С противоположной стороны перед ним открывалась глубокая горная лощина — дикая, пустынная, взъерошенная, — дно которой, заваленное обломками нависших сверху утесов, было едва освещено отсветами лучей заходящего солнца. Рип лежал и задумчиво глядел на эту картину: наступал вечер; горы отбрасывали длинные синие тени и закрывали ими долины. Рип понял, что стемнеет гораздо раньше, чем он успеет добраться до деревни, и, тяжко вздохнув, представил себе грозную встречу, уготованную ему госпожою ван Винкль.
Впрочем, когда он собрался было спуститься с горы, он услышал донесшийся издали окрик: «Рип ван Винкль! Рип ван Винкль!» Рип посмотрел во все стороны, но не обнаружил никого, кроме вороны, направлявшей свой одинокий полет через горы. Он решил, что воображение обмануло его, и снова приготовился к спуску, как вдруг опять услыхал тот же голос, отчетливо прозвучавший в вечерней тишине: «Рип ван Винкль! Рип ван Винкль!» В то же мгновение Волк ощетинился, зарычал, прижался к хозяину и замер, испуганно глядя вниз. Теперь и Рип ощутил какую-то неопределенную тревогу и взглянул в том же направлении. Он увидел наконец странную фигуру, поднимавшуюся вверх по скалам и гнувшуюся под тяжестью ноши. Рип удивился, встретив человеческое существо в столь пустынной и обычно безлюдной местности, но потом решил, что это — кто-нибудь из окрестных жителей, нуждающихся в его помощи, и начал торопливо спускаться в долину.
Приблизившись, он был поражен странной внешностью незнакомца. Перед ним стоял коренастый старик с густой гривой волос и седой бородою. Он был одет по старинной голландской моде: суконная куртка, перетянутая у пояса ремнем, и широкие многослойные штаны, украшенные по бокам пуговицами, а у колен — бантами. Он тащил на плече изрядный бочонок, очевидно наполненный водкой, и знаком попросил Рипа помочь ему. Хотя Рип несколько оробел и не чувствовал доверия к незнакомцу, он всё же со всегдашнею готовностью откликнулся на призыв, — и вот, помогая друг другу, они стали карабкаться вверх по промоине, представлявшей собою, надо полагать, сухое русло ручья.
Во время подъема Рип не раз слышал глухие раскаты, напоминавшие далекий гром. Они доносились, казалось, из глубокого оврага, или, вернее, из ущелья между высокими скалами; к нему-то и вела та неровная, усыпанная щебнем тропа, по которой они взбирались. Рип на мгновенье остановился и, рассудив, что это, должно быть, отдаленный гул короткого грозового ливня, который часто бывает в горах, тронулся дальше. Пройдя ущелье, они вышли в котловину, похожую на маленький амфитеатр. Котловина была со всех сторон окружена отвесными скалами, с краев которых свешивались ветви деревьев, так что снизу можно было увидеть лишь клочки лазурного неба или — порою — яркое вечернее облачко. За все время ни Рип, ни его спутник не проронили ни слова, и хотя первый недоумевал, зачем тащить бочонок с водкою в дикие пустынные горы, он так и не решился обратиться за разъяснениями к старику, ибо в нем было что-то необыкновенное и непостижимое, внушавшее страх и исключавшее возможность сближения.
Добравшись до котловины, Рип увидел здесь немало достойного удивления. Посредине, на гладкой площадке, компания странных людей резалась в кегли. На них было причудливое иноземное платье: одни — в коротких куртках, другие — в камзолах, с длинными ножами у пояса, и все, по большей части, — в таких же необъятных штанах, в какие был облачен проводник Рипа. Физиономии их тоже были необычны: у одного — огромный череп, плоское лицо и маленькие свиные глазки; лицо другого (на нем был белый колпак, похожий на сахарную голову, украшенную красным петушиным перышком), казалось, состояло из одного носа. Все они имели бороды различной формы и различного цвета. Один из них выглядел предводителем; этот дюжий пожилой джентльмен с обветренным лицом носил камзол с галунами, широкий пояс и кортик, а также треуголку с перьями, красные чулки и башмаки с пряжками на очень высоких каблуках. Вся группа в целом напомнила Рипу старинную фламандскую картину в гостиной деревенского пастора ван Шейка, привезенную из Голландии ещё в те времена, когда здесь было основано первое поселение.
Но вот что больше всего поразило Рипа: хотя люди эти, судя по всему, развлекались от всего сердца, их лица оставались неподвижными и все они сохраняли таинственное молчание; никогда ещё Рипу не доводилось присутствовать при такой унылой игре. Кроме стука шаров, которые, едва покатившись, будили в горах громкое эхо, грохотавшее подобно громовым раскатам, ничто не нарушало безмолвия этой сцены.
Когда Рип и его спутник подошли ближе, игроки внезапно прекратили партию и уставились на них неподвижным, мертвенным, как у статуй, взглядом; их лица были такие странные, такие потухшие, что у Рипа екнуло сердце и задрожали поджилки. Между тем его спутник стал разливать содержимое бочонка в большие кубки и знаком показал Рипу, что их следует поднести играющим. Рип повиновался со страхом и дрожью; в глубоком молчании проглотили они напиток и снова возвратились к игре.
Мало-помалу Рип освоился с окружающим. Его страх и тревога прошли. Он осмелился даже (разумеется, только тогда, когда никто на него не смотрел) отведать напитка и нашел, что он имеет вкус отменной голландской водки, Принадлежа по натуре к разряду вечно алчущих, он не выдержал искушения и хлебнул ещё раз, а так как один глоток влечет за собою другой, то он все прикладывался да прикладывался, так что в конце концов сознание его затуманилось, голова отяжелела и опустилась на грудь и сам он погрузился в глубокий сон.
Проснувшись, Рип увидел себя на том же самом зеленом бугре, откуда он впервые заметил вчерашнего старика из долины. Он протер глаза — было яркое солнечное утро. В кустах порхали и щебетали птички; в небе широкими кругами парил орел, рассекая чистый горный воздух. «Неужели, — подумал Рип, — я провел здесь целую ночь?» Он припомнил все, что случилось перед тем, как он задремал. Странный человек с бочонком водки… котловина в горах… дикий уголок среди скал… унылая партия в кегли… кубок… «Ох, этот кубок, — подумал Рип, — этот проклятый кубок! Как мне теперь оправдаться перед госпожою ван Винкль?»
