Пошла я как-то раз со своей собачкой Жулей гулять в небольшой городской лес.
На самом деле я часто там с ней гуляю. Но этот рассказ про особый случай.
Собачка приютская, щенок 9 месяцев, из которых всего три месяца дома. Шарахается от всего. Боится людей, машин, велосипедов, непредсказуемых детей, громких звуков, колясок, страшных оранжевых дворников с лопатами… Да всего! Но больше всего она боится мужчин. Непреодолимый какой-то страх. Панический.
Гуляем мы, никого не трогаем. Я птичек кормлю, насыпаю им в кормушки семечек и всяческой птичьей еды. Зима: я одета тепло. Закутана так, что, если я повернусь в сторону, вряд ли что-то увижу. Для лучшего угла обзора мне необходимо поворачиваться всем телом. А женщина я крупная. Кроме того, вокруг сугробы, колдобины и лед. Нужно шагать медленно и внимательно, особенно подходя к кормушкам: они развешены на кустах, – пойди, подберись к ним!
Жуля тянет поводок, резко дергая мои руки. Поэтому я просыпаю зерно на землю, вынимая его из кармана. Неудобно. Понемногу начинаю заводиться, хочется быстрее закончить это душеспасительный ритуал, ибо многозадачность в таких условиях тяжело выполнима.
Надо отдельно отметить, что собачка средняя – меньше овчарки, но больше спаниеля. Но силушки в ней несоразмерно много! Особенно если она испугана – дернет, так дернет! Мало не покажется! И кроме опасности в виде льда, сугробов, нужно контролировать и это. Помнить, что в любой момент тебя может уронить на этот лед стихийная природная сила.
Вдруг моя собачка натянула поводок и стремительно полезла в кусты. Взгляд жалобный, полный страха. Включила режим вибрации и трясется вся. Готовится к гибели.
Смотрю в направлении её взгляда – на нас по тропинке идет мужичок предпенсионного возраста. Кругленький такой, с добрыми глазами. А в руках у него плинтус метра три. Я уже издалека поняла, что дяденька очень социализированный: он, только завидев нас, уже улыбается и планирует завести беседу. То, что он хочет причинить нам добро, видно по глазам, выражению лица и открывшемуся для разговора рта.
Надо ли говорить, что моя собака забивается дальше в кусты, запутывая в ветках поводок. Я напрягаюсь, встаю потверже на землю, шире расставляя ноги. Но птиц кормить продолжаю. Надо же, в конце концов, закончить эту благотворительность.
Собака в кустах, я, как борец сумо, топаю ногами, свадебное зерно посыпает наши головы. Мы уже почти залезли в сугроб и кусты. Я, как многорукая богиня, контролирую несколько действий и понимаю, что скоро это погубит меня окончательно.
Планы мужичка, несмотря на моё шаткое положение, не меняются. Он намерен вступить в светскую беседу и ничто его не остановит. Он не замечает моего неудобного положения. Подойдя ближе со своим трехметровым плинтусом, дядечка выставляет указательный палец по направлению к собачке и шуточно начинает ей угрожать, типа – ай-яй-яй! Говорит: «А ты не бойся. Ты подойди к человеку, понюхай: хороший или плохой. А так просто не шарахайся. Поумней будь».
Я понимаю, беседы не избежать, отвечаю: «Она приютская, мужчин боится», – стараюсь повернуться к собеседнику, держа за поводок запутавшуюся в ветках собаку и продолжая вынимать из кармана остатки семечек. Шапка съехала набекрень, я уже вижу мужичка одним глазом. Я думаю, что он сообразит и отойдет на расстояние, которое позволит собаке расслабиться.
