Говорят, что самое вкусное мороженное в мире делают в Бресте и продают у входа в одноименную крепость, которая помнит ещё славные битвы древности, но теперь, её образ жизни похож на её внешний вид: облезлый, с разбросанными где попало киосками с сувенирами и зданиями, которые, как кажется, вот-вот упадут на землю, и всё это трепетное великолепие незыблемости и мужества будет снесено в прах одним маленьких дуновением ветра – но это всё не происходит, и ты замечаешь, как начинаешь хотеть разрушения, и я ухожу от крепости по той же дороге, которой сюда пришёл, так и не сумев взять крепость, хотя, получил понимание, почему крепость было так трудно взять штурмом, когда так легко просто дать убить ей себя самой, что романтично для крепости, но для человека – убого, так как многие из них такие ничтожества, что даже самоубийства в их жизни ничего не изменит, хоть они и сами этого пока не понимают.
Я ещё помню, как бродил по улицам Города, напрасно пытаясь не заблудиться, когда заходил во все кофейни подряд, осматриваясь вокруг, страдая от бесконечного одиночества в толпе абсолютных, уже виденных незнакомцев, описывая всё, что происходило вокруг меня и как я это видел, как вспоминал о (лже)друзьях из прошлой жизни, покупая им подарки, меняя на масло икру, содранную с хлеба, но самое главное – не останавливаясь, а продолжая двигаться вперёд, в поисках того самого мгновения, пережив которое, можно смело умирать, хоть это и не обязательно, и можно продолжать жить, выпивая еспрессо за еспрессо в таких похожих и разных кофейнях, переживая в своём воображении судьбы таких разных и таких похожих людей, и мечтая, кашляя от смеха, и задыхаясь в слезах отчаяния, чтобы это поскорей закончилось, и что бы никогда не кончалось, ведь мало что романтичнее, нежели найти себя на улицах города, о чьём существовании не знал ещё три дня назад – разве что, обрести счастье на родине – хоть это и слишком скучно, поскольку не оставляет места для творчества.
Да, красивее этого может быть только осознание себя на велосипеде, проезжающего на полной скорости, на которую только хватает ног, в Беловежской Пуще, а потом выпивая чашечку отвратительного кофе по-польски, впрочем, сейчас – даже он не плох на вкус – а затем осознать, читая «Почтамт» Буковского, сидя в скоростном автобусе до Бреста, что так ни с кем не познакомился, да и нужно ли тебе это, когда ты здесь и сейчас, и у тебя всё путём – ведь долгая дорога только началась – и можно просто расслабиться, ловя мгновения, и не нужно здесь никаких людей, ни новых, ни старых, ведь в этот миг они для тебя лишь духи, так что, можно лишь вернуться в лоно цивилизации, не выпуская из рук «Почтамта», держа наготове Бродского, на полях произведений которого могут найти себе временное пристанище обрывки диких мыслей, витавших в облаках где-то на антисоветской Советской улице Бреста, в бока которой я смотрел с балкона третьего этажа, на всю соседнюю улицу слушая токийский джаз.
Затем, уже на третий день, когда времени на Город уже почти не осталось, можно увидеть видение его тени, но водитель просит поторапливаться и кто ты такой, чтобы ему перечить, ведь без него ты лишишься кусочка своей дороги, понять мудрёный смысл которой – я сам уже не в силах – так что, на долю маленьких людей остаётся лишь вспоминать о гибели тысяч частиц, предсмертные крики которых эхом отзовутся в воспоминаниях, которые тоже, со временем, померкнут и станут сном, когда-то виденным наяву, но теперь – потерянным навеки.
Всё не так уж грустно.
Всё так красиво.
Так красиво отдаляться всё дальше и дальше от места, где родился, приезжать в новый город, теперь уже – Гродно, о существовании которого ты узнал два дня назад и увидев его понять, что лучше бы уехать отсюда поскорей, а уже через полчаса захотеть остаться жить здесь навеки и встретить старость, разглядев город с другой стороны, заселившись в средневековую ночлежку-клоповник, зато в месте, где, по легендам, был раньше квартал чародеев, всю жизнь посвятившие тому, чтобы скрыть истину своего города от глаз новоприбывших, которым редко где рады по-настоящему во все времена, но однако находятся люди, которые с распростёртыми объятиями готовы помочь – но встреча с этими чудаками – дело большой удачи, которая, несмотря ни на что, раз в десять лет улыбается путнику, который хочет понять на конец, как тут быть.
Этот чудак берёт тебя в велосипедное приключение по затворкам и улицам Гродно, показывая тебе самые лакомые места старых и новых замков, от вида которых душа приходит в тот восторг, про который поэт напишет поэму, но я скажу просто – «и ничего не нужно больше» – ни слов, ни людей, ни смыслов.
Спустя два часа чудес, приходится расставаться и продолжать свой путь в одиночестве, от которого, впрочем, не так уж и плохо теперь, когда снова можешь менять чашки кофе как вдох и выдох.
Как по мне, то для человека, склонного к передозировке кофе вполне обычно заниматься такими житейскими делами, как создание миров.
Я написал «сорок семь разговоров о стене», которые я проводил сам с собой, имея в виду именно стены Гродно, которые, хоть и подозрительно похожи на самые обыкновенные стены, имеют внутри себя некое отличие, о котором я не говорю напрямик, но провожу ad marginem – водя читателя вокруг этого отличая, давая самым догадливым возможность игры проведённой внутри их сознаний, в которую я играю ежедневно; обвожу самого себя вокруг пальца до такой степени, что мне говорят: «Ты не похож на себя» и это правда, потому что самого себя я давно потерял где-то на тех улицах; возможно, он найдёт дорогу домой, но если нет – я обещаю, что буду скучать.
Ночью, когда последние занавес раскрыт, я возвращаюсь ко входу в свой мини-барак недалеко от центра, где сигарету за сигаретой тянет русский из Мурманска, совсем непохожий на тамошних жителей из-за своего исторического образования, свободы во нравах и качественной начитанностью; мы говорим с ним о политике наших столь разных и похожих стран – Украина, Россия – и куда всё это катится; о литературе и о будущем, пока в наш разговоров не вмешались двое поляков велосипедистов, прибывших сюда в один присест из самих пригородов Варшавы, которые тоже были не прочь поговорить о своей стране и о наших родинах.
Так уж вышло, что только в Белоруссии, в Гродно ночью, поляки, украинец и русский могут поговорить у ворот хостела о политике, пропаганде и чести, смешивая всё в одно так, что всякие отличия перестают существовать.
Так длилось часов до двух, пока все мы не отправились спать, а заснув, разошлись каждый в свою сторону, которой для меня была дорога на Минск и ни шагу назад – даже проливной дождь и наставшая после испепеляющая жара не могли меня остановить.
