил руку Ули.
Тот сразу попятился чутка. Привычный был удирать.
– Точно сам? – уточнил полис.
– Ну вы же видите, – Рэм развёл руками. – Мне форму выдадут. А куртка отличная, носить ещё да носить.
Ему хотелось подмигнуть Ули, но делать этого не следовало.
Полисы – странный народ. Отец учил Рэма, что общаться с ними надо максимально нейтрально и вежливо, чтобы не привязались.
Полис вроде поверил. Он кивнул, шлёпнул по коммуникатору, обвивающему стальной полосой левую руку.
Ему нужно было «закрыть» жалобу, созданную из-за рыжей девчонки.
Ули ещё попятился, собираясь слинять втихаря.
Рэм тоже хотел отступить с честью, но полис, глянув на комм, вдруг подался к нему.
– А ну – стой! – сказал он строго. – Так ты – Рэм Стоун?
Рыжая тут же заверещала, что «он самый», что «она его сразу узнала», но Рэм её почти не слышал. Внутри у него всё похолодело, а в ушах застучала кровь.
Он не ошибся – ориентировка была. Просто полис лоханулся: забыл или не посмотрел сразу. А теперь сунулся в свои бумаги и всё понял.
– А ну-ка, пошли со мной! – рявкнул полис, шагнул вперёд и протянул руку, собираясь схватить пацана за плечо.
Рэм окаменел. Бежать было некуда.
И вдруг он ощутил у себя на плече совсем другую руку. А потом его потянули назад, и он оказался за спиной у спецоновца, загородившего собой Рэма.
– Извини, офицер, парень уже завербовался, – сказал он негромко.
Он был здоровенный, гораздо выше и крупнее полицейского. И его совсем не угрожающая поза дышала такой силой, что полис остановился.
– У меня ориентировка на вашего парня! – набычился он.
– Даже если он кого-то убил, к гражданскому департаменту это дело уже не относится. Присылайте документы в военный, – повёл могучими плечами спецоновец. И уточнил: – Убил?
Полис замялся.
– Да нет, тут, скорее, мелкая кража…
– Ну, тогда и разбираться не будут. Если что – сами отучим всякую мелочь тащить. – спецоновец повернулся к Рэму: – Беги в шлюпку!
Тот огляделся и захлопал глазами. Пока он общался с полисом, все завербованные уже исчезли в шлюпочном нутре. Туда же канули стол, кулер, кресла.
– Но вы можете хотя бы подождать немного, сержант? – засуетился полис. Видно за Рэма обещали большую награду. – Здание полиции – вот оно, мне бы его на десять минут, только акт составить?
Он понимал, что главное затащить подозреваемого в здание полиции, а там уже не его дело, что будет.
«Значит, сержант, – отметил про себя Рэм. Знаков различий на комбинезонах спецоновцев не было. – Неужели согласится? Полис, получается, старше его по званию».
На груди полицейского светились две лейтенантские полоски.
– Извиняй, офицер, – развёл руками сержант. – Можешь на меня всё валить, но пацана отдать не могу. Мы его в спецон записали, а спецон своих не сдаёт.
Рэм сам не понял, как ноги донесли его до открытого шлюза.
Он взялся за чёрный обвод, похожий на наплыв хемопластика вокруг круглого входного отверстия и замер, прислушиваясь к странному теплу, идущему от шлюпки.
Он ещё утром это заметил, а теперь казалось, что шлюпка ещё и дышит тихонько, словно живая.
Рэм погладил обвод. Хемопластик был бархатистый и тёплый наощупь. Снаружи он был матово-чёрный, а внутри светилась золотистая полоса.
А вот до входа оказалось метра полтора. И никакой ступеньки.
Рэм поднял ногу и ощутил под ней невидимую опору.
«Домагнитка, – осенило его. – Точно! Чем быстрее шагнуть, тем плотней она будет держать!»
Рэм кинул тело вперёд и взлетел по невидимым сходням. Сердце запоздало заколотилось так, будто он бежал от дома до площади.
Всё! Он удрал! Хрен этот полис получит с маслицем, а не Рэма!
– Садись, не стой в проходе, – подтолкнули сзади.
Спецоновец тоже забрался в шлюпку, и она сразу же задрожала, герметизируясь.
Впереди, в полутёмном вытянутом нутре было два ряда кресел и проход между ними.
– Это – малая десантная, элька. В неё входит три подразделения по девять рыл, – тихо сказал за спиной спецоновец. – Садись и пристёгивайся. По три – потому что традиция такая. Очень старая, ещё с Земли.
Рэм втиснулся в тесное с виду кресло, и оно тут же раздалось, пропуская его и тут же плотно обжимая тело. Перед лицом повисла прозрачная маска. Вроде бы силиконовая, но упругая, хранящая форму и в подвешенном состоянии.
– Маски можно не надевать! Не растрясём! – донёсся через динамик весёлый голос пилота.
– А почему три? – шёпотом спросил Рэм.
Ему стало зябко, и кресло тут же согрелось.
Спецоновец услышал. Он сел позади Рэма.
– Так было положено, – ответил он тихо. – Три отделения составляли взвод, три взвода – роту; три роты – батальон. Теперь иначе, но традиция осталась. Нет бы уже какое-то кратное десяти число мест сделали, а тут вот – двадцать семь.
– А куда мы летим? – запоздало спросил Рэм.
Когда заполняли бумаги, он даже не глянул, куда их должны направить. Он вообще не читал, что подписывал
– На базу на спутнике, – пояснил спецоновец. – Вам же тесты нужно пройти. Вдруг да и не сгодитесь в пилоты?
– А часто такое бывает? – Рэм ощутил, какой мокрой вдруг стала спина.
Значит, ещё не конец испытаниям?
– Всё в жизни бывает, – сержант уловил напряжение в голосе Рэма и улыбнулся. – Да ты не кипиши раньше времени, – подбодрил он парня.
«Ага, не кипиши», – вздохнул про себя Рэм.
Назад возвращаться было нельзя. Его там уже ждали с самыми крепкими рукопожатиями в виде наручников.
Шлюпка мерно урчала, и желудок Рэма раскручивало в такт этому урчанию. Невесомость то усиливалась, то наваливалась двойная тяжесть.
Рэм затянул потуже крепления, чтобы не приподнимало над креслом, разом ставшим рыхлым внутри. И эта рыхлость всё время подстраивалась под силу тяжести.
Раньше Рэму казалось, что военная техника поднимается так же, как и челноки класса земля-воздух, что возят пассажиров на гравистатические платформы кортов.
Челноки постепенно разгоняясь, увеличивали угол отрыва от земли.
Оказалось, военные шлюпки стартуют иначе. Могут идти почти вертикально вверх, за счёт разницы между магнитным и домагнитным моментом планеты, тогда старт очень быстрый, но с сильными перегрузками.
А могут в щадящем режиме, по спирали. Но всё равно достаточно быстро, и с непривычки подташнивает.
На такой случай в кармашке кресла даже карамельки есть. Всё это объяснил Рэму сидящий сзади сержант.
Карамельки действительно нашлись, кисленькие такие. Рэм сунул в рот сразу три, а бумажку скатал и стал искать, куда бросить.
Сержант показал. У кресла был специальный «карманчик» для мусора.
– А как мне можно вас называть? – спросил Рэм. – А то неудобно как-то без имени.
Ему приходилось чуть оборачиваться, чтобы спецоновец понимал, что он обращается именно к нему, а не к тем, кто сидит впереди.
– Господин мастер-сержант, – отозвался тот. И пояснил: – Имена в спецоне не очень в ходу. А позывной мой тебе тоже пока без надобности.
– А если рядом будет два мастер-сержанта? – Рэм даже развеселился, представив такую путаницу.
– Не будет, – улыбнулся сержант. – Тебе выдадут спецбраслет, и обращаться ты будешь или глядя в лицо, или будешь видеть моё обозначение на браслете. Не запутаешься.
Рэм вздохнул. Ему было немного жалко, что сержант не сказал своего имени. Вроде как не положено, что ли? А на поверку – немного обидно.
Выходило, что Рэм всё ещё «чужой», даже представляться ему нельзя. Наверное, так было правильно. Ведь если он не пройдёт испытаний, то…
Что за испытания? По вождению, что ли?
Так он реально умеет водить катер. Даже угнать сумеет. Есть кое-какие навыки.
Рэм закрыл глаза. Так легче было терпеть выбрыки силы тяжести. Лучше бы уже вертикально стартовали. Быстрее. Меньше мучиться.
Парням впереди Рэма тоже потребовались карамельки. Про них мастер-сержант говорил громко, для всех.
Когда он что-то хотел донести до сидящих в шлюпке, его голос шёл через динамики чёрной матовой стене, на вид точно такой же, какой была и обшивка.
Голос пилота шёл сверху, сержантский – из маленькой пипки с дырками.
Услышав про карамельки, парни впереди закопались, заёрзали. Начали шуршать.
Потом один отшвырнул бумажку, и она поплыла в резко наступившей невесомости.
– Тебя мама мусор убирать не учила? – «громко» спросил сержант. – А ну, подними.
Легко сказать, подними. Кроме ремней пассажиров удерживало само кресло. Из него ещё надо было как-то выбраться. Да и попробуй, поймай бумажку в невесомости.
Из кресла парень кое-как вылез, а дальше начался цирк. Он замахивался, его тащило то назад, то в другую сторону.
Раздались смешки. Нарушитель порядка смутился и хотел сесть, но сержант прикрикнул на него.
– Я сказал – убирай.
И цирк продолжался до того момента, как пилот скомандовал по связи: «Шлюпка-в ангар».
Только тогда сержант разрешил ловцу бумажек занять своё место.
Тот уселся красный и злой, так и не поймав бумажку.
Шлюпка со свистом всосалась в ангар космической станции. Её подхватило силовым полем и потащило среди разноцветных лучей, мигающих шаров и летающих техников в скафандрах. Красиво так.
Рэм с интересом следил за шлюзованием через боковой экран-иллюминатор.
Дырки там, конечно, не было, одна видимость. Изображение проецировалось с бортового компьютера шлюпки.
Сила тяжести сразу восстановилась, прижав Рэма к креслу, и бумажка сама шлёпнулась рядом с её ловцом.
Парень потянулся и подобрал её под всеобщий хохот.
Рэм не то чтобы смеялся громче всех, но сидел ближе, и парень оглянулся на него, недобро зыркнув:
– А ты чего лыбишься?
Рэм, до того старающийся как-то сдерживаться, расхохотался ему в лицо.
Парень набычился. Под черепом вздулись мускулы мозгов в поисках достойного ответа, но придумать он ничего не успел – мастер-сержант велел подниматься и отстёгиваться.
Взрослые мужики, сидевшие в голове шлюпки, уже давно сообразили, что пора отстегнуться, и сразу же повалили к выходу, сметая со своего пути нерасторопных, вроде парня, ловившего бумажку.
Рэм благоразумно сидел, пропуская всех, кому горело выйти побыстрее. Потом встал.
– Эй, малый, – окликнул его мастер-сержант. – Задержись, помоги прибрать?
Пацан остановился с готовностью. Сержант был ему симпатичен. И правильно, что заставил этого наглого парня поднять обёртку.
– Чем помочь? – спросил он.
– Пройдись, посмотри, есть ещё где-нибудь мусор?
Рэм прошёлся до «головы» шлюпки. Мусора не обнаружил. Зато обнаружил два пилотских кресла, не отделённых от «пассажиров» даже условной перегородкой.
Перед креслами была сплошная чёрная панель вообще без маркировки, подёрнутая маревом домагнитки.
Как они управляют? Обозначений же никаких нет?
Каких-то рычагов, кроме подобия джойстиков на подлокотниках кресел, Рэм тоже не заметил.
Он увлёкся. И только подняв голову, сообразил, что все ушли, а они с сержантом вдвоём стоят в голове шлюпки.
И сержант смотрит на него выжидающе, но терпеливо.
– Нету ничего… – отрапортовал он. И добавил неуверенно. – …Господин сержант.
– Это хорошо, – сказал спецоновец. – А вот то, что врёшь – плохо. Так ты украл что-то или от девицы этой рыжей сбежал?
Рэм так и застыл в проходе между креслами.
Спецоновец ждал ответа. Смотрел пристально, и взгляд у него стал неприятный: он сковывал движения, и в животе холодело.
– Я не… – выдавил Рэм и запнулся. Не признаваться же, в самом деле? А как врать, когда на тебя вот так смотрят?
– Ну? – мастер-сержант ещё и нахмурился, прямо-таки припечатывая Рэма к полу.
Тяжесть была совершенно реальная, давящая, словно скачок гравитации. Не сильный, но неприятный.
– Я пошутил про девушку, – Рэм опустил глаза. – Я вообще не брал ничего. Это ошибка. Честно.
– От ошибки в спецон не бегут, – не поверил сержант.
– Ну, хотите не верьте! – Да кто он такой, чтобы перед ним оправдываться!
Рэм насупился и стал изучать пол. Забавный такой – полоса чёрная, в пупырышках, полоса стальная.
Спецоновец вздохнул.
– Я понимаю, что душу ты мне изливать не будешь. Но если стащил что-то, даже ради шутки, то тут так не пробуй. У нас шутники недолго живут.
– Да не воровал я ничего! – взвился Рэм. – Я…
Он замолчал.
– Ты нечаянно? – подсказал мастер-сержант.
– Нет, – огрызнулся Рэм. – Я – совсем никак!
– Ну, тогда иди, – мастер-сержант посторонился, пропуская Рэма. – Но учти – замечу – пеняй на себя.
Тяжесть отпустила Рэма, но неприятный осадок остался.
Ну, вот что ему теперь, до конца жизни оправдываться? Ну, он же не брал ничего!
Рэм уже протиснулся мимо сержанта к выходу, и только тогда в голове стали рождаться какие-то аргументы.
Что это не Рэм виноват, а они сами его дом расстреляли.
Он-то что должен был делать? Своих собственных денег не брать? Да этот юрист – скотина такая!..
Но оправдываться было поздно.
Он вышел во тьму ангара и замер: со всех сторон наплывали лучи и странные призрачные фигуры.
Рисунок Александра Сычева: (https://author.today/u/boeny)
В ангаре пахло железом, скользили световые пятна, трассирующие лучи пробегали морзянкой…
И плавали призраки: раздутые, ни на что не похожие.
Рэм замер, и сержант ткнулся ему в спину.
– Свет включите уже, а, клоуны? – сказал он громко.
Вверху мигнуло, и чей-то усталый голос, усиленный динамиками, отразился от стен:
– Так кабель опять порвали.
– Кто? – удивился сержант.
– Да Илинг, ташип бесхвостый, что б его дакхи съело. Ты б глянул? У меня допуска нет. Марвин за продуктами улетел. А этот опять шлюзанулся жопой в энерговвод. Ну и порвал, наверно.
Сержант вздохнул. Ему ж Рэма надо было куда-то вести. Основная группа уже слиняла.
– Жрать хочешь, малый? – спросил он.
– Я подожду, – с готовностью согласился Рэм. – А посмотреть можно будет?
Он не понимал по тону, сердится на него сержант или уже нет?
– Пошли, – согласился тот. – Видишь меня? – Он включил подсветку на комбинезоне, но тот и без этого светился полосками специальной ткани.
– Вижу, – кивнул Рэм. – Я не потеряюсь.
Мастер-сержант быстро пошёл вперёд по такому же пупырчатому, как в шлюпке полу. Потом остановился и взял Рэма за плечо.
Спросить тот ничего не успел, их потащило вверх. Просто с ровного места. По крайней мере, на вид под ногами не было ничего.
Бац – и Рэм с сержантом взлетели метров на сорок!
Сержант отпустил плечо Рэма, и по пояс исчез в какой-то круглой дыре. Стал возиться там, сопя и тихо ругаясь.
Рэм смотрел сверху вниз, обалдевая от игры теней. Глаза немного привыкли к темноте, и он различал теперь тёмные махины шлюпок, висящие в швартовочных «гнёздах».
Вокруг сновали шары – то ли подсветка, то ли камеры. А напугавшие его призраки оказались автопогрузчиками, на которых высились светящиеся маркировкой контейнеры.
– Ну ты чё там, Астахов? – заорал техник, и мастер-сержант вылез из люка.
– Быстро только кошек едят! – крикнул он в ответ. – Запускай по малой.
– Так не порвал, что ли?
– Нет. Блокировка сработала.
– О, мне тебя Ной послал!
Рэм улыбнулся: техник был той же религии, что и его матушка. Последователь Ковчега. А фамилия мастер-сержанта – Аст… Аст…
Как они вообще это выговаривают?
– Всё, – сказал мастер-сержант, отряхивая руки. – Валим в столовую.
И тут же загорелся свет. Мощный. Сразу со всех сторон.
От неожиданности Рэм вскинул руку, защищая глаза, отшатнулся и… полетел вниз.
– Ну, будешь теперь знать, как с плоскости падать! – мастер-сержант Астахов смеясь втянул Рэма на невидимую платформу.
Он словно бы понимал, где она кончается. Движения были уверенными, точными.
Рэма сержант держал за загривок, как котёнка. Когда пацана дёрнуло вниз, он успел его сцапать. Ну и шею придавил так, что перед глазами у Рэма прыгали искорки.
– Реакция, будь она неладна! – Астахов разжал пальцы, сообразив, что чуть не задушил спасаемого. – Можно было тебя не ловить. Далеко бы ты не упал, тут по контуру домагнитка. Увяз бы, тебя бы техники сняли.
– Спасибо, – выдавил Рэм, борясь с подступающим кашлем.
Он представил, как болтается в воздухе, а его, балагуря, вызволяет техник. Лучше уж так.
– Ноги дрожат? – спросил Астахов.
Рэм покачался на пятках.
– Да нет, вроде.
Но сержант всё равно крепко взял его за плечо, и они полетели вниз.
– Это платформа такая невидимая? – спросил Рэм, чтобы не молчать.
– Плоскость называется. Она видимая, если сбоку смотреть. Но в ангаре неудобно, если что-то обзор перегораживает. А погрузчики и техники её и так видят. На схеме.
Ступив на твёрдый пол ангара, Рэм ощутил, что коленки всё-таки слегка подгибаются. Но страшно уже не было, даже весело.
Он улыбнулся, вспоминая, как чуть не ухнул вниз. Разбиться не сумел, так хоть поржать.
– Чего радуешься? – спросил сержант, чуть сдвинув брови.
– Не знаю, – растерялся Рэм, не сумев по интонации и лицу Астахова определить, положено ему сейчас радоваться или нет? – Может, ему, как и отцу, не нравится такое вот беспричинное веселье? Но ведь не упал же?
Сержант оценил панику в глазах Рэма и фыркнул.
– Вообще-то смех – такая же реакция на стресс, как и страх, – пояснил он.
– То есть, это не плохо? – уточнил Рэм, всё ещё не понимая, как ему лучше себя вести, чтобы здесь не наезжали лишнего.
Всё-таки новое место, неясно пока, какие тут у сержантов понты. Отец когда-то говорил, что в новом коллективе лучше дураком прикидываться. Только не успел научить как.
С сержантом Рэму было интересно. Сверстников среди рекрутов, понятное дело, не нашлось, а те, кто постарше, выглядели туповатыми.
О чём с ними говорить? У Рэма были хорошая школа и нормальный круг общения. Где ему теперь брать темы для разговоров с отморозками с рабочих окраин, которые даже мусор не знают, куда бросать?
А вот мастер-сержант явно многое знал и умел. И если уж с кем поболтать…
– Это хорошо, – сержант смотрел на Рэма внимательно, тоже явно что-то прикидывая про себя. – Хуже было бы, если бы ты бледнел и дрожал.
Платформа приземлилась у круглого шлюза-выхода.
Шлюз был огромный, хоть земного слона проводи. И очень похож на дыру с беспорядочно торчащими из неё проводами и трубами.
По контуру шлюза светились тусклые при полном освещении маячки.
– А зачем такой большой? – спросил Рэм.
Сержант вроде бы не сердился, что он лезет с вопросами.
– Это грузовой выход. Мы так срежем с тобой немного. Я с этим рекрутингом даже позавтракать нормально не успел. А я уже не пацан, мне желудок беречь надо.
– Так есть же реомоложение? – удивился Рэм.
Ему рассказывали, что в армии с этим просто. Если по генам проходишь – государство оплатит.
– Тьфу на тебя, – поморщился мастер-сержант. – Знал бы ты, какая это гадость – реомоложение.
Он потёр плечо, а Рэм отметил про себя, что сержант, наверное, уже реомоложенный. И лет ему больше тех сорока, на которые выглядит. Опытный, значит.
– А обучение будет на этой базе? – спросил он.
Голодный сержант шагал широко, но Рэм не отставал, хоть и головой успевал вертеть за двоих. Есть ему пока не хотелось – слишком много вокруг было нового и непонятного.
Коридор какой-то странный. Вроде металл, но с тёмными островками пластикового напыления. И пол тоже рубчатый. А зачем?
– Да ну тебя, – хмыкнул Астахов. – Сразу прямо учить… Тут, на базе, не каждого учить можно. Сначала пройдёте первичное тестирование, потом мы вас в медцентр свозим, а там уже решат, кого куда.
– А кто не пройдёт тестирование? – этот вопрос у Рэма постоянно в голове крутился.
Он его пытался замаскировать показным равнодушием, но вышло не очень.
– Того на ужин съедим! – прямо-таки обрадовался мастер-сержант и хлопнул ладонью по неприметному пятну на стене.
«Подколол, гад, – обиделся Рэм. – А ведь до этого вроде нормально всё отвечал…»
Пятно вздулось и лопнуло, стягиваясь к краям.
И из этой круглой дыры сразу понеслись разные запахи: мясо с картошкой, кофе…
Рэм ощутил, как желудок проснулся, и пацан, отбросив грустные мысли о неведомом тестировании, быстро проник в дыру вслед за мастер-сержантом.
Помещение столовой было округлое, но не очень-то идеальной формы. Словно его надуло пузырём, а потом помяло слегка.
Там стояли в два ряда десять пластиковых столов, стареньких, побитых. За столами сидели те, кто прилетел с Рэмом. Они уже допивали кофе.
Рэм подошёл вслед за сержантом к окошку раздачи. Такие ещё попадались в дешёвых кафе.
В окошко было видно кухню, большие кастрюли и мужика в белом фартуке, как у мамы.
Пахло вкусно. И выходило, что в убогой на вид столовой работал живой повар – бородатый коротенький дядька. И еда оказалась очень даже съедобная. Суп, мясо. Почти как дома.
Рэм ощутил, что он зверски голодный, и умял всё подчистую. И даже успел пристроиться в хвост к последним «своим». Чтобы не пришлось спрашивать у сержанта, куда идти.
Снова пришлось топать по коридору с тёмными островками поверх металла. Снова его ждал неприметный вход с мембраной. И… острое разочарование.
Им выделили комнату, печально похожую на ночлежку – нары в два ряда, обшарпанные стены, где из-под пластика проглядывал металл.
Только сухо было и чисто.
У прибывших с Рэмом имелись с собой какие-то вещи: мелочевка и одежда на первое время. Карты.
У Рэма не было ничего. Он забрался на верхнюю койку (мест оказалось в два раза больше, чем людей, и лежанка под ним пустовала), завалился на казённый матрас, затянутый пластиком. Уставился в потолок.
– …Сводки последние, дрянь собачья… – донеслось до него. – Видал, чё творят импероиды? Пишут, что Расну – просто с землёй сравняли!
– А ты не слушай красные блоги! Это всё пропаганда!
– Сам ты – пропогандон гнутый!
– Да у меня там бабка в Расне живёт. Три здания там снесли-то всего.
– Ну и пусть три! За мирные-то протесты?
– В Расне? За мирные? Да там взрывчатка в каждом втором подвале зарыта!
– Это тебе тоже бабка сказала?
– Эй, вы там, заткнитесь уже?
Последний голос был совсем взрослый, а до него спорили более тонкими, особенно тот, что орал про пропогандона – визжал прямо.
Рэм привстал, чтобы посмотреть, кто же так визжит?
Парни, что громко ругались, устроились в глубине барака. Их было четверо, и всем едва перевалило за двадцать один. Потому, видно, и решили держаться вместе.
Они и в шлюпке рядом сидели. Но, судя по визгу, мир их почему-то не брал.
Отец говорил, что конфедератов на Мах-ми ещё много, и пропаганду они гонят приличную. Мол, Империя – это дерьмо, надо отделяться или вообще идти под руку Экзотики. Что Аннхелл того и гляди поднимется, а Прат уже даже рванул, там, мол, одни повстанцы. Только, мол, дэпы продажные и правду не пишут.
«Враньё это», – говорил отец. В дэпах полно закрытых каналов. Если бы на Прате действительно началась революция, какие-то голо уже давно просочились бы в сеть.
Конфедераты просто мутили воду. Поначалу с ними соглашались многие, но звериная жестокость бунтов быстро отбила у горожан интерес к революциям. По крайней мере, так говорил отец.
Рэм вздохнул. Они последнее лето с отцом только и делали, что ссорились. Отец постоянно на него наезжал с учёбой, а Ули тащил на крыши, и там было гораздо круче.
Кому нужна школа в войну? В войну полезнее научиться стрелять и делать взрывчатку, чем они с Ули иногда занимались. И даже продавали немного. Ули искал клиентов, Рэм представлял товар. У них получалось вдвоём.
И вдруг всё обрушилось… Спецон, столб огня и пепла…
– А в спецон ты тогда чего полез? Ты чё тут забыл?
Парни продолжали спорить. Вроде бы старше Рэма, а какие тупые…
– А работать мне где? Где, я тебя спрашиваю? Воровать мне, что ли?
– Воровать таких крикливых не берут! – фыркнул Рэм. Он не думал, что парни заткнутся, и в тишине его голос прозвучит громко.
– Это кто тут гавкает?
Кудрявый худой парень подскочил под самые нары Рэма, и пацан узнал его.
Сержант Астахов заставлял этого дурака в шлюпке бумажку ловить.
– А ну, иди сюда, тварь!
Кудрявый рванул Рэма за ногу и сдёрнул вниз.
Плашмя Рэм не упал. Он извернулся в воздухе и приземлился на четвереньки. Но в лицо уже летел кулак, и уклониться не успел бы никто.
Удар в лицо – это не только больно, но и ошеломляюще.
Если тебя сбивают с ног ударом в лицо, твой противник крупнее, и у тебя нет какой-то особенной выучки – встать очень трудно.
Рэм это знал, ему приходилось уже получать вот так же в уличных драках, даже шрам на губе остался.
Но знал он и то, что если драка один на один – вставать надо. Это в него тоже было вколочено крепко.
Он поднялся и ожидаемо был сбит с ног второй раз.
В голове зашумело. Мир сузился до узкого коридора, где ухмылялся кудрявый.
Рэм встал.
– Врежь ему, Рай! Врежь! – заорали приятели.
Кудрявому Раю не нужно было прилагать много усилий, чтобы сбивать с ног пацана, который был легче и меньше ростом, но ударить слишком сильно он тоже боялся.
Всё-таки они были не на улице. И не понятно, как тут относятся к дракам.
Пока кудрявый колебался, не зная, как поступить, Рэм опять встал. И даже успел шагнуть к противнику.
Ему пока даже больно особенно не было. Больше шумело в голове и кружилось.
Он знал, что скоро придёт и боль. Но сейчас ему приходилось преодолевать только тяжесть во всём теле, которая ещё только начинала становиться настоящей болью.
Противник заколебался, и Рэм ухватился за нары, пытаясь отдышаться.
– Да ты сдохнешь когда-нибудь или нет! – заорал кудрявый и замахнулся.
На этот раз Рэм успел убрать голову, и кудрявый врезал по железной перекладине.
Рай взвыл, приятели захохотали.
Следующим ударом Рэму правда опять досталось, но он снова поднялся. И шагнул на оторопевшего противника.
Если бежать некуда, выигрывает тот, кто не сдался. Или умирает. Это закон улицы. Сдашься – всё равно потом не дадут жить.
Рэм упал и встал ещё раз.
Приятели кудрявого, что сначала смеялись, замолкли.
Взрослые мужики, оккупировавшие галёрку, неохотно зашевелились: всё это уже совсем не походило на обычное выяснение отношений между парнями.
Кудрявый, глядя в невидящие глаза Рэма, не выдержал и заорал:
– Да уберите от меня этого психа!
Рэм услышал, как за спиной что-то хлюпнуло, и Рай трусливо попятился.
– Что тут у вас творится!
Это был голос мастер-сержанта Астахова.
Кудрявый юркнул на нижние нары к своим приятелям, делая вид, что он тут вообще не при чём, но и сержант явно непросто так заглянул в барак к своим подопечным.
– А ну, вылазь! – приказал он. – Вам кто разрешил тут драться? Идиоты!
Он прошёл вглубь барака, навис над компанией Рая. Рэм оказался временно скрыт от обидчиков за его широкой спиной.
Кудрявый что-то заблеял, но его оправдания звучали фальшиво.
– В карцер захотели за драку? – хмуро уточнил мастер-сержант.
– Мы не дрались, – сказал Рэм в спину Астахову и вытер кровь с подбородка. – Это я сверху упал. Во сне.
Мастер-сержант повернулся и внимательно посмотрел на пацана:
– Не хочешь сор выносить? – сощурился он, разглядывая разбитую физиономию Рэма. – А ну, марш к медику. Дальше по коридору. Крест на двери увидишь – туда и вали! – Он повернулся к кудрявому. – А вы, ташипы, чтобы приткнулись! Ещё раз увижу…
Рэм понял, что сержант именно видел драку. Значит, в комнате были камеры.
Не повезло кудрявому Раю. Сержант теперь придираться будет. И следить.
Но и Рай от Рэма теперь не отвяжется, чтоб его Белые…
– Тебя отвести? – Астахов взял Рэма за плечо.
– Не надо, я сам, – буркнул тот.
Ему нужно было выбраться в коридор и отдышаться. Не на глазах у сержанта.
– Двадцать метров по коридору и красный крест! – напутствовал пацана Астахов и вернулся к воспитательным мероприятиям.
Рэм вышел из барака и привалился к стене.
Вот так. Ничего. Этот урод кудрявый ещё огребёт. На месте любой горы когда-нибудь будет море.
Лысенький медик смотрел на разбитую физиономию Рэма с понимающей ухмылкой.
– С койки упал? – переспросил он ехидно. – Ну раздевайся, я оценю, что это была за «койка».
Рэм стянул толстовку.
– И что, сержант даже без карцера обошелся? – уточнил медик, разглядывая пацана.
Рэм кивнул.
– Это он зря.
Медик обернулся, и ткнул пальцем воздух над нишей на стене.
По медкабинету разнёсся урчащий звук, и из ниши выполз здоровенный саркофаг медкапсулы.
– Ну, тогда я над тобой поиздеваюсь чутка. Тебе полезно будет, – осклабился медик. – В капсулу ложись, пáдающий куда попало.
Рэм насторожился. Про подобную медицинскую технику он только читал, и не понимал, что в ней может быть опасного.
Но когда голой спины коснулись холодные присоски медицинской лежанки, а купол капсулы начал с шипением закрываться, ему резко стало не по себе.
Стальные захваты, иглы, движущаяся панель сканера – всё было холодное, мёртвое. И с его телом это мёртвое тоже обращалось как с куском пластика.
Фиксаторы впились в шею, холодная игла больно вошла в напряжённые мышцы.
– Вот-вот, – сказал медик, наблюдая, как Рэм безуспешно пытается принять чуть более удобную позу. – В другой раз головой будешь думать, прежде чем… – он хмыкнул. – …Падать.
Рэм сжал зубы. Ну и ладно. От этого явно не умирают. Это же лечебная капсула.
Хотя чисто теоретически пацана тут можно было хоть на органы разобрать.
Кто знает, что на уме у этого больного медика и за что его сослали на эту древнюю станцию?!
Медик расхохотался, заметив неподдельный испуг на лице Рэма. Шлёпнул ладонью по прозрачному пластику, заставляя купол открыться.
– Драться вы почему-то не боитесь, – сказал он, просмеявшись. И протянул Рэму руку. – Выбирайся. Всё у тебя обыкновенно. Переломов и внутренних повреждений нет, но сыворотку я тебе прокапаю. У вас тесты завтра, а ты – как собачонка побитая. Можно бы в капсуле, но с тебя уже хватит. Ложись на койку, подключу тебя к капельнице. Только рукой не двигай. И попробуй поспать.
