Издание подготовили
Μ. Л. ГАСПАРОВ, З. Н. МОРОЗКИНА, А. Н. НЕМИЛОВ, А. В. ПАРИН, Ю. Ф. ШУЛЬЦ
Кесарь, подвиги чьи блещут, прославлены,
Царь царей, средь владык высший поистине!
Если б кто захотел с веком твоим сравнить
Век минувший, твое царство — с ушедшими, —
Верь, не могут тебя славой затмить они.
Век златой при тебе снова приходит к нам,
Мир и вера опять, нравственность прежняя,
Жизни вновь чистота вместе с радушием.
Для германцев с тобой вновь величайшая
10 Честь грядет и хвала и, безобразная
Грубость нравов бежит; годы позорные,
Изменившись, блестят среди скиталиц-звезд.[4]
Пляшем мы и поем, и благоденствуем,
И касаемся струн, нам отвечающих.
На чужбине для нас нет недоступного, —
То ль искусством пытать тайны природные
Будем разным, сливать с греческим римское,
Равной мерою все с вящею славою.
Знаньям Рима с тобой слава возвращена,
20 Стал уделом искусств древний опять почет,
В свет выходят опять книга за книгою,
Что создали мужи греки и римляне,
Как и те, кто вблизи нильских живал брегов,
Кто Евфрата владел водами слитыми.[5]
Все открыто теперь небо, и познана
Суша, все, что в краях есть четырех земли,
В свет выходит, — явил это германцев труд,[6]
Научивший письму литер оттиснутых.
При тебе мы поем песни под лиру вновь.
30 Взявши плектры,[7] еще издревле славные,
Мы касаемся вновь звучно-ответных струн.
Так за доблесть почет и по заслугам честь
Пребывает навек блеском украшена,
И всегда средь листвы снова дает ростки.
Это званье взнесли рвеньем до вышних звезд
Греки, также и Рим в этом последовал.
А теперь вот и мы, взяв барбитон[8] идем,
Путь направив за их быстрыми стопами,
Средь холодных небес песни поем свои.
40 Силы дашь мне пока и озарения
И коль примешь мои грубые песни ты,
Украшая виски зеленью лавровой,
Да сочту, что вкусил нектар Олимпа я.
Феб, идущий вплоть до рифейских кручей,
Приводящий ночь с темнотой недолгой,
Возрождая вновь под суровым небом
Зелень лугами,
Видишь: встал Телец к обороту лета
Ближе и, тепло принося с тобою,
Чувствует, — Плеяд прекратятся ливни
В светоче Феба.
И застывший мир обновленный облик
10 Принимает и, звезд возы сгибая
Двух Медведиц, — сам хлад неся, — теплеет
В солнце высоком.
И, воспрянув вся от излитой влаги,
Вновь родит земля нам цветов отраду,
Вся лучась от звезд и ковром блистая
Трав животворных.
Австру ярый враг, по бескрайним водам
Дерзостно Борей не лютует злобный;
Ослабев в борьбе, они робко зыблют
20 Бурное море.
И Зефир, едва милый край покинув,
Веет над землей дуновеньем теплым,[10]
Семена будя, что лежали в почве
Мира немого.
Снова пыл благой ощущают твари
И приемлют брак, чтобы дать потомство,
От чего вовек утверждаться будет
Мир мимолетный.
Все стихии[11] тут обретают формы —
30 Пламенный огонь и земля, и гумор
Горький, и эфир от соседства с Фебом
Блещет яснее.
Кесаря они побудить желают
Нашего, главу в обновленном мире,
Да помыслит он о делах всеобщих,
Близких к упадку.[12]
Говорят, Сатурн в безмятежном мире
Первый поселил племена людские,
При таком вожде на земле повсюду
40 Век золотой был.
А Юпитер, власть у отца отнявший,
Управлял совсем по-иному миром, —
Славою вознес он превыше неба
Древнюю доблесть.
Но тебя наш век да сравнит с богами,
Славного отца царственного сына,
Максимилиан, кому это имя
Подвиги дарят.
И Юпитер мог заградить гигантам
50 В небо путь, когда те начали битвы,
Молнии метнув и спалив на круче
Их сицилийской.
Так твой сын, бразды принимая ныне,
Обуздает пусть ярого тирана,
Ларов алчет кто и пенатов наших,
Все оскверняя.
Мудр, да возродит он руины греков,
В прах разя врага, что лютует злобно,
И высокий мир да объемлет земли
60 Под небесами,
Мир, что иль застыл под холодным небом,
Или раскален от коней Эоя, —
Коих, утомясь, гонит Солнце или
Австр-дожденосец.
Кесарь, на века незабвен пребудешь,
Мне сплети венок многолистный лавра,
Знаком вещих Дельф украшая строгий
Лик песнопевца.
Что бичуешь меня звездным сверканием,
Грудь пронзая мою ярыми копьями?
Мне блаженство суля, молча кивками ты
И походкой своей, Хаза, прелестнее
Девушек прочих,[14]
Их в сарматском краю видели мы не раз
Иль живущих близ вод Рейна прославленных,
Иль — Дуная, мостов не признающего,
Или той, что янтарь брега Балтийского,
10 Варварка, ищет.
Обнажаешь ты страсть сердца дрожащего,
Будешь милой доколь и благосклонною,
И смятенный мой дух лечишь, блестящая,
Изгоняя с лица дивным сверканием
Мрак и унынье.
Феба ясного плектр жаждет тебя, чтоб ты
Позаботилась дать струнам чарующим
Всех напевов красу, в выси эфирные
Пожелавши взнести пламенность гения
20 Легким усильем.
Уступив, воспоют песни мои тебя,
Божество, ты своей блещешь походкою
И в лице у тебя, что и снегов белей,
Сочетались уста цвета пурпурного
С ним нераздельно.
В этих строфах моих ставши прославленней,
Днесь живи, после нас даже известная,
Коль, богиня, к моим ты снизойдешь мольбам,
Неизбывным огнем тело умерив мне,
30 Жаркое ныне.
В краях холодных Ян, возмужав своих,
Которым тяжек северный круг небес,
Где седину Сулонских пиков[16]
Кроют собою снега сарматов,
Враждебный ныне грубым речениям,
Слагаешь песни, духом своим высок,
И мудр, и славен, нам читая
То, чем прославили римлян Музы.
В благом старанье ты продолжаешь днесь
10 Делийца светоч славного изъяснять
И, в хладном неподвижны небе,
Звезды в круженье своем закатном.
Ты продолжаешь нам толковать, почто
Сиянье брата губит рога Луны,
И как, воспрянув на ущербе,
Блещет лучась она полным ликом.
Ты вновь пытаешь, в пятнах что кроется
Луны, — земная ль грязь или моря вид,
Или обилие скитальцев,
20 Эндимион[17] ли, светилу милый.
Ты продолжаешь климат пытать земли,
Что неподвижна в шаре из воздуха,
И поясов земных порядок
Вместе с народами и краями.
Ты продолжаешь дней различать предел,
Что за причина рушит закон ночей,
Чтобы то близкой, то далекой
Цинтий[18] своей восходил звездою.
Ты, безупречный, вновь объясняешь нам
30 Отливы моря ярого, острова,
И почему, бушуя, море
Брегу осадок песка бросает.
Ты вновь стремишься душу венчать свою
Прекрасным нравом, службу страстей забыв,[19]
Минуя пору вожделений,
Коими будешь потом гнушаться.
Имя дал кому конь Пегас крылатый,[21]
Нам открывший всем тот источник чистый,
Из какого пьют всех уста поэтов
Песен усладу,
Мудрые, его все вы чтите, сестры,[22]
Погружая в ток этих вод священных
Чтимые уста, и рождая плектром
Радости ритмы,
Я молю, ему отзовитесь песней,
10 Дивные, его по заслугам славя
Молвите, что есть у него и доблесть
С чувством высоким.
Благородный, он знатных предков отпрыск,
Милостью почтил их король сарматов,
Много званий дал дому он, который
Знатен и славен.
Знаменит, рожден ты под хладным небом,
Емлет где земля долгие извивы
Вислы, разбросав по лугам бескрайним
20 Яркие травы.
Поле там вокруг обтекают воды
Чистые, и бьет вечный там источник;
Скажешь, что стопой выбит он героя,
В честь кого назван.
Он резвился там, быв еще младенцем,
Следуя отцу, обратился после
К сладким Муз трудам, торопясь к твердыням
Высшим Минервы.
И когда подрос за ученья годы,
30 Стал сильнее он и окрепнул телом,
Жизнь увидеть он и познать возжаждал
Мир неизвестный,
И тотчас достиг он венетов гордых,[23]
Изучая там тонкости торговли,
Ими пусть земель осчастливит много,
К ним справедливый.
Адрия простор пересек бескрайний,
Рим, к тебе стремясь, древле город Мира,
А затем уже и к Сивилле Кумской,[24]
40 К Партенопею.[25]
А затем туда, где Борей летящий
Гонит корабли по Лигурской глуби,
Им попутный там, и перелетает
Хладные Альпы.
Тут к германцам он прибывает мощным,
Где течет, струясь, мимо градов дивных
Рейн и где, троясь, он выносит пену
В волны морские.
Наконец, к краям возвращаясь отчим,
50 Перенес в пути приключений много,
Постигая так всю превратность рока
Сердцем отважным.
А затем и мне о хитросплетеньях
Рока говорит и о всяких бедах,
Что всему закон установлен должный
Волею божьей,
И его сокрыть пожелал высоких
Повелитель звезд и зиждитель мира,
Чтоб не мог постичь человек душою
60 Жребий грядущий.
Шел бы разве дух на опасность, если
Знал бы жребий свой, если бы надежда
Не сулила вновь воротиться к милым
Ликам домашних?
В радостях когда б не бывало страха,
Кто бы вынес вид ярого тирана?
Так сливает сам Олимпиец вышний
С радостью горе.
Мудр, единый он наших дел правитель
70 Всех времен, он дал, он один и отнял,
Все, что видеть мы не умеем сердцем
В мраке кромешном.
Создал также он рок неумолимый,
Чтобы всем вещам свойства дать как должно,
Кои пусть придут, хоть закрыты окна,
В должное время.
Лишь недавно, горд и к царю приближен,
Некто был в дворце, всем внушая трепет,
Но внезапно пал,[26] испытав опалу,
80 Все потерявший.
А другой рожден в нищете и сыном
Пахаря с его неподъемной пашней,
Жребием взнесен высоко, отмечен
Высшим почетом.
Алчный, тот решил у восточных индов
Торговать и так преуспеть в торговле,
Но в конце концов, потерпев крушенье,
Тонет в пучине.
Тот в надежде на продолженье рода
90 Скромную жену, как хотел он, выбрал,
Но не дал ему его гений счастья
В милом потомстве.
Этот рад, сынов получив ораву,
Но молчит, крушась о жене бесстыжей, —
Мнимый он отец, и других отцами
Звать подобает.
Тот безбрачье хоть и возненавидел,
Принужден служить алтарям священным,
И несет венец головы он голой,
100 Выбрив макушку.[27]
Этот предпочел частной жизни жребий,
Ненависти полн к гложущим заботам,
Но господский дом и его принудил
Вскидывать фаски.[28]
А другой, живя в своих дедов доме,
Отчую себе завещал могилу,
Но вот изгнан он, и схоронен, бедный,
Где, — неизвестно.
Девушку хранят, надуваясь спесью.
110 Мать с отцом, бегут женихов достойных,
А идет она за кого попало
В пагубном браке.
Шею у того меч рассек, а этот
Заживо сожжен на костре взмятенном,
Тело одного на кресте повисло,
Тот — колесован.
Так бредет, глумясь, пьяным шагом жребий,
Рой забот родя, нам теснящий душу,
И надежды свет благодатный в страхи
120 Он обращает.
Лишь мудрец, коль он не избегнул доли
Этой, все ж презрел этот шум вседневный,
И, души своей обладая мощью,
Был справедливым.
Пусть нехитрым стол будет мой, одежда
Грубой, — чтоб прикрыть мой сопутник — тело,
Крытый дерном дом, что смиряет только
Натиск Борея.
Мил и справедлив, пусть придет приятель,
130 С ним поговорю я светло и тихо,
Пусть разделит он и равно украсит
Жизни теченье.
И, тщету забав далеко оставив,
Пусть услышу я о царях и знати,
Силящихся рок отвратить, не знавших
Радости сердцем.
Но, счастливый, я да увижу неба
Ясные огни, да познаю сущность
Моря и земли, облаков и снега,
140 Ветра причины.
И да обрету я тебя, зиждитель
Сущего, кем мир утвержден огромный
И чьей волей всё обретает облик
Разнообразный.
Он, как дух, разлит, пролетает всюду,
Каждый мира край он одушевляет,
И его узрят и постигнут только
Чистые сердцем.
Позади себя облака оставив,
150 Воспарю один малой точкой, толпы
Осмею людей, что в тревогах алчут
Злата позорно.
Лавр неся, забот я избегну мрака,
Струн настроив ряд и кифару Феба,
Радостен всегда, Муз пока со мною
Благоприятство.
И пока мне жизнь не прервали сестры
Мрачные,[29] — врага одолею — смерть я,
Если наших Муз будет славить Эльба,
160 Рейн хладноводный,
Висла и Дунай, что так долго вьется
По стране, и сам Эридан[30] пространный,
Тибр надменный, Таг, и к самим британцам
Ближняя область.
И о том поет преданно Камена[31]
Цельтиса, тебе, мой Андрей, известный
Высотой ума, чтобы ты приял нас
Сердцем навеки.
Средь восточных ты мне друзей дороже
170 Был всегда, и я покорен твоею
Доблестью, — она высока, пред нею
Время бессильно.
Направляешь зачем ты в цель,
Хаза, пламень, почто тело иссохшее,
Потрясая, ты мучаешь?
Я негодный солдат для непосильной мне
Битвы, дух мой не может, — слаб
И бессилен отбить пламя подобное,
Что вплотную подводишь ты.
Но ведь надо сказать, чем же прелестна ты,
Белоснежный когда в лице
10 Цвет алеет, с каким слилась багрянки кровь, —
Этот цвет, сочетающий
Розы белые все с розами алыми.
Эта дивная женственность
Украшает лицо звездным подобием.
Будь, прошу я, к словам моим
Не суровой уже, став благосклоннее,
И могучий тогда сармат,
Усмиритель коней славный паннонец с ним,
Рейн холодный, от нежного
20 Барбитона твое имя узнают все.
Шлем тебе мы, Филипп, безделки наши,
Без отделки они и безыскусны,
Им с Каменами римлян не сравниться,
И совсем не из недр они Ахейских,
Но внушили их мне под хладным небом
Все же Музы — каламу-неумельцу.[33]
Этот труд ты прими от нас, от меньших,
Ты, кто первый коснулся струн латинских,
О царях и вождях пропеть искусный,
10 И о дерзких забавах — изощренней.
И тебя нелегко похитит старость,
Но потомки тебя прочтут с любовью,
Пока стынет Медведицы телега
Или звезды блюдут свои законы.
Мне довольно, германскому поэту,
Если Рейн меня любит и читает
Майн, в тени виноградников текущий,
Что когда-то мужами был прославлен,
Говорят, что они по крови — греки:[34]
20 Ведь никто лучше их не мечет копий
И всех в пене коней не гонит кругом.
Против греков кто бился, против римлян,
Против скифов, иберов и народов
Диких, в Азии живших возле Понта,
Это родина кельтского поэта,
Что теперь занята толпой, болванов,
Лишь веночки невидные носящих
И лишь капищам преданных Венеры;
Кости чтут и вино они усердней,
30 Чем сокровище книг — святую Мудрость.
Может, все же одобришь ты все это,
Однолетка моя, товарищ давний.
Урс, кто всех мужей образец ученых,
Здесь, где ледяной Волопас лелеет
Двух Медведиц тех, не сходящих к теплым
Водам повозки.
Где Борей, средь льда поднимая бури,
Заставляет стать неподвижно воды
И холодный дол покрывает всюду
Хлопьями снега,
По душе ль тебе среди струн звучащих
10 Облегчать ума треволненья, — Цинтий[36]
Для тебя начнет, ударяя плектром
Мудрые песни, —
Иль тебе умом радостно высоким
Скрытые вещей постигать причины, —
Вмиг к тебе придут греческой Минервы
Разум и речи,
И на крыльях ты, вознесенный выше
Облаков, собой отражаешь небо,
Вышних звезд пути и луны затменья
20 Так постигая.
Смешиваешь ты к исцеленью соки
От болезней, жар облегчить умеешь
И как Махаон[37] утверждаешь в теле
Благость покоя.
При таком вожде убегает немощь
Гиблая и слизь из глубин уходит,
Должный жар когда свой в телах питает
Плодная влага.
Славный, ты живешь в королевском граде,[38]
30 Два других сей град[39] окружают мощный,
И, его деля, омывает Висла,
Там изгибаясь.
Чтит тебя любой горожанин знатный,
Северного двор короля высокий
Также чтит, пока ты ученым духом
Мыслишь о жизни.
Сделай, чтоб к тебе возвратилась крепость
Прежняя и дух, от забот свободный,
Радости беря быстротечной жизни
40 Без суесловья.
Видишь, как спешат дни в своем теченье,
Никнет как в свече обреченной пламя
Трепетное, пыл сходит с лиц, утратив
Жаркую силу;
И не зришь, куда все, что смертно, мчится,
Непроглядный мрак отвратив когда-то,
Или вдруг оно в небеса стремится,
Рея в эфире,
Иль ему сойти к первозданной груде,
50 Образы вещей где сокрыты в прахе,
Ищешь ты пока, истираньем камня
Новые зерна.
Тела тягот так избегает легкий
Дух среди волны Флегетонта[40] в недрах,
Жребия страшась третьего — тирана
Ярого лика,
Близ кого, дрожа, пред тризевной пастью
Цербера застыл и средь Фурий в змеях,
Искупить Эак[41] пока просит вины
60 Скорбною урной;
Иль, блестя, летит он под чистым небом,
Чтобы пить богов безмятежный нектар,
Здесь, блистает где белизною снежной
Млечное небо.
Лживый жребий брось, пусть неверным шагом
Он блуждает сам; ты счастливым будешь,
Если всем делам ты придать сумеешь
Дух безмятежный.
Кормчий мира всем начертал законы
70 Истинные, их исполнять велел он,
Только лишь мудрец принял их без всякой
Сердца тревоги.
В тучах тяжких все не навек застыло
Небо, наконец грозного Борея
Прочь изгнал Зефир, приведя с собою
Радости звезды.
В мире дивном вновь Феб лучистый блещет,
Поднимая ввысь на своей квадриге
Жаркий светоч, мрак удалив, явившись
Благословенней.
80 Пусть с тобою блеск отчей славы будет
И, достойный, ты не присвоишь блага,
Если вдруг к тебе изобилье с полным
Явится рогом.
Чистым у тебя пусть супруги будет
Ложе, от забот пусть избавит алчных,
Все твое пока пребывает сердце
Полным любови.
С нею для тебя пусть растет потомство
Славное, отцу даст прекрасных внуков,
И когда возьмут тебя сестры — Парки, —
Очи закроет.
Делий, Цинтий кого алым сиянием
Оросил, возлюбя, с первых рожденья дней
И Юпитер кому доброй звездой вдохнул
Дар счастливцу тебе ясный и милый всем:
Делий, создан друзей дружбой[43] сарматскою,
Ты дороже для нас кровью отцовскою,
Ты достоин навек всех наших почестей,
Пока вечным путем мчатся созвездия,
Средь сарматских пока блещешь ты юношей
10 Знаньем, — светом для всех, нравов приятностью, —
Словно правит сам Феб Солнца квадригою
И бледнеет звезда менее яркая,
Так приди, — одолеть выси Парнасские
С лирой Феба, с ее струнами звонкими,
Да коснемся святых ныне устами вод
Там, где Висла журчит светлыми струями.
Да придешь увидать светоч Титана[44] днем
И в молчанье ночей звезды лучистые,
И узнать, почему ветер, дыша дождем,
20 Гладь мешает с волной, скалы ломающей.
И народы земель с нами приди воспеть,
Коих зрят небеса грозные смирными, —
Дует Эвр на кого средь розовеющих
Коней, или Зефир — теплых от солнышка.[45]
С песней мы, как друзья, скоро к тебе придем,
Где увидим Харит[46] соединенными
Трех, они только что, руки сплетя свои,
Попирая ногой пляшущей лилии,
С козлоногими там пляшут сатирами,
30 У которых венки — вязи сосновые,
Феб по струнам пока лиры блестящей бьет
И поют Музы в лад хорами кроткими.
Среди них посреди с рожками Эвий[47] сам
Разбавляет вино должными мерами,
И зовет, чтоб они радость несли свою,
И Венеры немой пламень вливали в нас.
Время быстро бежит,[48] и мимолетен век,
Завтра, может быть, мы в прах обратимся все,
Мы, кто тешим сердца нежно любовями,
40 Мы, кто песни поем, духом беспечные.
