«Марк Вяземский самодовольный кретин! Я терпеть его не могу», — не торопясь, аккуратным почерком, вывела карандашом на бумаге Ева.
— Ты внимательно меня слушаешь? — обратился к дочери Филип Котов.
— Конечно папочка, я слушаю тебя. Ты говорил, что Марк возвращается домой, чтобы возглавить только что открывшуюся компанию. Вот только не пойму, причем тут я?
— Я думал, тебе будет интересно это узнать.
— Мне совсем, абсолютно, нисколько, ничуть не интересуют его дела. Я считала, что и в твоей телефонной книжке фамилия Вяземский значиться в черном списке.
Филип почесал затылок и обвел взглядом захламленную комнатушку, которую Ева гордо называла своей мастерской. Он хотел бы сесть, но было не на что. Комната больше напоминала склад макулатуры или сортировочный цех. Мужчина решил, что лучше постоит, ведь в таком беспорядке можно было легко испачкать его дорогой итальянский костюм.
— Ты все еще злишься на него? Прошло столько лет. Пора бы забыть былые обиды, доченька.
Ева подозрительно прищурилась.
— Я бы с удовольствием, но мне это ни к чему. Прошу, не напоминай мне о нем, и так сегодня день был тяжелый. Мои картины никто еще ни разу не купил, а я так надеюсь на это! Мне нечем платить за аренду мастерской.
Филип с сомнением посмотрел на дочь. То чем занималась Ева едва ли можно было назвать творчеством. По его мнению, все эти ее чудаковатые картины больше напоминали обычную детскую мазню, но он никогда не критиковал свою единственную, своенравную, упрямую дочь потому что делать этого категорически было нельзя. Ее творческая и ранимая душа питалась исключительно позитивными эмоциями.
— Если честно, то я подумываю, а не позвонить ли мне твоим деловым партнерам. Возможно, кто-то из них заинтересуется моими картинами.
Филип заволновался и чуть не подвился слюной. Он закашлялся, придя в ужас от мысли, какую славу ему принесут все эти неоновые карикатуры на холсте. Да его же засмеют!
— В этом нет никакой необходимости. Я могу дать тебе денег. Мы ведь вполне себе обеспеченные люди.
Ева покрутила карандаш в руке.
— Мне кажется, что ты забыл о моем желании стать финансово независимой женщиной.
— Я не забыл, просто решил напомнить тебе о такой возможности.
— А еще мне кажется, ты приехал сюда исключительно по делам.
Филип пальцами потер подбородок и выдал истеричный смешок, однако он разволновался, что его затея провалится.
Меж тем, его проницательная дочь с интересом наблюдала агонию отца.
— Не проще сказать правду?
Конечно, проще сказать правду и гордо выслушать все ее нападки, но он не мог уйти ни с чем.
— Ты ведь хотела персональную выставку своих картин? — Филип выдержал паузу для того чтобы оценить реакцию Евы. Убедившись, что она вся во внимании продолжил: — Мы с Александром Вяземским готовы стать твоими спонсорами, так сказать.
И без того большие глаза Евы, от удивления стали еще больше. Да что там, просто на лоб полезли.
— Ты меня разыгрываешь? — с надеждой в голосе поинтересовалась Ева.
— Мы помирились.
Ева прыснула от смеха, но потом вдруг стала серьезной.
— Ты хочешь сказать, что после многочисленных исков, пяти лет судебных тяжб и разбирательств, после всевозможных оскорблений и обид, после того как вы разорвали все дружеские отношения и обвили друг друга врагами, вдруг, вы постигли дзен, а дзен постиг вас?
Щеки Филипа стали красными, а Ева осуждающе покачала головой.
— Разве не Александр назвал тебя выскочкой и хитрованом, который ради денег готов лизать пятки кому угодно, в том числе и ему самому?
— Он сказал все это со зла, о чем, я уверен, теперь сожалеет.
— Вяземские никогда не сожалею. Никогда! Они получают удовольствие, когда оскорбляют, унижают и подчиняют своей воли. Они упрямые, эгоистичные, грубые, злобные, мстительные…
— Ну не преувеличивай ты так! — остановил праведный гнев дочери Филип. — Мы с Александром дружили почти всю жизнь, и я не замечал за ним ничего из того, что ты перечислила.
— Ах да, я вспомнила, как ты назвал его выпендрежником и полнейшим лохом. Но я согласна с тобой, потому что все вышеперечисленное следует отнести на счет его сына.
Ева злобно уставилась на отца.
— Послушай доченька, а ведь временна, меняются, люди меняются, мы меняемся.
— Люди не меняются! — категорично воскликнула Ева.
Филип достал с кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб. Стало легче.
— Видела бы ты Марка. Так возмужал, похорошел, так переменился…
Филип поразился той скорости, с какой его дочь сорвалась с места и подскочила к нему.
— Папа, признавайся, что ты задумал? И почему ты расхваливаешь Марка, которого я считаю самым низким, самым гнусным негодяем, которого можно только себе преставать.
— Понимаешь доченька, дела мои идут не очень хорошо, — он даже поморщился для убедительности. — И Вяземские переживают трудные времена…Сейчас репутация в бизнесе — более ценный капитал, чем деньги в банке. Мы с Александром вдруг обнаружили, что навредили друг другу гораздо больше, чем следовало бы в нашем случае. Словом, в наш бизнес не хотят инвестировать деньги.
— И? — требовательно и горячо воскликнула Ева.
— Мы прикинули, что если бы наши дети поженились, то тогда бы все наконец-то поняли, что былые распри забыты и остались в прошлом.
Сделав возмущенное лицо, Ева громко завопила:
— Ни за что на свете, я на это не подпишусь, понятно?
— Не будь так категорична, доченька. Это будет брак так, для виду. Марк уже согласился и его нисколько не смущает перспектива женитьбы на тебе, скорее наоборот — он очень доволен.
Недовольство на лице Евы сменилось откровенным изумлением.
— Я не верю тебе! Да он, все детство называл меня злобным карликом, который вызывает в нем приступы беспричинной неконтролируемой агрессии.
— Да вы же были детьми, — попытался возразить ей Филип.
В итоге возмущение девушки стало еще сильнее.
— А потом он несколько лет подряд присылал мне эти отвратные открытки с пожеланиями типа: «С праздником Святого Валентина, тебя хомячок. Я уверен, что празднуешь его одна и не с кем не встречаешься, ведь ты станешь редкой занозой в заднице всякого, кто решит связаться с тобой», или «С 8 марта, тебя крокодильчик. Ой, прости ты ведь не женщина еще или в принципе?». И после всего этого, я должна стать его женой? Нет, я лучше при встрече его убью!
Марк проглотил застрявший в горле возмущенный рык и сухо заявил:
— Это исключено! Я вообще-то, собрался жениться на другой девушке. К тому же об этом, я сообщил тебе по телефону.
— Сынок эта свадьба подождет.
— Что? — Марк покачал головой и неожиданно разозлился. — Я сказал, что собираюсь жениться на Анне.
— Потерпит твоя Анна, — заявил Александр Вяземский с присущим ему цинизмом. — На кону семейный бизнес.
— Но это ведь бред! Кто на это поведется?
— Не твоего ума дело. Я всего лишь настоятельно прошу тебя сделать то, что необходимо.
— Я отказываюсь!
Александр погрозил сыну кулаком.
— Я тебе окажусь!
У Марка даже перехватило дыхание, и краска бросилась в лицо. Он ощущал себя школьником, которому грозила порка за непослушание.
Александр заговорил с сыном медленно с расстановкой, будто с умственно отсталым.
— Хоть раз в жизни подумай о чем-то серьезном, а не о крашеных блондинках с коралловыми губками, которые тебе совершенно ни к чему.
— За кого ты меня принимаешь? Я давно вырос и научился самостоятельно выбирать себе правильных женщин. К твоему сведенью, блондинки не в моем вкусе.
— Да мне глубоко чихать на твоих заморских барышень, они у тебя все на одно лицо. Дело твое: сходись, разводись. Но все потом. А сейчас женись на дочери Котова, я тебя прошу!
— С чего ты решил, что она согласиться? — с некоторым смущением поинтересовался Марк.
— Ну, хотя бы потому, что природа наградила тебя: высоким ростом, роскошной фигурой, хорошими зубами, томным баритоном и прочими атрибутами покорителя женских сердец.
Марк сконфуженно поморщился и хмуро сообщил:
— Да ее от меня воротит. У нас это взаимно, знаешь ли.
— Не выдумывай! Вы взрослые люди, как-нибудь уживетесь под одной крышей.
— Так мы что, еще и жить будем вместе?
— Как минимум год.
— Папа, ты и вправду веришь, что женив меня на дочери своего бывшего делового партнера, вернешь себе прежний успех в бизнесе?
— Ты же мне сам говорил, что для инвесторов важна репутация предпринимателя.
— Да, я говорил, что для инвестора важны правила, предсказуемость, понятные риски и очень важна репутация материнской компании, но не думал, что ты воспримешь мои слова, так буквально.
— Послушай сынок, мы с Котовым помирились и решили снова слить наши фирмы воедино, но как выяснилось, теперь с нами никто не хочет работать. Все боятся, что мы снова поссоримся.
Марк не уставал удивляться своему отцу. Чего ему только в голову не взбредет. Он потер глаза и взъерошил волосы.
— Я не понимаю к чему эта дурацкая затея с женитьбой. Я ведь вернулся в Россию, чтобы помочь наладить твой бизнес. Уверяю, что реанимирую фирму очень быстро.
— А потом, ты со своей расфуфыренной красавицей уедешь обратно заграницу, а я останусь с прежними проблемами. Нет уж, лучше давай поступим, по-моему.
— Прошу, не говори о моей девушке в таком пренебрежительном тоне. Я на ней собираюсь жениться!
— Да что ты заладил? Женюсь, женюсь. Я же не отговариваю тебя.
— Не отговариваешь? Твоя просьба не просто невыполнима, я нахожу ее возмутительной! Как только я сообщу ей о твоем безумном плане, Анна бросит меня, не раздумывая.
— Так не говори ей об этом.
— Ты издеваешься надо мной?
— Не бросит она тебя. Будет ждать, как миленькая столько, сколько потребуется.
Внутри Марка разгоралось темное пламя ярости. Он злился на отца, но понимал его. Себя же — нет, не понимал, ведь ему очень хотелось пойти на поводу у чувств, так хотелось! Невольное любопытство влекло его, влекло к ней. И страсть к острым, запретным ощущениям манила его, как некая диковинка.
Марк ничего не мог поделать с собой. Его жизнь давно утратила яркие краски, они жидкими струйками стекали в повседневную обыденность и засыхали, превращаясь пыль. А ему так хотелось вкусить завораживающей энергии, которая покоряла его своим темпераментом и всегда удивляла всплесками эмоций, сводила с ума возмутительными выходками. Он попытался, вспомнить цвет ее глаз. Вот странно: их выражение запало в душу, но цвет, какого они цвета? Ах да, у Евы они ярко-зеленые с темным оттенком. И это имя по праву принадлежит самой необычной девушке в мире. А ведь Марк обещал себе, что не будет больше вспоминать ее имя перед сном.
— Так ты согласен, Марк?
Он молчал, вспоминая слова покойной матери: «Ева избалованная, дрянная девчонка, которая привыкла иметь все самое хорошее, не прилагая к этому никаких усилий. Она бестолковая и шумная. У нее дурной характер, плохой вкус и отвратительные манеры. Не смей говорить с ней, и уж тем более не смотри на нее с таким щенячьим восторгом. Я запрещаю тебе, влюбляется в эту глупую девчонку, сынок».
