Великому Сталину угодливые соратники вмиг доложили о таком кощунстве. Доложили и стали ждать, что же последует. А не последовало ничего. Сталин понял: Аношин — дурак, а дураков он не боялся. Тем более, что когда по его просьбе Аношина спросили, почему он повесил в кабинете свой портрет, а не парсуну вождя, секретарь обкома ответил:
— Входя ко мне коммунисты должны видеть представителя товарища Сталина секретаря обкома Аношина, даже если его в кабинете нет. А вот я обязан всегда видеть товарища Сталина, чистить себя под ним и плыть в революцию дальше.
В самом деле на стене напротив секретарского стола находился портрет вождя.
Губернатор области Леонид Викторович Немцев получил ключи областной власти из рук демократического президента. И тут же начал великие преобразования своего кабинета. Опытные московские архитекторы солидно потрясли бюджетные фонды области. Никто сейчас не скажет, сколько времени не получали зарплату врачи и учителя, пока рождался новый дизайн губернаторской обители. Потом тем же учителям и врачам еще несколько месяцев пришлось потерпеть с деньгами, пока планы преобразования резиденции губернатора воплощались в действительность.
Когда работу закончили, область получила право гордиться своим долготерпением. Новый кабинет украшал не только его хозяина — губернатора, но и всю область, которой он правил.
Бомж, ночующий на железнодорожном вокзале, ханыга, обалдело сидящий в грязи у пивнушки, нищенка в подземном переходе, учитель со сторублевкой в кармане, санитарка больницы с фигой в кошельке в день зарплаты — все могли гордиться рабочим местом всенародно признанного правителя области.
Две сотни квадратных метров на втором этаже здания бывшего обкома партии заняли его обновленные апартаменты. В них не было ничего от казенного стиля советских времен — портретов московских чиновников, обязательной карты области на стене, могучего стада белых телефонов на приставном столе..
Дизайнеры умело подчеркнули другое — богатство, власть, безнаказанность, которые поселились под обновленной крышей. Последнего, скорее всего, не замечал и сам губернатор, но роскошь хором на фоне нищенствовашего города — что может быть более убедительным свидетельством безнаказанности чиновника?
Если говорить о самом губернаторе Немцеве, то он ежедневно входил в свой кабинет с мыслью: не место красит человека. Только его собственное появление в этом месте пробуждало жизнь огромного административного аппарата, посылало во все стороны властные импульсы, и колесики государственной машины, неизбежно замедлявшие ход по ночам, начинали вращаться все быстрее и быстрее.
Ровно в девять, как было положено распорядком вторников, в кабинет Немцева на крыльях вдохновения впорхнул секретарь губернатора Юрий Платонович Харин, состоявший при Немцеве «спичрайтером» — придворным речеписцем. По средам губернатор регулярно общался по радио с населением области. По вторникам завершалась работа над текстом очередного выступления.
Харину трудно было завидовать. Пятьдесят две речи в год для одного только радио — это совсем не мало. Приходилось выкладываться и пахать, пахать. Одни темы придумать, чтобы они не повторялись — офонареешь.
В кабинете губернатора работал телевизор. Немцев просматривал передачи из Москвы, которые для него записал секретарь. Требовалось всегда быть в курсе всех столичных сплетен и дел.
Знаменитый российский телекомментатор Компотов, самовлюбленный учитель несмышленных масс и строгий наставник политиков, был явно недоволен промахами демократических властей.
— Э-а, — косноязычно тянул он жилы из слушателей, — э-а, события последних месяцев, э-э, показывают, а-а, что правительство недооценивает растущее недовольство в обществе, — а-а…
— У него, запор, что ли? — Губернатор недовольно поморщился. — А-а-а… Никак не разродится. Выруби ты его.
Харин пружинистой рысцой протрусил к телевизору, надавил на кнопку выключателя. Повернулся к шефу. Со смешком заметил:
— Вроде бы и Москва, а купили коснязычного. Не могли найти получше?
Немцев понял: его помощник, говоря о кандидатуре «получше» подсказывал: получше — это он сам.
Губернатор криво усмехнулся.
— Покупают, Юрий Платонович, не за талант и умение трепаться, а за послушание. Вот я тебя купил за способности… Постой, постой, может, ты считаешь, что я тебя не купил и ты просто честно служишь идее?
Харин нервно дернулся. Люди интеллигентные — журналисты, артисты, писатели, чьи профессии давно стали товаром, не переносят напоминаний о их продажности. Самые гнусные свои поступки они умеют объяснять стремлением служить большому искусству, собственной творческой индивидуальностью и ее запросами.
— Что молчишь? — Немцев ехидно улыбался. — Так купил я тебя или нет?
— Так точно.
Харин никогда не служил в армии — плоскостопие, слабое зрение — одно к одному. Однако ответил по-военному, поскольку какую часть вопроса подтверждали слова «так точно» на глаз не определишь. А для того, чтобы честно сказать: «Да, меня купили», пороху не хватило.
